размышлений. В 1960-м Джентльмен передавал коды и инструкции нелегалу в Риме, в то же самое время там находилась его близкая приятельница Доминика Фрейзен из ФРГ, они встретились в «Хилтоне» и провели вместе три дня. Об этом факте Христофор ничего не сообщил в отчете. Проверка Фрейзен не выявила ее связей с какими-либо спецслужбами, нелегал после проведенной «моменталки»[17] никаких осложнений не имел.

В 1968-м Джентльмена направили в Измир для восстановления контактов с не вышедшим на связь агентом. Однако поиск оказался безуспешным, а через несколько дней труп агента обнаружила турецкая полиция.

В 1970-м он должен был передать крупную сумму денег члену британского парламента, но стал жертвой гостиничной кражи, в связи с чем операция сорвалась, а оскорбленный лорд прекратил сотрудничество с ЦРУ.

В 1974-м в Москве направленный для съема контейнера Джентльмен пропал, и лишь через сутки его обнаружили в больнице с разбитой головой и обчищенного до нитки. Контейнер снял другой человек, в нем оказалась развединформация средней степени важности, а через некоторое время московского агента арестовал КГБ, впоследствии его расстреляли.

С 1975-го Григориадис отказывается выезжать в Россию и с большой неохотой относится к заданиям за пределами территории Греции.

Смиту не понравился эпизод семьдесят четвертою года, и он послал запрос в московскую резидентуру. Через сорок восемь часов пришел ответ. За нападение на господина Григориадиса разбойная группа в составе трех человек была осуждена к различным срокам наказания: от двух до пяти лет. Но в информационном центре МВД России сведения о судимости этих лиц не значатся. В адресном бюро данные на них отсутствуют как на момент проверки, так и на 1974 год. Расстрелянный агент Борисовский работал в Управлении по строительству специальных объектов.

Роберт Смит откинулся на спинку хромированного офисного кресла. За несколько дней ожидания он измотался и похудел. Но результат, похоже, превзойдет все ожидания.

В КГБ линию специальных объектов курировал полковник, а впоследствии генерал, Верлинов. Тот самый, который недавно бежал из России, прихватив сверхважные документы. Время бегства совпадает со временем убийства русских аквалангистов. И с появлением у Джентльмена гостя, которому оказался необходим американский паспорт.

Разведчик вызвал на левую часть экрана фотографию Роберта Кордэйла. Поскольку данные на всех более-менее заметных сотрудников КГБ имеются в любой резидентуре, ему не составило труда вызвать на правую часть портрет генерала Верлинова. Как он и предполагал, перед ним оказались снимки одного человека.

Магомета Тепкоева трудно было чем-то удивить, но Леме это удалось.

– Вот такая хуйня...

Всего лишь одно слово, заимствованное из великого и могучего русского языка, передавало таинственную непостижимость явления, с которым пришлось столкнуться. Терлоев ткнул рукой в стальной лист, для лучшего обзора оторвал несколько досок, провел пальцем по рядам заклепок и отступил в сторону. Лема сделал свое дело – привел старшего, теперь разбираться с бронированным пивным ларьком должен был он.

С непроницаемым лицом Магомет обошел странное сооружение вокруг. Лечи держался у него за спиной, чувствуя, что настроение шефа не сулит ничего хорошего. Только что Арсен Татаев сообщил о бойне в Останкине, следом позвонили Хуссейн, Магомед Большой и Хозе. Авторитеты были всерьез обеспокоены. Спускать такое нельзя, ни одна из московских, да и любых других группировок не допускает безнаказанного уничтожения своих членов. Ни одна. За исключением слабых и нерешительных, обреченных на гибель или заглатывание более мощными сообществами.

А чеченцы известны особой щепетильностью в этом вопросе. Потому что закон гор гласит: кровь любого из членов рода искупается только кровью рода обидчика.

Магомету Тепкоеву обычай кровной мести был известен не понаслышке. Ему едва исполнилось семь лет, когда Иса Бакаев застрелил дядю Ваху. Застрелил не нарочно: оба сидели в компании, мирно выпивали, закусывали, курили и разговаривали; когда все разгорячились и пришла пора откровенности, дядя Ваха вытащил из-за пояса недавно купленный «харбук» – однозарядный пистолет-переломку, показал друзьям, те покивали одобрительно головами, но особого интереса не выказали, как и подобает настоящим мужчинам. То ли Иса опьянел чрезмерно, то ли заворожила его смертоносная игрушка, только он про выдержку забыл и протянул руку: мол, дай посмотреть...

Дядя Ваха чуть помедлил, но отказать не смог: раз один мужчина просит другого, то, наверное, знает, что делает. Протянул изогнутой, не успевшей стереться ручкой вперед – смотри... Иса схватил оружие – крутил, вертел, то в окно прицелился, то в телевизор, курок взвел, спустил, опять взвел... Неожиданно грохнул выстрел.

«Харбуки» заряжаются самодельными патронами: винтовочная гильза с отпиленным дульцем набивается порохом, а сверху вдавливается круглая пуля диаметром двенадцать миллиметров. На близком расстоянии эффект ужасающий, так и задумано: заряд-то один, должно хватить наверняка. Дядя Ваха небось рассчитывал в случае чего любого врага уложить. Но не предполагал, что сам получит пулю в живот с полутора метров.

Правда, если говорить точно, то Иса его не застрелил. Отвезли дядю Ваху в больницу, сделали операцию, ребята с милицией все уладили: дескать, кто-то незнакомый подскочил, пальнул и убежал, даже «харбук» не отдали – вещь денег стоит, поправится Ваха, пусть пользуется.

Так все хорошо складывалось, что решили это дело отметить. Взял Иса коньяку, водки, мяса, помидоров и завалился с друзьями в больницу. Врачи поначалу протестовали, но и с ними договорились: что плохого, если мужчины раненого товарища проведают? Какой тут вред? Никакого, одна польза.

Ваха лежит бледный, весь в трубках: одна в вене торчит, две из живота... Но ребятам обрадовался, коньяку выпил, помидорчиком закусил, разрозовелся даже, повеселел. Все бы хорошо, только хмель в голову ударил, заело его: почему, какие-то шланги из меня торчат, у мужчины так быть не должно! И вырвал все трубки к шайтану, под кровать забросил, еще коньяку попросил, но выпить не успел, упал на подушки, захрипел, потерял сознание... А к ночи умер.

Вот тут-то дело и приняло другой оборот. Родственники в детали не вдавались. Кто выстрелил? Иса. От чего умер? От выстрела. Значит, объявляем месть Исе! Все правильно, все по закону. А Иса в подвал залез, живет в подвале: ест, спит, иногда ночью во двор выходит, гуляет.

В семье Тепкоевых это обсуждали:

– Все сидит в подполе?

– Сидит. Почти год прошел. Интересно, сколько высидит...

– А почему братья Вахи к нему в подвал не придут? – встревал маленький Магомет. – Нельзя это?

– Почему нельзя, – пожимал плечами отец. – Можно. Только зачем? Он же под землей, как крот.

– Ну и что? – не унимался Магомет.

– Как что? Он же света белого не видит! – не снеся непонятливости пацана, пояснила мать, которая обычно не вмешивалась в разговоры мужчин.

– Ну и что, если не видит? – все еще не понимал мальчик.

– Это не жизнь, – сказал отец. – Зачем его убивать, если он и так не живет? Вот если вылезет...

Иса вылез через пять лет. Перед тем Бакаевы через стариков договорились с родней Вахи. В конце концов, не нарочно он кровь пролил, злого умысла не имел, да сам наказание тяжелое принял. Потерпевшая урон сторона на примирение согласилась. Магомет уже подрос, а чтобы жизнь узнал получше, отец взял его с собой в клуб.

Виновный в пролитии крови имел жалкий вид. Согбенный, изможденный, с морщинистым восковым лицом, длинной, почти до колен, белой бородой и белыми же волосами, он производил впечатление глубокого старика, хотя исполнилось ему всего двадцать семь лет. Магомет вспомнил проросшие в погребе луковицы.

Он вышел на сцену в покаянном наряде: просторной белой рубахе до пят. Еле передвигая ноги, добрел до стула, сел и обреченно закрыл глаза. Ближайший родственник дяди Вахи – брат Ахмед подошел к нему с опасной бритвой в руках, постоял несколько мгновений и... начал брить бывшего кровника. Бритва