Одна из палаток служила складом. Ее заполняли мешки атта, риса, дала, сахара, жестянки с буйволиным маслом, здесь же находились две пирамиды ящиков с несколькими тысячами патронов 12-го калибра и одиннадцать ружей в чехлах. Две другие палатки предназначались для сна. В них валялись одеяла и различная одежда. Около кухни на ветвях висели три освежеванные козьи туши.
Возможно, что в смятении, вызванном появлением часовых, некоторые бандиты укрылись в высокой траве, окружавшей лагерь. Поэтому был отдан приказ выстроиться длинной шеренгой и прочесать большой участок джунглей в направлении к тому месту, где находились Герберт и его конники. Пока люди выстраивались, я осмотрел возвышение, на котором был разбит лагерь. Обнаружив следы десяти — двенадцати пар босых ног в высохшем русле реки неподалеку от лагеря, я предложил Фрэдди проследить, куда они ведут. Ширина русла была пятнадцать футов, а глубина — пять. Фрэдди, Андерсон и я шли по нему примерно двести ярдов и достигли участка, покрытого гравием, где я потерял следы. Дальше русло расширялось, и на левом берегу его, неподалеку от места, где мы стояли, возвышался огромный развесистый баньян с многочисленными стволами-отростками.[45] Целый лес этих ветвей, спускающихся к земле, показался мне идеальным местом для укрытия, и, подойдя к берегу высохшего русла, я попробовал вскарабкаться наверх. Ухватиться было не за что, и всякий раз, когда я пытался сделать ногой углубление в мягкой земле, почва уходила у меня из-под ног. Тогда я решил выбраться из русла там, где оно было менее глубоким. Но в это время со стороны лагеря донеслись выстрелы, а затем крики. Мы бросились назад тем же путем и около лагеря обнаружили хавилдара с простреленной грудью и рядом с ним бандита в набедренной повязке, который был ранен в обе ноги. Хавилдар сидел на земле, прислонившись спиной к дереву. Его рубашка была расстегнута, и на груди у левого соска виднелось пятно крови. Фрэдди взял фляжку и поднес ее к губам хавилдара, но тот покачал головой и, отстраняя фляжку, сказал: «Это вино, я не могу его пить». Когда мы стали настаивать, он добавил: «Всю свою жизнь я не пил вина и не хочу предстать перед творцом, осквернив свои губы вином. Меня мучит жажда, и я умоляю дать мне глоток воды». Рядом стоял его брат. Кто-то дал ему шляпу, он бросился к речке и через несколько минут вернулся с грязной водой. Хавилдар с жадностью выпил ее. Рана была нанесена дробью, и, не нащупав ее под кожей, я сказал: «Мужайся, хавилдар, доктор в Наджибабаде вылечит тебя». Улыбнувшись, он ответил: «Я буду мужаться, но никакой врач не вылечит меня».
Бандит не знал запретов в отношении вина и несколькими глотками опорожнил фляжку. Он крайне нуждался в таком подкреплении, поскольку в него стреляли с очень близкого расстояния из мушкета 12-го калибра.
Из предметов, найденных в лагере Султаны, было сооружено двое носилок, и добровольцы понесли их. Не делалось никакого различия между полицейским, принадлежавшим к высшей касте, и бандитом из низшей касты. Носильщики и шедшие рядом с ними полицейские направились через джунгли в наджибабадскую больницу, расположенную в двенадцати милях. Разбойник умер в пути от потери крови и шока, а хавилдар — через несколько минут после того, как его доставили в больницу.
От облавы мы отказались. Герберт со своим отрядом не вступил в дело. Султану предупредили о сосредоточении конников, и никто из бандитов не попытался пересечь линию, охраняемую им. Общий итог нашей тщательно спланированной операции, в провале которой никто не был виноват, состоял в захвате всего лагерного имущества Султаны, за исключением нескольких ружей, и в убийстве двух человек. Один из них был бедняком, не вынесшим заключения. Он попытался обрести свободу и добывал себе на жизнь единственным доступным ему способом. Его будет оплакивать вдова в Наджибабадском форте. Другой пользовался уважением своих начальников и любовью подчиненных. О его вдове позаботятся. Он мужественно принял смерть, верный своему принципу, хотя вино подкрепило бы его и он смог бы дожить до того момента, когда его положили бы на операционный стол.
Через три дня после операции Фрэдди получил письмо от главаря разбойников, в котором Султана выражал сожаление, что нехватка оружия и боеприпасов у полиции заставила ее произвести набег на его лагерь. Султана писал, что если в будущем Фрэдди сообщит ему о своих потребностях, то он, Султана, охотно предоставит ему все необходимое.
Тот факт, что Султана получал оружие и боеприпасы, был особенно неприятен для Фрэдди. В этой связи были изданы строжайшие приказы. Однако каждый торговец оружием, имевший патент, и каждый владелец оружия, живший в районе, где действовал Султана, стоял перед выбором: либо навлечь на себя недовольство правительства, либо отказаться выполнить требования Султаны. Тогда его дом наверняка был бы ограблен, а ему самому, возможно, перерезали бы горло. Поэтому предложение Султаны предоставить Фрэдди оружие и боеприпасы имело под собой реальную основу. Таким образом, главарь разбойников нанес самый чувствительный удар начальнику специального полицейского отряда по борьбе с бандитизмом.
Банда Султаны, лишившаяся укрытия и сократившаяся до сорока человек, правда хорошо вооруженная, поскольку разбойники вскоре приобрели новое оружие и боеприпасы, была вынуждена скитаться по Тераи и Бхабару. Фрэдди полагал, что для Султаны настало время сдаться. Получив разрешение правительства, Фрэдди пригласил Султану встретиться с ним в удобное для него время в любом назначенном им месте. При этом всю ответственность за это мероприятие Фрэдди брал на себя. Султана принял приглашение, назначил день, время и место и выставил условие, чтобы оба пришли на встречу без сопровождающих лиц и оружия. В условленный день Фрэдди вышел из леса с одной стороны большой поляны, в центре которой росло одинокое дерево, а Султана появился с другой. Встреча проходила в дружеской обстановке, как это могут себе представить те, кто жил на Востоке. Один казался огромным сгустком энергии и хорошего настроения и был облечен полномочиями правительства. За голову другого — маленького человека с быстрыми движениями — была назначена награда. Они уселись в тени под деревом. Султана вынул арбуз и, улыбаясь, предложил Фрэдди не стесняться. Переговоры, однако, зашли в тупик, поскольку Султана отказался принять требование Фрэдди о безоговорочной капитуляции. Во время этой встречи Султана просил Фрэдди избегать ненужного риска. Он рассказал, что в день набега на его лагерь он сам с десятью вооруженными людьми укрылся под баньяном и наблюдал, как Фрэдди и двое других подходили к дереву по высохшему руслу реки. «Если бы господину, который пытался вскарабкаться на берег, удалось это сделать, — добавил Султана, — пришлось бы застрелить всех троих».
Теперь предстояло организовать последнюю схватку этих двух бойцов тяжелого и легкого веса. Фрэдди пригласил Уиндхема и меня в Хардвар принять участие в этом деле. Султана с остатками своей банды, уставшей от непрерывного передвижения, расположился на скотоводческой ферме в самом центре наджибабадских джунглей. План Фрэдди состоял в том, чтобы переправить весь свой отряд через Ганг на лодках, высадиться в удобном месте и окружить ферму. Эту операцию, как и описанную выше, предполагалось произвести ночью, но на сей раз ее приурочили к полнолунию.
В назначенный день весь отряд в количестве трехсот человек, а также племянник Фрэдди, Уиндхем и я с наступлением темноты погрузились в десять лодок местного образца, стоявших на приколе в уединенном месте на правом берегу Ганга в нескольких милях ниже Хардвара. Я находился на первой лодке, и все шло хорошо до тех пор, пока мы не подошли к левому берегу и не углубились в боковой канал. Плавание по этому каналу было самым страшным из всего того, что случалось со мной когда-либо на воде. На протяжении нескольких сотен ярдов лодка скользила по широкой глади, освещенной луной. В воде совершенно отчетливо отражались растущие по берегам деревья. Постепенно канал сужался, и скорость движения лодки увеличивалась. Одновременно мы услышали приглушенный расстоянием шум падающей воды. Я часто рыбачил в боковых каналах Ганга, поскольку рыбе они нравятся больше, чем основное русло реки. Меня всегда восхищало мужество лодочников, готовых рисковать жизнью и суденышками на этих порогах. И вот теперь мы со страшной скоростью приближались к ним. Лодка, в которой я плыл, так же как и девять остальных, была открытой грузовой баркой, прекрасно приспособленной для плавания по основному руслу Ганга. Но для здешнего узкого канала со стремительным течением она была слишком неповоротлива, и казалось, вот-вот разлетится в щепки всякий раз, когда она с силой ударялась днищем о подводные камни. Настойчивые обращения капитана к команде держать лодку подальше от скалистых берегов, посередине потока, ни в коей мере не устраняли моих опасений. Когда команда выполняла распоряжения капитана, лодку начинало сносить вбок, она ударялась о дно и ежеминутно могла разбиться или перевернуться. И все же ночной кошмар не может продолжаться вечно. В данном случае он продолжался довольно долго, поскольку мы должны были проплыть 20 миль, почти все время преодолевая пороги. В конце концов один из лодочников выпрыгнул на левый берег с длинной веревкой в руках и привязал лодку к дереву. Одна за другой лодки проходили мимо нас, и их привязывали ниже по течению, пока все десять не были
