безжалостными убийцами женщин и детей, но разве смогу я поведать людям правду и уличить во лжи священников?

Гутред в тот день был радостно возбужден и счастлив. Он без умолку болтал, смеялся собственным шуткам и даже пытался вызвать улыбку на похожем на череп лице Ивара. Тот говорил мало, если не считать советов, которые давал своему сыну насчет соколиной охоты.

Гутред одолжил мне своего сокола, но поначалу мы ехали по лесистой местности, где сокол не мог охотиться, в отличие от его ястреба-тетеревятника, который сбил двух грачей, настигнув их среди веток. Гутред приветствовал каждое убийство радостным воплем. Только когда мы достигли открытой местности у реки, мой сокол смог высоко взлететь и нырнуть вниз, чтобы ударить утку. Но он промахнулся, и утка улетела в безопасное укрытие среди зарослей ольхи.

— Сегодня у тебя неудачный день, — сказал мне Гутред.

— Скоро у всех нас может испортиться настроение, — ответил я и указал на запад, где собирались тучи. — Надвигается гроза.

— Надеюсь, она будет сегодня ночью, — отмахнулся Гутред. — И мы успеем вернуться до наступления темноты.

Мы отдали своих птиц слугам. Теперь река была слева от нас, а развалины монастыря Гируума виднелись впереди — на речном берегу, на возвышенности над солончаками. Сейчас был отлив, и плетеные верши тянулись в реку, впадавшую в море неподалеку отсюда.

— У Гизелы лихорадка, — сказал Гутред.

— Я слышал.

— Эадред обещал дотронуться до нее тканью, покрывавшей лицо святого Кутберта. Он говорит, что это вылечит ее.

— Надеюсь, что так и будет, — ответил я, не желая спорить.

Впереди нас ехали Ивар и его сын с дюжиной своих людей, облаченных в кольчуги.

Помню, я еще подумал, что если они сейчас вдруг повернутся, то смогут легко прирезать и Гутреда, и меня. Поэтому я подался вперед и проверил, в порядке ли королевский конь, чтобы в случае чего Ульф и его люди могли к нам присоединиться.

Гутреда позабавила моя бдительность.

— Ивар не враг, Утред.

— Однажды, — сказал я, — тебе все-таки придется его убить. И с того дня, мой господин, ты будешь в безопасности.

— А разве сейчас я не в безопасности?

— У тебя есть лишь малочисленная и необученная армия, а Ивар снова соберет людей. Он будет нанимать датчан с мечами, датчан со щитами, датчан с копьями до тех пор, пока опять не станет повелителем Нортумбрии. Теперь он слаб, но он не всегда будет слабым. Вот почему ему нужен Дунхолм. Это снова сделает его сильным.

— Знаю, — терпеливо проговорил Гутред. — Я все это знаю.

— Тогда скажи, если ты выдашь Гизелу за сына Ивара, сколько новых воинов это тебе даст?

Он недовольно посмотрел на меня и спросил:

— А сколько человек можешь привести мне ты?

Но не стал ждать ответа, а пришпорил коня и поспешил вверх по склону к разрушенному монастырю, который Кьяртан и его люди использовали в качестве жилища. Они соорудили меж каменных стен соломенную крышу, а под крышей имелись очаг и дюжина настилов, на которых можно было спать. Люди, жившие тут, вернулись в Дунхолм, прежде чем мы пересекли реку, двигаясь на север, и длинный зал был теперь пуст. Очаг остыл.

За холмом, в широкой долине между монастырем и старой римской крепостью, на мысу, находились загоны для рабов, огороженные только плетнями. Сейчас все загоны были пусты.

Несколько человек жили наверху, в старой крепости, и они обычно зажигали на маяке огонь, которому полагалось освещать всадникам путь к реке. Я думал, что это делалось исключительно для удобства датчан, разъезжавших по землям Кьяртана, однако сейчас под холмом, на котором находился маяк, там, где река Тайн делает поворот к морю, одиноко стоял на якоре какой-то корабль.

— Посмотрим, что за дела его сюда привели, — угрюмо проговорил Гутред, как будто появление корабля было ему очень и очень не по душе.

Король приказал своей страже повалить плетеные изгороди и сжечь их вместе с соломенной крышей.

Глядя, как люди начинают работать, Гутред ухмыльнулся мне:

— Посмотрим, что там за корабль?

— Наверняка торговый, — ответил я.

То был датский корабль, потому что никакой другой не приплыл бы к этому берегу, но явно не военный — его корпус был короче и шире, чем у любого военного судна.

— Тогда давай скажем капитану, что отныне здесь больше не будет никакой торговли, — проговорил Гутред. — Во всяком случае, торговли рабами.

Мы с ним поскакали на восток. С нами отправилась дюжина людей, в том числе Ульф и Ивар с сыном. Позади тащился Дженберт, который все время убеждал Гутреда начать отстраивать монастырь.

— Мы должны сначала закончить церковь Святого Кутберта, — ответил ему король.

— Но здешнее здание можно восстановить, — настаивал монах, — и это священное место. Сам Беда Достопочтенный жил здесь.

— Со временем монастырь будет отстроен, — пообещал Гутред.

Потом он остановил свою лошадь у каменного креста, который был сброшен с постамента и лежал, наполовину похороненный в земле, поросший травой и сорняками. То был прекрасный образец резьбы по камню — в узоре переплелись изображения зверей, растений и святых.

— И этот крест тоже будет снова стоять, — сказал Гутред, после чего кинул взгляд за излучину широкой реки. — Славное место.

— Да, — согласился я.

— Если монахи вернутся, мы сможем снова сделать его процветающим: рыба, соль, зерно, скот. Как Альфред получает деньги?

— С помощью налогов, — ответил я.

— Он облагает налогами и Церковь?

— Да, хотя Альфреду подобное и не по душе. Но он делает это, потому что жизнь сурова. В конце концов, церковники должны платить, чтобы их защищали.

— Альфред чеканит собственные деньги?

— Да, мой господин.

— До чего же все-таки непросто быть королем, — засмеялся Гутред. — Может, мне стоит как-нибудь навестить Альфреда? Попросить у него совета?

— Ему бы это понравилось, — ответил я.

— Думаешь, он радушно примет меня? — осторожно поинтересовался Гутред.

— Да.

— Несмотря на то, что я датчанин?

— Благодаря тому, что ты христианин, — пояснил я.

Король обдумал мои слова, а потом поехал туда, где тропа петляла через топь и пересекала маленький мелкий ручей, — там два простолюдина ставили ловушки на угрей. Они опустились на колени, когда мы проезжали мимо, и Гутред приветствовал их улыбкой. Ни один из них не увидел этой улыбки, потому что оба низко склонили головы.

Четыре человека вброд сошли с корабля на берег. Ни один из них не носил оружия, и я предположил, что они хотят просто поприветствовать нас и сообщить, что пришли с миром.

— Скажи, — внезапно заговорил Гутред, — Альфред особенный, потому что он христианин?

— Да, — ответил я.

— Чем именно он отличается от других?

— Он полон решимости быть хорошим человеком, мой господин.