никогда не родит. Она молилась Лаханне, как делали все бездетные женщины, и совершила паломничество в Каталло, где Санна, колдунья, дала ей съесть травы, и уложила на всю ночь завёрнутой в окровавленную шкуру только что убитого волка. Камабан появился спустя девять лун, но был рождён калекой. Его мать защищала его, но только знак полумесяца на его животе убедил Хенгалла пощадить мальчика. У матери Камабана больше не было детей, но она любила своего волчонка-сына, и когда она умерла, Камабан выл как осиротевший зверёныш. Хенгалл ударил сына, чтобы заставить замолчать, и с отвращением приказал выбросить уродца за стены Рэтэррина.

— Ты голоден? — спросил Галет мальчика, — Я знаю, что ты умеешь говорить, — произнёс он, не дождавшись ответа. — Ты голоден?

— Я всегда голоден, — ответил Камабан, глядя из-под копны спутанных волос.

— Лидда принесёт тебе поесть. Где оставить еду?

— В-в-возле реки, — сказал Камабан, — там, где умер сын Хирэка.

Все знали это мрачное место вниз по течению от селения. Там утонул сын главного друида, а заросли терновника, выросшие среди ольхи и ивы, Хирэк объявил духом своего сына, росли среди ольхи и ивы.

— Не здесь? — спросил Галет.

— Здесь тайное место! — свирепо ответил Камабан, затем указал на небо. — Смотри! — возбуждённо произнёс он. Галет посмотрел, и ничего не увидел. — С-с-столб! — Камабан заикался. — С-с-столб!

— Столб? — Галет снова огляделся. Потом он припомнил, что был один столб в жертвеннике слева от Старого Храма. Он был привычным ориентиром, выступавшим и наклонившимся из зарослей орешника, но теперь он сломался. Нижняя его часть всё ещё была в земле, но верхняя лежала среди кустов разрушенная и обугленная.

— В него ударила молния, — сказал Галет.

— Слаол! — произнёс Камабан.

— Не Слаол, а Раннос, — сказал Галет. Раннос был богом грозы.

— Слаол! Слаол! — сердито настаивал Камабан.

— Ну хорошо, Слаол, — доброжелательно согласился Галет. Он поглядел сверху вниз на лохматого мальчика, чьё лицо исказилось от гнева. — А что ты знаешь о Слаоле?

— Он г-г-говорит со мной, — ответил Камабан.

— Говорит с тобой!? — Галет притронулся к паху, чтобы отвести немилость богов.

— Иногда всю ночь. И он очень сердился, потому что Л-ленгар вернулся и з-з-забрал сокровища.

— Откуда ты знаешь, что Ленгар взял сокровища?

— Потому что я следил за ним! Я был здесь! Он пытался убить Сабана и не видел меня. А я был здесь! — Камабан развернулся и юркнул обратно в кусты орешника. Галет последовал за ним, проползая по ходу, протоптанному в траве, к месту, где Камабан свил шалаш из гибких ветвей.

— Здесь я живу! — Камабан вызывающе взглянул на своего дядю. — Я с-с-страж Храма!

Галет едва не расплакался от жалости к торжественному хвастовству мальчика. Его постелью была куча промокшего папоротника, возле которой лежало его нехитрое имущество: череп лисицы, разбитый горшок и крыло ворона. Его единственной одеждой была истлевшая овечья шкура, пахнувшая как яма дубильщика.

— И никто не знает, что ты здесь живёшь? — спросил Галет.

— Только ты, — доверчиво ответил мальчик. — Я даже Сабану не г-г-говорил. Он иногда носит мне еду. Но я велел ему относить её к реке.

— Сабан носит тебе еду? — удивился Галет и одновременно обрадованный. — Так ты говоришь, что Слаол здесь разговаривает с тобой?

— К-к-каждый день!

Галет улыбнулся этому вздору, но Камабан этого не заметил, так как он повернулся и забрался дальше в листву, откуда из потайного места он вытащил короткий лук. Это был лук Чужаков, лук странника из полосок дерева и оленьих рогов, обвязанных сухожилиями.

— Л-л-ленгар использовал его прошлой ночью, — сказал Камабан. — Ч-ч-человек всё равно умирал. Зачем я нужен Хирэку? — спросил он после небольшой паузы, выглядя взволнованным.

Галет заколебался. Он не хотел говорить, что Камабана принесут в жертву, хотя быть для требования Хирэка не могло быть другой причины.

— Он хочет убить меня, — спокойно произнёс Камабан. — Так ведь?

Галет неохотно кивнул. Ему хотелось посоветовать своему отверженному племяннику сбежать, уйти на запад или на юг в леса. Но что хорошего даст такой совет? Ребёнок в любом случае умрёт, пойманный зверями или захваченный работорговцами, так пусть лучше он будет отдан Лаханне.

— Ты пойдёшь к богине, — сказал Галет. — И ты превратишься в звезду, и будешь смотреть на нас!

— Когда? — спросил Камабан, словно застыв от обещания дяди.

— Я думаю, что завтра.

— Ты можешь с-с-сказать Хирэку, что утром я б-б-буду в Рэтэррине, — мальчик хитро улыбнулся Галету. Он развернулся и затолкал ценный лук в тайник. Там были припрятаны и другие вещи: пустой колчан странника, змеиная кожа, скелет убитого ребёнка, кости с нацарапанными по краям рисунками, и, самое ценное, два маленьких золотых ромбика, которые Камабан стащил, когда Ленгар погнался за Сабаном. Сейчас он взял эти ромбики и крепко сжал их в кулаке, но не показал Галету.

— Ты думаешь, что я дурак, так ведь? — спросил он Галета.

— Нет!

— А я д-д-дурак, — произнёс Камабан. Он дураком Слаола, и у него была мечта.

Но никто ничего не замечал, потому что он был изуродован. И его должны были убить.

На следующее утро два человека по указанию Нила выкопали неглубокую могилу в храме Лаханны рядом с внешним кругом столбов. День, как все согласились, был благоприятен для жертвоприношения, так как облака оставшиеся от бури быстро рассеивались, и Лаханна показывала своё бледное лицо на небе Слаола. Появилось несколько темнеющих туч, когда толпа собралась вокруг пяти кругов храма, и некоторые испугались, что Хирэк отложит жертвоприношение, но его должно быть не беспокоили облака, и, наконец, танцующие появились из высокой хижины друида. Это были женщины, подметавшие землю ветками ясеня и совершающие прыжки, следом шли семеро жрецов. Их обнажённые тела белели от меловой кашицы и были изрисованы пальцевыми узорами. На голове Хирэка были оленьи рога, привязанные кожаными ремнями, и они опасно раскачивались, когда он танцевал следом за женщинами. Ожерелье из костей опоясывало его. Кости свисали и с покрытых глиняной коркой волос, а сверкающий талисман из янтаря болтался на его шее. Нил, младший жрец, заиграл на флейте, сделанной из кости ноги лебедя, и эти звуки далеко разносились во время танца. Гилан, следующий по старшинству друид, вёл Камабана за руку. Мальчику было разрешено вернуться в Рэтэррин только сегодня, и когда он оказался внутри вала, женщины вплели цветы в его чёрные волосы, которые были распутаны костяными гребнями и теперь свисали почти до пояса. Он тоже был обнажён, и его вымытая кожа выглядела неестественно чистой. Багровый знак Лаханны виднелся на его плоском животе. Как и два других сына Хенгалла, он был высоким, однако каждый раз, когда он ступал на свою левую ногу, всё его тело совершало нелепый извилистый нырок. За жрецами следовали Хенгалл и старейшины.

Четверо мужчин начали бить в деревянные барабаны при приближении процессии, и люди, окружившие храм, начали танцевать. Поначалу они просто раскачивались из стороны в сторону, но по мере того, как барабанщики учащали удары, все двинулись по ходу солнца вокруг храма. Остановились они только чтобы пропустить жрецов и старейшин, и едва процессия прошла, танцующий круг замкнулся.

Только жрецам и жертве разрешалось проходить через проход в невысоком валу, окружавшем святилище. Хирэк шёл первым, и он направился к свежевырытой могиле, где он завыл на бледнеющую луну, чтобы привлечь внимание богини. В то время как Гилан вёл Камабана к дальней стороне круга, другие жрецы скакали вокруг кругов храма. Один из них высоко держал символ племени — шест, увенчанный черепом, чтобы предки могли увидеть какое, важное событие происходит в Рэтэррине в этот день. В это время другой жрец нёс в руке тяжёлую бедренную кость зубра. Один конец этой кости был весь в наростах, намазанных красной охрой. В племени эту кость называли Детоубийца, и наблюдающие дети, которые