всегда, блестели и хорошо пахли.

– Правда, застудиться могут, это да. Тогда воспаление легких и все последствия… – Вадим нахмурился. – Но и тут им много не надо: вон навес сделали, да стеночки в одну доску пленкой обтянули, чтоб не продувало насквозь, – и им хватает! Уникальные существа! Даже птицами их называть – язык не поворачивается…

Те, о ком он так уважительно говорил, небольшими группками бродили по огороженной территории, а около десятка особей выстроились в шеренгу в пяти метрах, за редким заборчиком из опутанных проволочной сеткой толстых жердей, и внимательно рассматривали нас сверху вниз, как будто собирались то ли принимать у нас экзамен, то ли выслушать какие-то объяснения. Во всяком случае, выглядели они строго. И, вместе с тем, жутковато.

Длинные ноги с мощными когтистыми пальцами держали над землей топорщащиеся перьями эллипсовидные туловища, из них торчали длинные голые шеи, которые заканчивались на почти трехметровой высоте маленькими плоскими головами с твердыми клювами и большими холодными немигающими глазами. Это были неприятные взгляды: во-первых, инфернально-безразличные, они воспринимались как враждебные; а во-вторых, было непонятно – кто на тебя смотрит? Крохотная головка, отдаленная от основной части тела? Вряд ли она может так смотреть. Такое впечатление, что кто-то сидит в темно-сером туловище и разглядывает тебя в перископ… В мозгу мелькнула какая-то ассоциация, но я не успел ее поймать.

– А сколько весит страус? – спросила любознательная Галина. – Они такие большие…

– Живого веса – центнер-полтора, а товарного – пятьдесят кэгэ, – без запинки ответил Вадим. И по инерции хозяйственника добавил: – А если переводить на деньги, выходит пятьдесят тысяч крон штука. У нас в стаде сорок пять особей. Очень рентабельно: они в основном на подножном корму, я им только витаминные добавки даю, а зимой – на комбикорме…

– А они клюются? – опасливо спросила Галочка.

– Клюются?! – саркастически переспросил Вадим и, закатив рукав просторной джинсовой рубахи, показал звездообразный белый шрам, контрастно выделяющийся на смуглой коже мускулистого предплечья.

– Не то слово! Это курицы клюются! А мои – просто ходячие молотки! Видишь, какая шея – метровый рычаг! А клюв видишь? Как пробойник. Если долбанет, то мало не покажется! Вот этот злодей – Черный Граф – мне метку оставил!

Вадим показал на огромного черного самца.

– В нем почти сто восемьдесят килограммов живого веса! Хорошо, я заслониться успел, а то вполне мог глаз выбить или висок проломить!

– Ничего себе! – охнула Галина. – Ну и работенка у вас!

Страусиное жюри осуждающе завертело головами, как бы в поисках виновного. Черный Граф отошел в сторону и, наклонившись, подобрал с земли зеленый листок.

– Как чувствует вину! – усмехнулся Вадим. – Спасибо еще, что не лягнул. У них удар ногой – триста атмосфер! А что такое атмосфера, помните? Это килограмм на квадратный сантиметр… В Африке, читал, одним ударом льва убивают! Ваньку, помощника моего, лягнули раз, так он через загородку вылетел, как нокаутированный боксер с ринга! Еле очухался… Ребро треснуло, вся грудь синяя… Так это через фуфайку…

Черный Граф индифферентно пошел прочь, лениво пощипывая травку. За ним двинулись две самки. Выглядела страусиная семейка вполне мирно, но теперь мы знали, что впечатление обманчиво. А вдохновленный вниманием Вадим продолжал нагнетать обстановку.

– Только в этом году четырех лис затоптали, и волка. Кабана окружили – еле ноги унес. Они думают, зверье за яйцами охотится, потому и лютуют. Раз за мной погнались… Счастье, что они заторможенные: стоят, стоят, смотрят, через пару минут до них дойдет – тогда бросаются всем стадом… Хорошо, не успел далеко от ограды отойти: прыгнул «рыбкой» между жердями, перекувыркнулся через голову, чуть шею не сломал…

– Как же так? – возмутилась Галина. – Вы же их подкармливаете, возитесь… Что, они вас не знают?

– Знают, – кивнул директор фермы. – Только когда я в желтой куртке, к которой они привыкли. А я зашел в обычной одежде! В ней не узнают. После того случая развесил шесть желтых курток вдоль всей изгороди, чтобы всегда под рукой были – с какой стороны ни захожу…

Широким жестом Вадим обвел весь загон.

– Вот, полюбуйтесь!

Действительно, в нескольких местах по периметру фермы, на фоне окружающей зелени виднелись яркие заплатки – как флажки на волчьей охоте, только не красные, а желтые.

– Да, ну и работенка у вас, – в очередной раз повторила Галина, чем вызвала у меня легкое раздражение: если словарного запаса не хватает, так хотя бы интонацию изменила. И сколько можно трещать? Смотри, девочка, как бы дядя Гена тебя не отшлепал! Хватит болтать, за дело берутся профессионалы.

– А как у них с яйцами, то есть с яйценоскостью? – так, совершенно невинно, прозвучал первый вопрос из длинной серии, ведущей к истинной цели нашего приезда. Точнее, к моей цели. Галочка искренне думала, что мы приехали изучать страусов, слушать связанные с ними байки и в финале угоститься омлетом из огромного страусиного яйца.

Услышав знакомый термин, бывший главный инженер Саратовской птицефабрики встрепенулся.

– Это вопрос серьезный… Если говорить о воспроизводстве потомства, то инкубаторный метод гораздо эффективнее естественного высиживания…

Я с умным видом кивал и, делая вид, что внимательно слушаю, незаметно осматривался по сторонам.

Ферма размещалась на тридцати гектарах живописнейших угодий: холмистые просторы, вековые деревья, живописный пруд, на берегу которого стояла приземистая банька: из рубленых бревен, но совершенно европейского вида, во многом определяемого четырехскатной черепичной крышей, выступающей с каждой стороны дома на метр. И благословенная тишина: аж в ушах звенит!

– … Куриное весит сорок граммов, а наше: кило пятьсот – кило шестьсот, – со знанием дела продолжал Вадим. – Если варить, то надо шесть часов, иначе не проварится! И что интересно: состоит, в основном, из желтка! Белок тоже есть, только он не белый, а прозрачный, как студень, и его мало – так, по самому краюшку… А желток во-о-т такой! Причем без холестерина…

Он мог рассказывать бесконечно, но я оказался неблагодарным слушателем.

– У нас с Галчонком чисто практическая задача, – бесцеремонно перебил я. – Попробовать страусиный омлет! Его же не надо жарить шесть часов?

Вадим задумчиво почесал в затылке.

– Да нет… Только я в этом деле не большой спец, у нас Александр мастерски их готовил… А сейчас он уволился. И потом – из одного яйца десять порций выходит… Если бы сейчас группа туристов заехала…

– Не беспокойтесь, я заплачу за все десять порций, – сказал я и многозначительно приоткрыл портфель, в котором дожидались своего часа две бутылки сливовицы в мягкой сетчатой оплетке, чтобы не звенели. – Приглашаю на совместный ужин, вы очень интересно рассказываете, мы с удовольствием вас послушаем. Правда, Галочка?

– Конечно, правда! – искренне воскликнула девушка, и я простил ей ограниченность словарного запаса и однообразие интонаций. В конце концов, ценность ее состояла совсем не в умении произносить спичи.

Вадим без особого интереса заглянул в портфель и усмехнулся.

– Да спрячьте вы это! У меня такого добра – четыре тонны: мы же ее гоним… А поужинать можно – самое время… Погуляйте немного, сейчас я Ваньку кликну, мы быстро сообразим…

Через час мы сидим на веранде за столом – четверо русских посреди идиллического европейского пейзажа. На чистой столешнице – тарелочки с сыром, маленькими копчеными колбасками, свежими овощами и даже соленьями, как где-нибудь в российской глубинке. Только вместо «четверти» мутного самогона стоит плоская бутылочка с прозрачной сливовицей, которую многожильный Вадим производит в маленьком заводике на холме. Здесь же несколько бутылок со светлым «Козелом». Экзотическим центром необычного