— А что такое? — спросил Лыка, уловив нотки тревоги в Семином голосе.
— А то, — ответил Семен, — что все эти кругленькие отверстия не что иное, как пулевые пробоины. Причем вполне свеженькие. Лодочку изрешетили. Ну-ка, архаровцы, пошарьте-ка по берегу, поищите, здесь должна валяться раскиданная куча гильз.
Так и оказалось, гильзы вскоре были найдены, и в большом количестве. Семен взял одну в руки, долго изучал.
— Странно, странно, — вот и все, что он произнес после тщательно проведенного анализа.
И опять Лыке пришлось его спрашивать:
— А что тут странного?
— А то, — ответил Семен, — что гильзы, похоже, немецкие, автоматные, но от какого автомата, я не имею представления.
— Мало ли сейчас у людей на руках оружия, — возразил Лыков, — каждый день кого-нибудь грохают, по всей стране разборки идут. Что ж тут странного.
Сема ничего не сказал, а повернулся и пошел к лагерю, так и оставив дырявую лодку наполовину вытащенной из воды.
— Пошли завтракать, — только и бросил он через плечо, хотя время-то уже было даже не обеденное, а заобеденное.
Уху с грибами Наташка сварила в ведре, конечно, опять без соли. Откуда ж ее было взять? Но рыбно- грибной бульон получился наваристый. И еще было полно вареной рыбы и грибов, которые оказались все- таки вкуснее жаренных на вертеле. Бульон вычерпывали по очереди из ведра кружками. А рыбу и грибы вылавливали пальцами, уха к тому времени уже почти остыла, хотя Наташка подогревала ее дважды.
— Вот что, братцы-скауты, — окончив трапезу, сказал Семен, — надо нам поскорее отсюда сматываться. Не нравится мне вся эта история с простреленной лодочкой.
— Сем, да нам-то что, — возразил Лыков, — не наша же моторка. Кому мы нужны?
— А действительно интересно, — вмешался Вовка, — чья это моторка? И где от нее мотор?
— Не знаю чья и знать пока не хочу… — начал Сема.
— А я знаю, — перебила его Наташка, — это, наверное, лодка брата того человека, заблудившегося в Чертовом углу, ну того, что подсел к нашему костру, когда мы только приехали.
— Если так, то тем более надо нам сматываться, — Сема хлопнул себя ладонями по коленкам.
— Да почему? — опять спросил вдруг заупрямившийся Серега.
— Да потому что тогда все, что нам городили о Чертовом угле, может оказаться истиной. И очень может быть, что и нас здесь не ждут.
— Сережа, я не понимаю, ты что здесь остаться решил? Чего уж тут особенно интересного? — неожиданно трезво выступила Наташка. Лыков не нашелся, что ответить. Было видно, что и спорил он просто из упрямства. Такое с ним иногда случалось.
— В общем так, — опять принял командование Семен, — полчаса послеобеденного отдыха, и все силы на илот.
Кто-то отошел от костра и отправился в палатку, а кто-то просто, как и Сема, отвалился на мягкий песок и отдыхал, глядя на спокойную в этом месте Шойну и догорающие полешки.
— Сем, — нарушил наступившее было молчание Женька, — а с чего ты взял, что гильзы немецкие.
— Да у них вокруг капсуля надпись немецкими буквами, — ответил Семен.
— А ты знаешь немецкий?
— Не-а, английский-то кое-как. Но все равно видно, что надпись немецкая. Ну, может, австрийская. Только буквы-то немецкие.
— А какой это мог быть автомат? — спросил Лыков.
— Бог его знает, я сначала подумал было, что «шмайсер» со времен войны, да уж больно гильзы новенькие. Странно. И на «ха-ка» не похоже.
— А может, «Калашников», просто патроны немецкие, — предположил Женька.
— Ну уж это никак, — возразил Семен, — эти патроны к «Калашникову» никак не подойдут. Ни по калибру, никак.
С Семой на этот счет никто спорить и не подумал, все знали, что с «Калашниковым» он знаком не только теоретически.
— Сем, а у тебя дома оружие есть? — спросил Лыков.
— Есть.
— Какое?
— Двустволка ижевская.
— А что ж ты ее с собой не взял? Она бы нам тут сейчас очень пригодилась.
— Не люблю я охоту, — как-то вяло ответил Семен.
— А что ж ружье дома держишь?
— Да осталось от прошлых времен, — Сема явно не хотел вдаваться в подробности.
— Сем, а «сайга» — это что за ружье? — не отставал Лыков.
— Карабин охотничий. Неплохой карабин. Впрочем, их несколько вариантов. И по калибру отличаются, и по предназначению. Вообще-то «сайга» — пушка серьезная, с ней можно не только на охоту ходить.
— На разборку?
— Ты что? Решил заменить нам Губина? — усмехнулся Сема. — Тебе его лавры сыщика покоя не дают? Решил расследовать эту историю с изрешеченной лодкой и ее заблудившимися хозяевами? Брось, не советую. Оставь это органам внутренних дел. До населенного пункта доберемся, я кому надо все расскажу. А пока отдыхай, скоро плот пойдем достраивать.
Строить плот, однако, окончили только к вечеру, и отплытие из Чертова угла, хоть и скребли у Семена на душе кошки, опять отложили на следующий день. Поужинали остатками вареных грибов, без рыбы. Семен решил с утра еще раз выйти на рыбалку, чтобы наловить окуней про запас, хотя бы на день. Бог знает, что их еще ожидало.
Костя устал за этот день еще больше, чем за все прошлые. Даже когда они проходили третий перекат, он не вымотался так, как сегодня. Семен его поднял ни свет ни заря на рыбалку. Потом, когда он выудил это злосчастное ведро и Сема нашел лодку, пришлось сооружать ворот. Потом — работа бурлака. Потом доканчивали плот. Ладони у Кости покрылись мозолями, и кисти рук ломило так, будто кто-то зажал их в тиски. Все ж перед сном он отправился со своей кружкой к Шойне чистить зубы.
У воды на корточках сидели Женька и Лыка, оба были заняты тем же.
— Думаешь, пройдет? — приблизившись к ним, услышал он фразу, сказанную вполголоса Женькой.
— Уверен. Ширина нормальная и осадка невелика.
— А коряги?
— Будем смотреть.
— Может, пехом?
— Не успеем. Да и болото там наверняка, а… Лыка обернулся через плечо и вздрогнул, заметив подошедшего сзади Костю. Потеряв равновесие, ему пришлось опереться рукой, окунув ее в воды Шойны.
— Ф-фу, Костян, заикой так сделаешь. Ходишь тут, как шпион.
— Да я зубы чистить пришел.
— Ну чисть, чисть, мы уже почистили. Лыков поднялся с корточек, а за ним и Женька. Тихо переговариваясь, они отправились к своей палатке.
Костя постоял в нерешительности и отошел на новое место, несколько выше по течению.
Он присел на корточки и опустил натруженные ладони в воду реки. Вода была все такой же прозрачной и студеной. Рукам стало немного полегче, будто Шойна забрала в себя боль. «А ведь это последняя ночь здесь, в Чертовом углу», — подумалось ему, и он вдруг остро почувствовал, что скорее всего никогда больше не увидит этого, пусть не самого гостеприимного места, но с которым уже связано столько новых для него событий и ощущений, которые тоже могут никогда не повториться. Он окинул взглядом