«Щербина человек очень почтенный и прямо замечательный, — писал Короленко А. Г. Горнфельду 14 февраля 1916 года, — если принять во внимание огромную силу, употребленную на преодоление трудностей, не существующих для зрячих. Щербина — позитивист до мозга костей. Он или судьба за него сделали то, что хотел сделать мой Максим. Разбил задачу на массу деталей, последовательных этапов, разрешил их одну за другой, получил от этой суммы определенных слагаемых удовлетворение „достижения“, и это закрыло от него дразнящую тайну недостижимого светящегося мира. И он успокоился… в сознании. И уверяет, что он доволен и счастлив без полноты существования. Доволен — да. Счастлив — наверное нет».
Сказание о Флоре, Агриппе и Менахеме, сыне Иегуды*
Рассказ написан в 1886 году и тогда же напечатан в «Северном вестнике», № 10. Он полемически направлен против толстовской проповеди непротивления злу насилием. Спустя четыре года, в 1890 году, Короленко по поводу этого рассказа обменялся письмами с писателем А. И. Эртелем, который увидал в «Сказании о Флоре» (в притче Менахема об ангеле) проповедь того, что «цель оправдывает средства». В своем ответном письме 11 февраля 1890 года Короленко писал: «Нет, я никогда не возводил в правило „цель оправдывает средства“. Вы признаете, что бывают ситуации, оправдывающие средства, к которым прибегают по необходимости, так же, как иная ложь бывает гораздо лучше иной правды (чтобы не ходить далеко, — укажу на такой случай, когда человек направляет убийц по ложному следу). Из этого, конечно, не следует, чтобы можно было ложь возводить в правило. Но в том-то и дело, что, совершенно отвергая очень многие средства борьбы (клевету даже на врага и т. п.), я не признаю силу чем-то дурным самое по себе. Она нейтральна и даже скорее хороша, чем дурна… Я не могу считать насильником человека, который один защищает слабого и измученного раба против десяти работорговцев. Нет, каждый поворот его шпаги, каждый его удар для меня — благо. Он проливает кровь? Так что же? Ведь после этого и ланцет хирурга можно назвать орудием зла…»
Спустя почти тридцать лет после выхода в свет «Сказания о Флоре» Короленко опять вспоминает этот рассказ в ответном письме к толстовцу Журину: «Какие основания у Вас причислять мои убеждения к тому кругу непротивленческих идей, которые проповедовал Толстой во вторую половину своей деятельности (в величайшем из своих произведений „Война и мир“ он, наоборот, проводит ярко противленческие идеи по вопросу о защите родины от чужеземного нашествия)? Если Вы читали мой рассказ, который называется „Сказание о Флоре и Менахеме“… то Вы должны бы видеть, что я с самого начала моей литературной деятельности стоял на точке зрения, резко противоположной толстовскому взгляду на эти вопросы… Я думаю, верю, убежден, что в идеальном образе человека, по которому должна отливаться совершенствующаяся человеческая порода, — негодование и гнев против насилия и всегдашняя готовность отдать жизнь на защиту своего достоинства, независимости и свободы должны занимать нормальное место. И когда я мечтаю, что со временем насилие всякого рода исчезнет и народы, как и отдельные люди, станут братьями, то я жду этого от усовершенствования общественных отношений, которые устранят прежде всего насилие. Но человеческий тип, который создастся в результате периода борьбы за правду, будет не смиренная овца, которую всякий насильник, если бы он явился, мог бы гнать куда угодно, а именно человек, в душе которого мужество не угашено рабским смирением, а только находит другие применения, потому что насилие уже исчезло из взаимных человеческих отношений».
Ночью*
Очерк написан в 1888 году и в том же году напечатан в журнале «Северный вестник», № 12. Очерк носит автобиографический характер и воспроизводит в значительной степени атмосферу и отношения, которые были в действительности в семье Короленко. В лице «фантазера» Васи писатель изобразил самого себя, каким был он в годы детства, — с сильно развитым воображением (до галлюцинаций) и впечатлительностью. Большая голова («Голован») — была особенностью Короленко. В лице «Мордика» зарисован образ его меньшего брата — Иллариона; нянька — портрет старухи, смотревшей за детьми в семье Короленко; «дядя Генрих» — любимый дядя Владимира Галактионовича, Генрих Скуревич, брат его матери. Разговоры детей о том, что «маму хотели у папы отнять, отдать в монастырь…» являются отражением действительной угрозы расторжения брака, нависшей одно время над родителями Короленко (см. «История моего современника», кн. I, ч. I, гл. III — «Отец и мать»).
Судный день*
Рассказ написан в 1890 году. На черновой рукописи имеются пометки Короленко о начале работы — «17 декабря 1890 г. с вечера» и об окончании ее — «31 декабря — 1 января. Канун нового года». Первоначальное заглавие рассказа «Жид, чорт и мельник» с подзаголовком «Может быль, а может и небывальщина» зачеркнуто и надписано: «Иом-Кипур или Судный день». Впервые напечатан рассказ в 1891 году в «Русских ведомостях» №№ 43, 47, 48, 58, 61, 69, 77 По своему содержанию печатный текст значительно отличается от черновика: введены новые сцены, многие диалоги написаны по-иному, украинские слова и обороты заменены русскими Короленко писал впоследствии А. Я. Конисскому, просившему у него разрешения перевести «Судный день» на украинский язык: «Я сам не владею настолько малорусским языком, чтобы с полной уверенностью взяться за такую работу, но, странное дело, — когда я писал „Лес шумит“ и „Иом-Кипур“, то по большей части сам как бы переводил, и черновые оказались до такой степени испещренными малорусскими оборотами и словами, что мне приходилось сильно выправлять их при переписке».
Одно время Короленко хотел сам перевести «Судный день» на украинский язык. Так в письме к И В. Лучицкому 25 января 1893 года Короленко писал: «Насчет „Иом-Кипура“ у меня уже раз спрашивали из Киева, и я не могу и теперь ответить ничего другого:
У меня насчет этого рассказа есть свой план. Хочу попытаться изложить его по-малорусски сам, потом попрошу добрых земляков исправить и издам с картинками, которые у меня вот так и стоят перед глазами… Поэтому пока что должен отклонить предложение о переводе. Разве уж у меня ничего не выйдет». Однако это намерение Короленко осталось неосуществленным. Никаких следов этой работы в архиве писателя не обнаружено.
К писателю неоднократно обращались с просьбой разрешить переделать «Судный день» для сцены. Короленко отвечал на эти предложения решительным отказом. В письме к С. Ф. Соколову от 19 января 1909 года Короленко писал; «…мне самому приходил в голову план такой переделки „Иом-Кипура“ для сцены; говорил мне также Карпенко-Карый, что он серьезно думал об этом (а он был человек опытный в сценическом деле), но что тут встречаются огромные затруднения. Главное из них — чрезвычайная трудность избежать балаганщины. Этого можно было бы избегнуть лишь при серьезной художественной переработке самой фабулы, а это возможно только автору».
В основу рассказа положена легенда, слышанная писателем еще в детстве. В очерке «Ночью» Короленко передает эту легенду — о полупомешанном еврее Юдке, которого унес Хапун.
Тени*
Рассказ начерно написан Короленко осенью 1889 года, которую писатель проводил в Крыму. 17 октября 1889 года Короленко писал жене: «Вчера вечером и сегодня утром набросал небольшой рассказец
