Скрываться дальше не имело смысла. Было интересно узнать, что тот делает.

Двумя прыжками Проца очутился на чердаке. Шум заставил человека у окна резко обернуться.

Проца стоял от него в двух шагах.

— Странная склонность к уединению, — сказал он с улыбкой.

— Кто что любит, пан Проца, — ответил тот.

В эту минуту порыв ветра подхватил бумаги, лежавшие на ящике. Один из листков упал под ноги Проце. Он быстро наклонился и поднял бумагу. На ней виднелись цифры: 5—8—4?3, g. a. 3,3 —...

Всматриваясь в таинственные значки, Проца не заметил, как человек у окна схватил толстую суковатую палку, стоявшую у стены.

А когда он поднял голову, чтобы задать вопрос, то последнее, что увидел, было искаженное ненавистью лицо и рука, занесенная для удара.

За обедом все оживленно обсуждали отсутствие Процы. Затем встали из-за стола, и каждый занялся своим делом.

Только Шаротка не знал, куда себя деть. Покрутился по гостиной, вышел на террасу. Однако перспектива прогулки в одиночестве после последних переживаний не пришлась ему по вкусу. Он решил пойти в библиотеку. Все время его не оставляло какое-то беспокойное чувство. Пан Анзельм был настолько рассудительным, что отдавал себе отчет в причине такого состояния. Несомненно, это разыгрались нервы и воображение. Происшедшее взволновало Шаротку до глубины души. Все казалось ему подозрительным. Вдобавок его мучило ненасытное любопытство. И поскольку он явился главной фигурой всех событий, пан Анзельм ни за что не смог бы покинуть место действия, не узнав о раскрытии тайны.

Он чувствовал себя словно зритель на сеансе детективного фильма, оборвавшегося на самом интересном месте. Шаротка боялся, но и одновременно чувствовал разочарование, что ничего нового не происходит.

Он выбрал книжку и хотел расположиться в одном из кресел, когда сообразил, что ему не хватает очков. Он оставил их на столике около кровати. Пришлось пойти наверх.

Очки действительно лежали там, где он и предполагал. Пан Анзельм сунул их в карман пиджака и уже хотел выйти из комнаты, как вдруг увидел на столе под окном белый конверт, прислоненный к вазочке с цветами.

На конверте большими буквами были выведены его имя и фамилия.

Заинтересованный, он подошел к столу и взял конверт. Он был заклеен, но клей был еще влажным. Значит, письмо было оставлено только что, перед его приходом.

Шаротка вскрыл конверт. В нем находился небольшой листок бумаги, исписанный кривыми неровными буквами.

Письмо выпало из трясущейся руки пана Анзельма, на что он не обратил ни малейшего внимания. Тяжело упав в кресло, медленным движением вынул из кармана платок и протер вспотевший лоб.

Ну вот! Дождался! Теперь опасность угрожала непосредственно ему. Это уже не роль свидетеля, здесь речь идет о нем самом — Анзельме Шаротке, спокойном, солидном старшем бухгалтере, который за всю свою жизнь и мухи не обидел. Теперь его вызывает таинственный хромой Петр!

Эти мысли галопом пролетели в голове у Шаротки.

Когда он представил себе, как будет идти один вечером по этому дикому безлюдью, а потом войдет в эту развалившуюся, грозную мельницу и очутится лицом к лицу с убийцей, его охватил такой ужас, что, казалось, решение может быть только одно — не ходить!

Но не ходить — это значит постоянно ожидать внезапной трагической смерти! Не знать, когда и откуда будет нанесен удар, бояться каждого угла, каждого скрипа двери, каждого шелеста, каждого темного места!

Значит, идти? А зачем? Чего от него может хотеть этот тип, этот хромой Петр? Если Шаротка его увидит, значит, тот себя выдаст. А если так, то разве можно себе представить, что убийца его отпустит живым? Может, будет в маске? При одной мысли о разговоре с человеком в маске пана Анзельма прошила дрожь ужаса и любопытства.

Хемпель тихо закрыл за собой дверь комнаты Болеши. Быстрый и по понятным обстоятельствам поверхностный осмотр не дал результатов. То же самое и в комнате Сосина. В обеих был идеальный порядок: белье, плащи, костюмы, туалетные мелочи, теннисные ракетки. А у Сосина еще и фотоаппарат. И никаких записок, бумаг, словом, ничего, что бы давало повод для подозрений.

Когда журналист шел по коридору по направлению к комнате Веленя и Кушара, он увидел Вечорек, скрывшуюся за поворотом. Значит, осмотр ее комнаты в данную минуту отпадал.

В спальне молодых людей не было такого порядка, как в двух предыдущих. На столике у окна лежала небрежно брошенная щетка, на подоконнике валялась расческа. Одно из полотенец висело на спинке стула, а на другом стуле был оставлен пиджак.

Первое открытие Хемпель сделал, осматривая шкаф. В углу под ворохом грязного белья лежала старая, покрытая пылью рубашка. Когда он развернул ее, в глаза сразу бросились красные пятна.

Хемпель тихо свистнул и какое-то время неподвижно всматривался в найденное «вещественное доказательство».

Дальнейшие поиски ничего нового не дали. Лишь в ящике стола журналист обратил внимание на старую дамскую перчатку с черным мехом внутри. Вся ладонь перчатки была вырезана каким-то острым предметом.

Сначала он хотел бросить ее обратно. Но мысль о том, почему эта странным образом изуродованная вещь находится в комнате мужчин, заставила его засунуть перчатку в карман.

Завернув рубашку в газету, журналист вышел в коридор. Прежде всего надо было спрятать сверток и как можно быстрее увидеться с Броной.

Хемпель как раз хотел свернуть в сторону своей комнаты, когда на лестнице послышались быстрые шаги и вскоре показался Шаротка.

— Что с вами произошло? — удивленно спросил журналист. — Откуда вы бежите?

— Я... Я... — Шаротка задыхался. — Я действительно бежал...

— Но почему? За вами кто-нибудь гнался?

— Не... не... знаю. Может быть...

— Случилось что-то новое? — с интересом спросил Хемпель.

— Да... Там, на мельнице... человек...

— Пойдемте ко мне.

Когда они вошли в комнату, Хемпель сначала убрал в шкаф сверток, а потом выслушал рассказ Шаротки. Вкратце он сводился к следующему.

Пан Анзельм, снедаемый страхом и любопытством, осторожно пробирался к мельнице. Вошел внутрь. Там никого не было. Шаротка увидел лестницу, ведущую на чердак. С замиранием сердца он начал делать первые шаги по ступеням и вдруг заметил в отверстии потолка чьи-то ноги. Он застыл. Ноги дрогнули и исчезли. Тогда нервы пана Анзельма не выдержали, и он бросился бежать без оглядки. А вслед ему раздался зловещий хохот.

— Где это письмо? — спросил журналист.

— Не помню... Кажется, я оставил его у себя в комнате.