идеологизированные производные. Но остались социально-учетные производные от рабочих, крестьян и служащих: военные, чекисты, шахтеры, моряки, менты (используем это определение, поскольку оно не только внешнее, но и самоопределение), пенсионеры, бюджетники и др. Эти группы во многом сохранили советскую сословную идентификацию и остатки советской сословной морали, но их члены уже не связаны членством в КПСС, ее руководящей ролью, а также членством в профсоюзах. Выжившие сословия сохранили ресурсные притязания и несмотря ни на что требуют возобновления потоков ресурсов, то есть восстановления системы отношений между ними: сословного общества и ресурсного государства.

В 90-е годы прошлого века стало совершенно непонятно, «где мы находимся, куда идти, кто есть кто», к какой социальной группе принадлежит и что от него можно ждать. Разрушение системы межсословных отношений лишило граждан страны социальных ориентиров, и практически каждый гражданин, хотел он этого или не хотел, вынужден был опираться на свое прошлое (искать корни) чтобы определиться в настоящем. Именно на это время пришелся пик ретроспективной сословной идентификации: ряженые в никогда не существовавшую униформу и увешанные орденами и медалями всех времен и народов «потомки» казаков, дворян, священнослужителей и прочих «имперских аристократов», как и «продолжатели социалистической революции» новые революционные солдаты, матросы, пропагандисты, агитаторы и другие пламенные революционеры, превратились в элемент повседневного политического пейзажа, наряду с «истинными потомками» так называемых коренных жителей и «титульных наций» провинций СССР[42].

Составление личных родословных и «историй» ушедших в небытие провинций и этносов на время превратилось во вполне развитый отечественный бизнес, а гравюры «под старину» с изображениями развесистых генеалогических деревьев родословных заняли почетное место на стенах «комнат отдыха» служивых и новых богатых коммерсантов. Теперь эта мода себя практически исчерпала, и на начало XXI века более или менее определенными точками отсчета остаются еще живое советское сословное устройство, которое мало кто воспринимает как сословное, и предельно идеализированное представление об имперской системе общественных отношений с ее служивыми и податными сословиями.

Революция 1991 года, в отличие от Октябрьской революции 1917 года, была относительно мягкой, в ее ходе была разрушена только система согласования интересов советских сословий и сословного распределения ресурсов. До физической ликвидации членов советских сословий дело в России не дошло, хотя некоторые демократы и борцы за справедливость точно следовали сталинской логике строительства социальной структуры и отстаивали идеи не только декоммунизации по образцу денацификации, но и ликвидации «чекистов и коммунистов как класса».

При распаде советской системы возникло огромное количество ранее «общенародных» и по сути бесхозных ресурсов. Освоение этих ресурсов, их расхищение и превращение в товары и деньги, сопряженное с превращением расхитителей в рыночных агентов, составляли содержание социальных процессов до конца XX века. Возникший на социальной пустоши рынок, основанный на приватизации ранее всесословной общенародной собственности, начал развиваться очень высокими темпами. Сопутствующее становлению рынков классовое расслоение быстро по меркам исторического времени вызвало противодействие со стороны остатков сословного советского устройства. Пенсионеры и бюджетники, государственные служащие и военные, чекисты и милиционеры своими совокупными требованиями по «наведению порядка», «установлению социальной справедливости» и борьбе с расхитителями «общенародной собственности» олигархами сформировали предпосылки для ревитализации системы согласования их интересов, сословной системы по частично имперскому, а частично советскому образцам.

Классовому расслоению прежде всего препятствовало и препятствует тщательно культивируемое сословным устройством стремление к социальной справедливости, то есть распределению ресурсов сообразно статусу сословий. Межпоколенческую трансляцию этого стремления и его идеологию обеспечивает особая и весьма жизнеспособная социальная группа, специфичная для сословного общества, но сама не являющаяся сословием, интеллигенция.

Интеллигенция всегда противостоит породившему ее сословному общественному устройству, обсуждая и осуждая в стабильные времена методы построения институтов справедливого сословного распределения, его принципы, результаты и пропорции, массовые репрессии при борьбе с расхитителями ресурсов и обделенность низших сословий. При перестройках (либерализациях и революциях), когда рыночные начала теснят сословные институты, интеллигенты, которые собственно и составляют осознающее себя сословное общество, сначала становятся влиятельными властными фигурами, а в дальнейшем, обнаружив сопротивление своим властным амбициям, пытаются вернуть жизнь в предопределенное их интерпретацией истории русло и построить общество, в котором ресурсы распределяются справедливо. Для них это прежде всего означает, что ресурсами должны быть обеспечены образование, наука, культура, здравоохранение и пр., то есть главные интеллигентские занятия, связанные в основном с институтами сословной социализации. Интеллигенция конструирует образы внешних и внутренних врагов (которые неправильно распоряжаются, владеют или претендуют на владение ресурсами), противодействующих установлению справедливости, и предпринимает мифологические усилия по борьбе с ними.

Интеллигенция при либерализациях становится социальной стратой, обеспечивающей преемственность идеологии сословного мироустройства и создающей условия для появления авторитарных лидеров, стремящихся к созданию сильного, жесткого и «справедливого» (но «прогрессивного») государства, где и у интеллигенции есть свое место. Можно сказать, что существует закон сохранения интеллигенции. В начальные условия этого закона входит существование сословного устройства, которому противостоит интеллигенция, но которое ее воспроизводит как необходимый элемент.

Как уже говорилось, за последние годы Федеральным собранием Российской Федерации приняты несколько законов о разного рода государственных служениях, которые фактически вводят новое сословное устройство государства по имперскому образцу и определяют модус существования служивых сословий. Такими законами можно считать закон «О системе государственной службы» и связанные с ним законы о государственной гражданской и военной службах, а также законы о статусе судей, депутатов и о муниципальной и казачьей службах[43].

Современные постсоветские сословия, введенные законами (как, впрочем, и остатки советских), пока еще нельзя считать полноценными, так как, если использовать критерии Б. Н. Миронова, их сословные права хотя и законны, но не безусловны, отсутствуют сословные организации-общества и суды, у них нет права самоуправления, а члены сословий не обладают сословными самосознанием и менталитетом. Более того, у членов сословий чаще всего отсутствует рефлексия своей принадлежности к сословию. Вместо нее есть профессиональная самоидентификация. Тем не менее юридическая база нового сословного мироустройства практически сформирована.

В отличие от советских сословий, которые создавались для строительства светлого будущего, новые российские сословия вводятся в отношениях служения так же, как, если верить исследователям, вводились привилегированные сословия в имперской России.

Кроме служения, подзаконными актами вводятся отношения обеспечения служения и обслуживания. Одни служивые сословия служат, другие служивые сословия обеспечивают служения, третьи не служивые сословия обслуживают служения.

Рассмотрим современные формы служения. Федеральная государственная служба профессиональная служебная деятельность граждан по обеспечению исполнения полномочий Российской Федерации, а также полномочий федеральных государственных органов и лиц, замещающих государственные должности Российской Федерации.

В соответствии с федеральным законом № 58-ФЗ «О системе государственной службы Российской Федерации» система федеральной государственной службы включает:

• военную службу,