марта. Однажды я вышел из нашей усадьбы в Каладхунги, собираясь порыбачить в надежде поймать что- нибудь к обеду. Тут я увидел Рам Сингха, в чьи обязанности входило забирать нашу ежедневную почту в отделении связи, отстоящем от нашего дома на две мили. Он примчался, держа в руках телеграмму, которая, по словам почтмейстера, была очень срочной. Телеграмма, пересланная из Найни-Тала, была от Хью Стейбла, секретаря вице-короля Индии по военным вопросам. Он сообщал, что визит в южные провинции отменен, и просил порекомендовать место, где вице-король мог бы провести десять дней и поохотиться, прежде чем переберется на летнее время в Симлу. В конце телеграммы выражалась надежда на быстрый ответ, так как дело было важное, а времени оставалось мало. Рам Сингх не говорил по- английски, но, прослужив нам тридцать лет, понимал язык. Пока я читал телеграмму Мэгги, он стоял рядом в ожидании поручений, после чего сказал, что быстро сбегает что-нибудь поесть и через несколько минут будет готов отправиться с моим ответом в Халдвани. Халдвани — ближайший от нас телеграфный пункт и телефонная станция — находился в четырнадцати милях от Каладхунги. Послав ответ с Рам Сингхом, а не с обычным курьером, я выигрывал по крайней мере сутки. В моем ответе Хью Стейблу говорилось: «Позвоните мне, пожалуйста, в Халдвани завтра в одиннадцать утра». Отправив его с Рам Сингхом, я во второй раз взялся за свою удочку. Во время рыбной ловли хорошо думается, а рыба к обеду все равно нужна. Телеграмма Хью Стейбла была сигналом SOS, и мне надо было понять, чем же я могу ему помочь.

Пройдя две мили по дороге на Кота, я повернул на Фарм-Ярд, где маленьким мальчиком убил своего первого леопарда, и пошел к речной заводи, где водились мои старые знакомые — трехфунтовые махсиры. Подойдя к ней, я увидел на мокрой глине четкие отпечатки лап тигра, переходившего реку рано утром. У верхнего края заводи, где было глубже и поток стремительнее, над водой возвышались три больших камня, постоянно мокрые от брызг и скользкие, как лед. Леопарды прыгали по ним, как по ступенькам, перебираясь через реку. Однажды я видел, как то же самое пытался сделать и тигр. В тот день я шел за тигром целую милю так, что тот этого даже не подозревал. Дважды я был от него на расстоянии выстрела, но не решился стрелять, не будучи уверенным, что убью наповал. Кроме того, я видел, что зверь направляется к реке, и предпочел не упускать его из виду, рассчитывая выстрелить, когда тигр будет переходить реку вброд. Но когда зверь подошел к берегу, стало ясно, что лезть в воду он не собирается, а рассчитывает перебраться на противоположный берег по камням. Это было мне на руку, так как спуститься к воде тигр мог только по двадцатифутовой расщелине в обрывистом высоком береге. Когда зверь стал в нее спускаться, я бросился вперед и залег на верхнем краю обрыва у него над головой.

Все три камня располагались таким образом, что только олимпийский чемпион при хорошем разбеге сумел бы совершить тройной прыжок и пересечь реку. Как грациозно проделывали это упражнение леопарды, я видел. Тигр успешно прыгнул первый раз, я в этот момент пригнул голову и спрятался за краем обрыва, но со вторым прыжком ему повезло меньше — поскользнувшись на мокром камне, зверь кувырком полетел в бурные, глубокие воды. Из-за шума воды я не слышал, что он говорил по этому поводу, но думаю, что приблизительно то же самое, что и я, когда немногим ранее пытался перебраться через реку таким же образом. На противоположном берегу стремнины был небольшой песчаный пляж. Выбравшись на него, тигр встряхнулся, лег и начал перекатываться, обсушивая свою роскошную зимнюю шубу о горячий песок. Потом он поднялся на ноги, еще раз отряхнулся и спокойно удалился безо всяких препятствий с моей стороны, потому что в джунглях не принято досаждать зверю, если он тебя развлек. И вот теперь на песке снова были отпечатки лап того же тигра, хотя и было ясно, что на этот раз он сумел благополучно преодолеть каменную переправу, так как следы были сухими.

Напротив трех камней, служивших переправой, с дальнего берега глубоко в воду вдавалась скала, образуя маленький заливчик. Это было излюбленное место моих приятелей, трехфунтовых рыбок. Уже дважды я забрасывал леску у скользкого утеса, и оба раза, недолго поводив, махсиры срывались. Забрасывать приходилось далеко, что было не просто, так как над водой низко нависали ветки деревьев, а удочкой можно было пользоваться только растянувшись на земле: махсир, у которого полно врагов и в воздухе, и в воде, и на суше, очень осторожен. Он внимательно следит за тем, как на воду ложатся тени, и подобраться к нему не просто. Миновав место, где на берегу виднелись отпечатки лап, я прошел немного вверх по реке, положил удочку и присел покурить, пока моя десятифутовая леска, изготовленная в то утро из тщательно отобранных кишок, размокала под камнем. Когда все было готово, я отмотал с барабана достаточно длинный, на мой взгляд, кусок лесы и, крепко зажав его в руке, пополз к тому месту, с которого было удобно забросить ее за скалу сбоку, так как сделать это прямо с берега было нельзя. Моя леска, заброшенная в честь трехфунтовок, упала точно в то место, которое я наметил, и, когда я стал осторожно выводить ее из-за скалы на открытое место, послышались всплески, леску стало вести из стороны в сторону, и вскоре я понял, что третий за последнее время приятель надежно и правильно насажен на мой крючок. Когда пользуешься легкой снастью, нельзя сразу же тянуть, надо сначала вытравить столько лесы, сколько возможно, чтобы не дать рыбине возможности доплыть до какой-нибудь коряги на противоположном берегу. Я ловил у правого берега, а у левого, в тридцати ярдах ниже по течению, с берега в воду выступал кривой корень. В двух предыдущих случаях рыба цеплялась за этот корень и уходила, но на этот раз я сумел провести махсира в нескольких дюймах от корня. Очутившись в заливчике, рыба почувствовала себя в безопасности. Я дал ей немного погулять, а затем вытащил на песчаный берег и прижал рукой, поскольку не захватил с собой подсачника. Мои расчеты на трехфунтовую добычу оказались заниженными на полфунта, так что пунтиуса хватило на обед не только нам, но и больному мальчику, за которым Мэгги ухаживала в деревне и который обожал рыбу.

Следуя данному мне в детстве на стрельбище совету, я послал Хью Стейблу уклончивый ответ, обеспечив тем самым себе время для размышлений. Не знаю, в какой мере на меня подействовали четкие отпечатки лап и удачная рыбалка, но только к тому времени, когда я пришел домой, я уже решил, что единственное место, которое могу предложить для охоты вице-короля, — это Каладхунги. Мэгги приготовила чай на веранде, и мы как раз с ней все это обсуждали, когда пришел Бахадур. Он умел держать язык за зубами, когда было надо, и поэтому я рассказал ему про телеграмму, полученную из Дели. Когда Бахадур бывал взволнован, глаза его буквально плясали на лице, но таких танцев, как в тот вечер, мне видеть еще не приходилось. Возможно ли, сам вице-король пожалует в Каладхунги! Неслыханное дело! Позднее, когда о приезде вице-короля было уже точно известно, обрадованы и польщены были все жители деревни. Они не надеялись извлечь какую-либо выгоду из этого визита. Они просто желали помочь сделать визит успешным.

Было еще темно, когда следующим утром я отправился в свой четырнадцатимильный путь в Халдвани, потому что до разговора с Хью Стейблом мне хотелось повидать Джефа Хопкинса, стоявшего лагерем в Фатехпуре. Первые семь миль дорога шла через джунгли, в это время безраздельно принадлежавшие лишь лесным обитателям и мне. Когда я был в миле от базара в Каладхунги, стало светать и на дорожной пыли я увидел свежие следы леопарда, шедшего в том же направлении, что и я. А на изгибе дороги я увидел и его самого в двухстах ярдах впереди. Похоже, он уже знал о моем присутствии, потому что не успел я выйти из- за поворота, как он оглянулся. Однако с дороги зверь не сошел, а продолжал идти, поглядывая изредка через плечо. Только когда дистанция между нами сократилась до пятидесяти ярдов, он свернул в невысокую траву. Продолжая идти, глядя прямо перед собой, я краем глаза видел, как леопард залег в траве в нескольких футах от дороги, а пройдя еще ярдов сто, я обернулся и увидел, что он снова вернулся на нее и продолжает идти. Для него я был просто путником, которому он уступил путь. Еще через несколько сотен ярдов зверь свернул с дороги и направился в глубокую лощину. Где-то с милю я прошел один, а потом слева на дорогу из леса выбежали пять красных волков. Быстроногие и бесстрашные, они передвигаются по джунглям с легкостью бабочек и кормятся, когда голодны, только лучшей пищей. Из всех известных мне животных никто не живет лучше, чем индийские красные волки.

Джеф и Зилла Хопкинс как раз сели завтракать, когда я появился на пороге их лесной хижины. Узнав, по какому поводу я пришел, они очень разволновались и обрадовались. Джеф был в ту пору старшим охотничьим инспектором правительственных угодий в Тераи и Бхабаре, и без его помощи и согласия я не мог делать никаких конкретных предложений Хью Стейблу. Джеф по-деловому и с благородством подошел к решению проблемы. Для успешного проведения охоты в лесу надо было выделить два участка, где разрешена охота. К счастью, в тот момент оказались свободны два приглянувшихся мне участка, и Джеф пообещал зарезервировать их для меня. Кроме того, он любезно предложил мне воспользоваться еще участком Дачаури в прилегающем правительственном лесу, который он оставил для себя. Все шло отлично, начиная с четких отпечатков на берегу и удачной рыбалки и кончая беседой с Джефом. Я даже не замечал,