бурливая вода поднималась на глазах. По ней скользили сломанные деревья и сушняк, будто гроза угробила целую флотилию парусников. Меж деревяшек ловко плыл смытый потоком удавчик в желто-черную полоску. Голова его вихляла из стороны в сторону. Глаза казались очумелыми.
Стешу передернуло.
— Наверх, наверх! — торопил её Федор. — Карабкайся быстрее.
— Не сумею.
— Тогда за мной бреди.
Над ними спешили иссякшие светлые тучи, подгоняемые почти нечувствительным у земли ветром. Было холодно, промозгло, будто в леднике. Оскальзываясь и чертыхаясь, Стеша старалась не отставать от егеря.
— Подвезло тебе, Степанида Кондратьевна. Угостила тебя тайга горячим, аж до слез.
— Обсушиться бы… — сквозь стиснутые от холода зубы проговорила учительница.
Федор подошел к развалинам избы и стал растаскивать бревна.
— Давай помогу, может, согреюсь.
— И то… Мне твое воспаление легких ни к чему. Поняла? — отводя в сторону один из венцов избушки, сказал Федор.
Егерь развел костер, развесил одежду на колышках.
— Ватник — долой, сушить пора. У огня не озябнешь. Только поворачивайся, не застаивайся, Степанида Кондратьевна.
Согревшись у огня, Стеша предалась невеселым мыслям.
Над темно-зелеными увалами застоялись несколько тучек. Освещенные закатом, они очень походили на яхты под алыми парусами. Но и эта живописная картина не тронула душу Стеши. Она думала о том, как же туго пришлось под ливнем Семену. Ведь он один там. Может, ему так плохо, что и жизнь не мила…
Зябко поежившись, Стеша потуже стянула полы ватника. Мир словно ограничился неровным мерцающим кругом света от костра. А дальше ничего не было, кроме кромешного мрака. И оттуда доносились всхрапывающие, всасывающие звуки, издаваемые невидимой рекой, вспухшей от селя.
Пораженная этим гнетущим ощущением, Стеша сказала себе: «Ты приняла решение, ты пошла в тайгу, беспокоясь за судьбу мужа. И веди себя так, как подобает человеку. Страшно тебе? Ты знала — будет страшно. У тебя в грязи лицо и руки. Вставай, умойся, причешись. Это совсем не много. И не думай, будто тебе трудно. Тебе легко. С тобой Федор…»
Она умылась, привела себя в порядок. Её бодрый вид успокоил Федора, который собрался было вновь уговаривать её остаться здесь и не ходить в тайгу. Когда Стеша, умытая и причесанная села у костра перед входом в балаганчик, сооруженный Федором из бревен, егерь глянул на неё с некоторым удивлением, настолько она преобразилась.
Ничего не осталось в ней от прежней Стеши, подавленной предчувствием несчастья, какой она была в лодке, ни от той, растерянной и жалкой женщины, что прискакала на кордон и плакала навзрыд.
Всё в ней теперь стало иным. Сидела она перед костром на бревнышке, словно за званым столом — прямо, и гордая посадка головы подчеркивала её внутреннюю подтянутость. Темные волосы, расчесанные на прямой пробор, опускались вдоль щек и плавным изгибом уходили к затылку. И в их обрамлении ярче выделялся чистый высокий лоб и смелый росчерк бровей. Густые ресницы скрадывали блеск глаз. Нос был прям, а уголки пухлых губ таяли в щеках чуток капризными ямочками.
— Вот это другое дело, — сказал Федор, обрадованный переменой. — А то и не узнать тебя было.
— Не хочу чувствовать себя вдовой.
— Правильно. Вот такой можно идти в тайгу.
Они сидели у костра и ужинали, как ровня — таежники, и егерь порадовался, что у его друга такая жена. Пусть она немного и растерялась поначалу, зато теперь, видно, станет держаться молодцом. Жаль, конечно, что они с Семеном Васильевичем так и не подружились домами. Ведь, наверное, правду говорят, трудно, мол, сойтись двум красивым женщинам, да ещё счастливым…
Утро пришло ясным и светлым.
Они ушли вдоль берега ручья. Слыша за собой размеренные шаги, Федор с часу на час обретал в душе всё большую уверенность, что человек, идущий за ним, не станет обузой
— Вот здесь и свернем, — сказал он, остановившись у серого обезображенного лишайниками большого камня. — Ты, брат, косынкой покройся. Оно хоть время клеща и прошло, а опасаться надо.
Повязав платок, как это делают женщины на покосе, Стеша наивно спросила:
— А где ж тропа, брательник?
Федор не сдержал улыбки:
— Так сквозь чащу и направимся. Тут не сад.
— И скоро придем?
— К вечеру.
— А куда?
— К балагану Антона Комолова.
— Он же сбежал от нас! — удивилась Стеша.
— Вот и разберемся.
— А вдруг не застанем его? Он же был на мысу. Нас увидел — сбежал.
— Следы всё скажут. Ты только всяким мыслям волю не давай. Ни к чему, брат.
— Постараюсь…
— Спрашивай меня обо всём. Спрашивай, спрашивай. А я отвечать стану. Любопытствуй. Поняла?
— Где тропа?
Они углубились в чащу, пробирались неторопливо в густом орешнике, средь высоченных трав, и Федор говорил о том, что охотничья тропа — это скорее выдержанное направление на какой-то ориентир по удобному или привычному пути. В тайге троп, как их понимают горожане, нет и быть не может. Если, конечно, не считать звериных, вытоптанных лосями, изюбрами или кабаньим стадом. Но они не для ходьбы.
Потом Стеша спрашивала его о травах и деревьях, которые попадались на их трудном пути. И он рассказывал до первого привала, а затем они снова отправились в дорогу, и, разговаривая, шли до второго привала, пока на закате не подошли к балагану Комолова.
Антон спал в глубине его на подстилке из лапника. И тут же рядом с ним лежали плащ и котомка инспектора.
Оттолкнув Федора, Стеша проскользнула в балаган
— Здесь! Жив! — и принялась трясти Комолова, который с трудом очнулся от тяжелого забытья. — Где? Где Семен? Да проснись же!
Вытаращив глаза, Комолов уставился на учительницу, словно на привидение.
— Чего вам? — Антон вдруг дернулся к выходу, схватив карабин.
Федор удержал его за шиворот:
— Очнись, Антон! Не медведи мы! Где инспектор?
Комолов тусклым взором ткнулся в лицо Федора, а когда перевел взгляд на Степаниду, то рот Антона дернулся в судороге:
— Чего, чего вам?
— Семен где? Вот его вещи: плащ, котомка. Что с ним? Да говори же! Говори!..
— Подождите, Степанида Кондратьевна! — остановил Шухову Федор.
Егерь посветил фонариком в балаганчик и увидел у стенки пустую бутылку из-под спирта.
— С похмелья Антон, — сказал Федор.
— Оставь его, — проговорила Стеша брезгливо.
«Как бы не так! — решил Федор. — Самое время мне с ним поговорить. Отведу-ка я его к ручью. Там самое удобное место».
Глядя, как Стеша совсем неумело пытается развести костер, егерь не помогал и не мешал ей советами.