терапевтический эффект «утешения и снятия стресса».

Процедура проходила по зимнему варианту – паровоз с вагончиком: Верка, согнувшись, грудью лежала на своем рабочем столе, лицо утыкалось в мохеровый платок, что само по себе было хорошо, потому что заглушались крики, хрипы и стоны, способные перебудоражить половину института. Летом она садилась на крышку стола, но тогда лица почти соприкасались и приходилось зажимать ладонью жадный кусающийся рот.

Паровоз с вагончиком подходили к конечной станции. Каймаков отвлекся от крючка, крепко сжал округлые бедра, скользнул ладонями по гладкой коже ягодиц и наконец перевел дух. Ноги слегка дрожали, он со вздохом опустился на стул.

– Ну как, помогло? – спросила Верка, заправляясь.

Каймаков опустошенно вздохнул.

– Вроде да.

– То-то! Стресс снимается сексом и алкоголем. Но пить на работе нельзя...

– А трахаться можно?

– Трудовой кодекс, кстати, не запрещает, – засмеялась Верка. – А что: запаха нет, ничего не видно. И производительность труда повышается... Она тщательно натягивала колготки, чтобы не оставалось складок.

Каймаков наблюдал – внимательно и не без удовольствия.

– Правда, у меня фигура хорошая? Я раньше хотела лицо изменить... И имя взять покрасивее...

– Не надо ничего, и так все нормально, – неосторожно сказал умиротворенный Каймаков.

– Я правда тебе нравлюсь? – тут же зацепилась Верка.

Она расправила комбинацию, опустила и, вильнув бедрами, разгладила юбку.

– Мне надоело все время так, – плачущим голосом девушка завела обычную песню. – Давай хоть раз по-человечески, в постели... Приходи ко мне, тем более тебе дома страшно...

«Может, действительно?» – подумал он, но тут Верка повернулась, и Каймаков стал поспешно собираться.

– Как-нибудь обязательно... Он откинул крючок.

– Ты всегда так говоришь. Хочешь еще чаю?

– Некогда. И перерыв закончился, сейчас все набегут.

Каймаков пошел к себе в отдел. Левин куда-то внезапно смылся и до сих пор не вернулся, Игорь догуливал отпуск, Даша готовила опрос населения по перспективам экономических реформ. Запершись. Каймаков извлек кастет и шило. Вещественные доказательства вчерашнего происшествия всколыхнули улегшуюся было тревогу.

Каймаков поднял к свету прозрачные прямоугольники дактилоскопической пленки и пристально рассматривал несколько минут отпечатки пальцев человека, который пытался его убить. Потом попробовал спрятать зловещие железки в сейф, но он был забит бумагами с грифом «ДСП» и «Секретно», которые по инерции ставились на результатах социологических исследований. Чтобы не испачкать документы. Каймаков сунул в сейф только дактопленку, а кастет и шило завернул в газету и опять положил в «дипломат».

Капитан госбезопасности Васильев считал, что в жизни ему не повезло. В тридцать два года нужно готовиться получать подполковника, иметь в подчинении отделение или даже отдел, а на худой конец, если уж отвечаешь лишь сам за себя, то лучше делать это за кордоном, в чистой, цивилизованной и комфортной стране.

Возможно, он допустил ошибку еще тогда, после окончания Школы, когда согласился пойти в силовые структуры Комитета. Но возиться с бумагами и продумывать сложные ходы оперативных комбинаций ему никогда не нравилось, а в тирах, спортзалах и на полигонах он чувствовал себя как рыба в воде. К тому же попал он не в заштатную группу захвата, а в элитное подразделение, занимающееся сопровождением СРПБ.

Про СРПБ даже сейчас, когда каждый, кто допущен к какому-то секрету, считает своим долгом его выболтать, и то ничего неизвестно. Про атомные подводные лодки-ракетоносцы много раз в газетах писали: как плавают они в океанской толще, нацелившись ракетами куда надо, и ждут дня "X", когда поступит команда на упреждающий удар или, если лопухнутся наши, на удар возмездия. Американцы их своим подводным флотом отслеживают, со спутников засекают, но рассеянные мобильные пусковые точки обнаружить труднее, чем потерять, а уничтожить, в случае чего, еще труднее.

Другое дело шахтные установки – те и нам, и им известны; кто первым начнет заварушку, тот и заткнет бетонные жерла противника.

СРПБ – стратегические ракеты передвижного базирования. Американцы лет пятнадцать назад хитрую штуку придумали – «MX-100» в готовности номер один на тягач погрузили и возят по полигону – сорок километров в один конец, сорок в другой. Вначале хотели подземный тоннель для этого вырыть, но конгресс средств не выделил, так и катаются по поверхности, колесными протекторами огромный овал в аризонской пыли рисуют. В движущуюся цель попробуй попади.

Ну и хитрецы эти «штатники»! А у нас с семьдесят пятого восемьдесят СРПБ по стране колесят, и маршруты не чета аризонскому полигону – шесть тысяч километров плечо! И угадай, в каком из тысяч железнодорожных составов, в какой речной барже или морском сухогрузе, в каком большегрузном грузовике смертоносный сюрприз запрятан!

Речной или железнодорожный вариант для обслуги, конечно, комфортней, но Васильеву пришлось по шоссе мотаться, как заправскому водиле-дальнобойщику – неделю в рейсе, пять дней отдыха, и снова в дорогу.

Выглядело это так: идет себе по трассе рефрижератор, на вид самый обычный, про усиленную подвеску, амортизаторы, спецшины и бронированный кузов никто не догадается.

Васильев или напарник за рулем держат пятьдесят-шестьдесят километров да каждые четверть часа потайную кнопочку нажимают – радиосигнал «все в порядке» подают. Весь маршрут разбит на участки, на каждом свой центр слежения, не поступил сигнал – вертолет с тревожной группой взлетает и через пятнадцать минут на месте. И контрольные облеты практиковались: как там на СРПБ – все в норме? Или сзади, или впереди, по обстановке, второй рефрижератор шел, а там, в кузове, удобный салон оборудован и десять человек в полном боевом.

Гаишники тогда не беспредельничали: изредка остановят, документы в порядке – поезжайте! Для крайнего случая специальное предписание имелось с красной полосой: «Воинская перевозка. Контролю и досмотру не подлежит!» – и подпись серьезная, и печать плюс удостоверение комитетское в зубы, тут же под козырек: "Счастливого пути! ".

И про разбойные нападения на дорогах слышно не было. Только раз мотоциклисты деревенские «ангелов ада» изобразили: догнали с криком и улюлюканьем, к кювету прижать пытались, из обрезов стреляли, две тачки поперек дороги поставили: все, амба, поймали!

Напарник за рулем сидел и действовал по инструкции: чуть газанул, мотоциклы в разные стороны, на машине и следов не осталось: пара царапин да кровь на бампере...

Конечно, утомительно все время в дороге да сухомятка надоела, но платили хорошо и работа несложная. Если, конечно, сигнал не придет. Тогда хронометр включается: на выбор ровной площадки – пять минут, если ничего подходящего нет, прямо на шоссе останавливаешься, в это же время бойцы машину окружают, два спеца-ракетчика подбегают, но они и без них обязаны управиться: рычаг на себя – и вылезли из днища шесть упоров, раскорячились на асфальте, одновременно гидравлические рычаги крышу сбрасывают, и поднимается из кузова остроконечная стрела в серебристой антирадарной краске.

А ты знай свое дело делаешь: красная защелка, желтый стопор, сейчас три лампочки зажгутся, ага, вот... Теперь рычаги по порядку: один, два, три, красная кнопка, ревун – значит, все, три минуты в запасе... Оцепление расширяет круг и залегает, не переставая осуществлять контроль, а ты по газам: кабина уже отделена от пусковой установки и на триста метров отъехать легко успеет, а дальше и не надо: вспышка, грохот, и вот она уже в небе, пошла родная, ложится на курс, известный бортовому компьютеру... Конечная точка полета никому из группы запуска не известна, да им и не надо: задача выполнена, сейчас из центра слежения прибудут и их сменят. Прибывали обычно через пятнадцать минут, без опозданий.

Правда, это только на учениях случалось и настоящий запуск лишь один раз производили, но отработано все было четко, если бы до дела дошло – не сплоховали б...