впоследствии — другом. И вот теперь он ухмылялся мне, стоя у края воды, а я не понимал, почему вдруг этот воин, восточный сакс, путешествует на корабле викингов.
А потом я вдруг заплакал. Я плакал, потому что вновь стал свободным, а еще потому что, казалось, никогда в жизни не видел ничего прекраснее этого сурового, грубого, покрытого шрамами лица Стеапы.
Я вышел из воды и обнял его, а он неуклюже похлопал меня по спине. Он все ухмылялся и ухмылялся, потому что был счастлив.
— Какой мерзавец сделал это с тобой? — спросил он, показав на кандалы на моих ногах.
— Я ношу их больше двух лет, — ответил я.
— Расставь ноги пошире, мой господин, — сказал Стеапа.
— Господин? — Сверри услышал и понял это саксонское слово.
Он поднялся с колен, сделал к нам неверный шаг и спросил меня:
— Он назвал тебя господином?
Я молча взглянул на Сверри, не удостоив его ответом, и он снова опустился на колени.
— Кто ты? — испуганно спросил мой бывший хозяин.
— Хочешь, я его убью? — прорычал Стеапа.
— Пока не надо, — ответил я.
— Не забудь: я оставил тебя в живых, — взывал ко мне Сверри, — я тебя кормил!
— Умолкни! — велел я ему.
И он подчинился.
— Расставь ноги, мой господин, — повторил Стеапа. — И хорошенько натяни цепь.
Я сделал, как он велел, попросив:
— Ты уж поосторожнее.
— Поосторожнее! — передразнил меня великан.
Потом размахнулся топором, и большое лезвие, просвистев возле моего паха, врезалось в цепь. Удар оказался таким сильным, что я покачнулся.
— Стой неподвижно, — велел Стеапа.
Он размахнулся снова, и на сей раз цепь лопнула.
— Теперь ты можешь ходить, мой господин, — сказал Стеапа.
Я и вправду мог ходить, хотя за мной волочились звенья перерубленной цепи.
Подойдя к убитым, я выбрал себе два меча.
— Освободи этого человека, — велел я Стеапе, показав на Финана.
Великан перерубил его цепи, и Финан с улыбкой побежал ко мне.
Мы уставились друг на друга — в глазах у нас блестели слезы радости, — а потом я протянул ему меч. Мгновение ирландец смотрел на клинок, будто не веря своим глазам, а затем вцепился в рукоять и завыл, как волк, глядя в темнеющее небо. Потом обнял меня за шею и заплакал.
— Ты свободен, — сказал я ему.
— И я снова воин, — ответил он. — Я Финан Быстрый!
— А я Утред.
Я впервые назвался этим именем с тех пор, как в последний раз был на этом берегу.
— Меня зовут Утред, — повторил я, на сей раз громче, — и я лорд Беббанбурга.
Я повернулся к Сверри, чувствуя, как во мне поднимается волна гнева.
— Я господин Утред, — сказал я ему, — тот самый человек, который убил Уббу Лотброксона в битве у моря и отправил Свейна Белую Лошадь в пиршественный зал мертвых. Я Утред!
Теперь ярость уже буквально захлестнула меня.
Подойдя к Сверри, я клинком меча запрокинул его голову назад.
— Я Утред, и отныне ты будешь называть меня господином!
— Да, мой господин, — проговорил он.
— А он Финан Быстрый из Ирландии, — сказаля, — и его ты тоже будешь называть господином!
Сверри посмотрел на Финана, но не смог выдержать его взгляда и опустил глаза.
— Мой господин, — обратился он к ирландцу.
Мне хотелось убить работорговца, но я полагал, что его никчемное существование на этой земле еще не подошло к концу, поэтому удовольствовался тем, что взял у Стеапы нож и распорол рубашку Сверри, обнажив ему руку. Он дрожал от страха, ожидая, что ему сейчас перережут горло, но вместо этого я лишь вырезал на плече у Сверри букву S, а потом втер в рану песок.
— А теперь скажи мне, раб, — проговорил я, — как расковать эти заклепки? — И постучал ножом по цепям на своих лодыжках.
— Мне нужны инструменты, такие как у кузнеца, мой господин, — сказал Сверри.
— Если хочешь жить, Сверри, молись, чтобы мы их нашли.
Стеапа послал воинов в разрушенный монастырь, где наверняка имелись подходящие инструменты, потому что люди Кьяртана заковывали там в цепи своих рабов. Финан же тем временем развлекался, убивая Хакку, потому что я не позволил ему прикончить Сверри. Рабы-скотты в благоговейном ужасе наблюдали, как кровь Хакки стекает в море рядом с вытащенным на берег «Торговцем». Затем Финан исполнил танец победителя и спел одну из своих диких песен, после чего убил остальных членов команды Сверри.
— Как ты здесь очутился? — спросил я Стеапу.
— Меня послали на твои поиски, мой господин, — гордо проговорил он.
— Послали? Кто тебя послал?
— Король, конечно, — ответил он.
— Тебя послал Гутред?
— Какой еще Гутред? — озадаченно переспросил Стеапа. Похоже, он впервые слышал это имя. — Нет, господин. Король Альфред, конечно.
— Тебя послал Альфред? — Я уставился на него, открыв от изумления рот. — Неужели Альфред?!
— Да, Альфред послал нас, — подтвердил великан.
— Но это же датчане! — Я показал на команду, которая высадилась на берег вместе со Стеапой.
— Некоторые из них — датчане, — кивнул Стеапа, — но большинство — восточные саксы. Нас послал Альфред.
— Вас послал Альфред? — вновь повторил я, зная, что говорю бессвязно, как дурак. Но это просто не укладывалось у меня в голове. — Альфред послал датчан?
— Дюжину датчан, мой господин, — сказал Стеапа. — И они здесь только потому, что последовали за ним.
Он показал на капитана в крылатом шлеме, который теперь шагал обратно к берегу.
— Он заложник, — проговорил Стеапа так, как будто это все объясняло, — и Альфред послал меня с ним, потому что за этим человеком нужен глаз да глаз. Я его страж.
Заложник? Какой еще заложник?
И тут я вспомнил, чьей эмблемой было орлиное крыло, и, спотыкаясь, ринулся навстречу капитану красного корабля. Мне мешали цепи, волочащиеся следом. А приближающийся воин снял крылатый шлем, и я едва видел его лицо, потому что в глазах моих стояли слезы. Но я все-таки прокричал его имя:
— Рагнар! Рагнар!
Он засмеялся, когда мы сошлись, обнял меня, крутанул, снова обнял, а потом оттолкнул.
— Ну и воняет же от тебя, — сказал он. — И вообще, ты самый уродливый, самый волосатый и самый вонючий ублюдок, которого я когда-либо видел. Мне бы следовало бросить тебя крабам, но какой приличный краб не почувствует к тебе отвращения?
Я смеялся и плакал одновременно.
— Тебя послал Альфред?
— Да, но я бы ни за что не согласился тебя искать, если бы знал, в какое грязное дерьмо ты превратился, — ответил Рагнар.
Он широко улыбнулся, и эта улыбка напомнила мне его отца, силача и весельчака.
Рагнар снова обнял меня и от души сказал:
— Рад видеть тебя, Утред Рагнарсон.