Вице-губернатор сбавил тон, но ненадолго.

– Что я тебе велел? Порт продавать? Шефу кто-то из аппарата Правительства позвонил: мол, у солидной фирмы есть вопросы по Придонску. Тебе и сказали: прими, разберись! Ты же мэр? Вот и принимай решение! А ты норовишь на других переложить!

– Да я и не думал перекладывать… Я же советуюсь… Раз так, я их пошлю к чертовой матери!

Пастряков смягчился.

– Ладно, Степан, не обижайся. Это рабочие моменты. Шеф на меня накричал, я – на тебя. Просто на своем месте надо быть хозяином. Деньги у этих залетных, понятное дело, большие. Только не все они решают, не все. Ты у себя в городе власть, сам и разбирайся в своих вопросах. А мы тебя поддержим.

На душе Коломийца полегчало.

– Да я… Да мы… Да их на пушечный выстрел… Ишь чего захотели!

– Вот и молодец! – улыбнулся вице-губернатор. – А порт мы и сами в порядок приведем. Дойдут и до него руки. Обойдемся без чужих как-нибудь.

– Конечно! Правильно! Сами справимся! – истово кивал приободрившийся Коломиец, упираясь подбородком в выпуклую грудь.

Он был словно загипнотизирован и искренне верил, что даже своими силами выведет порт на оборот два миллиарда долларов в год. Пусть и без семисот миллионов. В номенклатурных кругах способность впадать в транс от речей вышестоящего начальника называется «зрелостью» и является показателем готовности занимать руководящие должности.

Пастряков проводил Степана Васильевича до приемной и даже обнял напоследок. Коломиец как на крыльях вылетел к своей машине. Когда «Соната» выехала на трассу, он выпил коньяку из плоской бутылочки и окончательно успокоился. Номенклатурное благополучие мэра, которое определяло и все его будущее, зависело от областных властей, олицетворяемых Сергеем Петровичем Пастряковым. А он хоть и поругал вначале, но всерьез не рассердился, а в конце и вовсе приголубил, значит, все в порядке. А москвичи пусть провалятся в тартарары вместе со своими деньгами!

Когда проехали сорок километров – половину расстояния до Придонска, Коломиец стал наливаться прежней номенклатурной значимостью и авторитетом, к тому же стремительно умнеть. В здание родной мэрии он вошел самым умным человеком города. И через десять минут рассказывал открывшему рот заместителю:

– Я им так и рубанул напрямую: порт продать, это все равно что весь Придонск отдать! Надо самим изыскать резервы и реконструировать наши морские ворота! И они со мной полностью согласились! «Молодец, Степан, сказали (мы-то наедине давно на „ты'), ты в Придонске хозяин, а мы тебя завсегда поддержим!» Потом выпили на дорожку – губернатор, Пастряков и я! Вот, чуешь?

Коломиец дыхнул, и Николай Николаевич ощутил густой коньячный дух. Это был не очень убедительный аргумент, но Спиридонов сделал вид, что поверил и всему остальному. Ему тоже надо было постоянно демонстрировать и подтверждать свою «зрелость».

Совещание о подготовке Придонска к зимнему сезону проводил лично мэр. Докладчики выступали вяло и неубедительно, поэтому в конце получили хороший нагоняй.

– Какие, к черту, трубы?! – гремел Степан Васильевич, стуча кулаком по столу. – Вы каждый год трубы меняете, уже можно было десять раз тепло из Тиходонска провести! И со снегоуборочными машинами та же картина: мы уже столько средств выделили – весь парк должен быть обновлен!

Понурив головы, коммунальщики черкали что-то в своих блокнотах, терпеливо дожидаясь, пока пройдет очередная служебная гроза, в которой раскаты грома почти никогда не сопровождались грозными молниями оргвыводов.

– А дороги? Делаете ямочный ремонт, а расходы – как на замену полотна! Куда это годится?!

В батарее разноцветных телефонных аппаратов зазвонил белый кнопочник прямой городской связи.

– Да! – грозно сказал в трубку Коломиец.

– Здравствуйте, Степан Васильевич, это Максим Викторович.

Незнакомый голос звучал очень спокойно, почти равнодушно.

– Какой Максим Викторович?

– Мы у вас были неделю назад. Насчет порта.

– А-а-а. – Мэр снизил тон и взглянул на часы. Ровно полдень. Пунктуальный, соплячок…

– Слушай, Максим, порт не продается. Мы решили развивать его само…

– Ясно, извините за беспокойство, – это быт бесстрастный голос автомата.

– Но приглашение на раки и пиво остается в силе.

В механической тональности появилась человеческая нотка. Нотка удивления.

– Спасибо… Пискнул сигнал отбоя.

Коломиец обвел присутствующих взглядом победителя. Только Спиридонов понял смысл разговора, поэтому мэр пояснил остальным:

– Приехали крутые из Москвы, деньги в чемоданах носят, стали порт торговать за сто миллионов долларов… Заманчиво? Конечно! Городу деньги нужны. Только надо по-хозяйски подходить. Порт – это наше все! Без порта нет Придонска! Ну, вот я им и дал от ворот поворот – сами слышали! Он даже попрощаться забыт!

Мэр лукаво усмехнулся и подкрутил усы.

– Только чую я, они еще приедут на раки и пиво, еще уговаривать будут да цену поднимать. Ну, пусть пробуют!

Эта история быстро облетела городок, как водится обрастая подробностями. Но основной смысл сохранялся: Коломиец – герой и патриот, подлинный заступник народа. Если бы не его железная воля, бескорыстие и принципиальность – попасть бы Придонску в кабалу к жадным чужакам. Придонцы верили и восхищались. Если бы сейчас было время выборов, за него без всяких подтасовок проголосовало бы абсолютное большинство. Так продолжалось ровно три дня.

В четверг с утра мэр с журналистами посетил порт. Зрелище было незавидным: ржавые баржи и сухогрузы, нефтяные пятна на воде, краны времен строительства египетских пирамид, обветшалые железнодорожные пути… Но на этом ни телевизионщики, ни фотографы акцентов не делали: только выгодные ракурсы и рассказы хозяина города о скором преображении морских ворот Придонска. Потом Коломиец совершил объезд города, ознакомился с перекладкой труб теплоцентрали, дал очередной разгон коммунальщикам и заехал домой пообедать перед совещанием о состоянии правопорядка.

Он любил домашнюю кухню, и недаром: супруга подала великолепный украинский борщ и нежные котлеты – все с пылу-жару даже в закрытой столовой мэрии не умели так готовить.

Погода насупилась, пошел холодный дождь.

– Возьми зонтик, Степа! – обеспокоилась Галина Ивановна, но он только усмехнулся.

– Где ты видела, Галя, чтобы начальники сами зонты носили? Мне до машины три шага…

Но и три шага могут оказаться непреодолимым расстоянием.

Во дворе элитного трехэтажного дома из радостного желтого кирпича было пустынно: холодный колючий дождь разогнал гуляющих с колясками молодых мам и дышащих воздухом старушек. «Соната» ждала на дороге, за клумбой, водитель сидел за рулем, не сводя взгляда с запертого на кодовый замок подъезда.

Ответив на приветствие консьержки, Степан Васильевич вышел из подъезда. В своем городе он был полновластным хозяином. Это чувствовалось по походке, облику, суровому начальственному взору, выискивавшему всевозможные нарушения и неправильности. На этот раз мусорные баки стояли так, как положено, к тому же были заново покрашены, неправильным, конечно, был неуместный осенний дождик, но он не проходил по ведомству городской мэрии. А вот какой-то парень в мятых затертых джинсах и несвежей куртке, возящийся у мусорных баков, быт явной неправильностью, и Коломиец уже хотел властно его окрикнуть, но тот сам быстро пошел навстречу. И это тоже было неправильно: в Придонске все знали мэра в лицо и боялись его крутого нрава, поэтому бомжи и всякие сомнительные элементы старались не попадаться Степану Васильевичу на глаза. Да они обычно и вообще не заходили в его двор! А этот идет, как будто именно мэр ему и нужен… И что у него за пакет в руке? Точнее, рука в привязанном к ней пакете… Странно. Очень странно!

Коломийцу внезапно стало страшно и захотелось нырнуть обратно в подъезд, отгородившись от