Таким образом, в результате кампании, последовавшей после битвы при Тразименском озере, Ганнибал растерял все плоды своей блестящей победы. После всех своих передвижений по Италии Ганнибал смог только расположиться лагерем возле Гереония, имея непосредственно перед собой все 4 римских легиона. Так как приближалась зима, Ганнибал был обречен на бездействие.

В Испании кампания 217 года для карфагенян развивалась крайне неблагоприятно. Гасдрубал Баркид, правда, подготовил зимой 218 — 217 г. сильный флот и двинул свою армию по морю и по суше к Иберу, однако неподалеку от устья этой реки в морском сражении карфагенский флот был разбит. Римляне высадили свои войска у Онуссы и даже подошли к стенам Нового Карфагена, а также напали на остров Эбесс. Когда римский флот воротился на север от Ибера, Гней Корнелий Сципион начал наступление к Кастулонским горам, тогда как Гасдрубал отступил в Луситанию, к берегам Атлантического океана. Тем временем илергеты восстали против римлян. Гней Сципион подавил их без особого труда, однако восстание послужило Гасдрубалу сигналом к новому вторжению в области севернее Ибера. Карфагенскому полководцу недолго пришлось стоять там и готовиться к схватке с римлянами: внезапно ему сообщили, что в карфагенские владения вступили племена кельтиберов, заключившие союз с Римом. Три города они захватили и дважды сражались с Гасдрубалом, который бросился на юг организовывать оборону; карфагеняне потеряли 15 000 убитыми и 4 000 пленными. В этот момент в Испанию прибыл Публий Корнелий Сципион во главе флота в 30 кораблей и отряда в 8 000 воинов. Соединившись с братом и пользуясь тем, что пунийцы были заняты войной с кельтиберами, он повел римские войска к Сагунту, где в тот момент содержались заложники иберийских племен. Заложники благодаря хитрости и измене сумели покинуть Сагунт, и это дало братьям Сципионам возможность привлечь на свою сторону новые иберийские племена. Наступление зимних холодов прервало кампанию [Полибий, 3, 95 — 99; Ливий, 22, 19 — 22], закончившуюся очевидным преимуществом римлян.

Более удачно для карфагенян сложилось положение в другом районе. Консул Гней Сервилий Гемин, командуя флотом в 120 кораблей, обошел берега Сардинии и Корсики, беря повсюду заложников, а затем отправился в Африку. Проходя через Менигу, он опустошил ее, а с Керкины взял выкуп 10 талантов серебра за то, чтобы не жечь и не грабить ее земли. Ему удалось высадиться в Африке. Однако, вместо того чтобы укреплять созданный таким образом плацдарм, он повел своих солдат и моряков опустошать окрестные поля, и, когда они разбрелись по стране, их встретили засады карфагенян. Римляне бежали к кораблям. Потеряв около 1 000 человек, они отплыли в Сицилию [Ливий, 22, 3-1, 1 — 5]. Однако, несмотря на такой исход экспедиции, попытка Гнея Сервилия показала уязвимость карфагенских владений в Африке; поражение римлян было следствием их собственной недостаточной организованности, а отнюдь не защищенности африканского побережья.

Время шло, шестимесячный срок диктатуры Квинта Фабия Максима истек, и он обратился к консулам с предложением принять командование римскими войсками. Гней Сервилий Гемин, передав в Лилибее свой флот претору Титу Отацилию, с тем чтобы легат Отацилия Публий Сура доставил его в Рим, сам отправился к легионам, действовавшим против Ганнибала. Туда же явился и его коллега Марк Атилий Регул. Сменив диктатора и его начальника конницы, консулы строго придерживались стратегической линии Фабия — они держали армию Ганнибала под постоянной угрозой, но по-прежнему уклонялись от решающего боя, которого так хотел пунийский полководец. Пунийская армия начала испытывать острый недостаток в продовольствии, и Ганнибал даже думал, не уйти ли на север, в Галлию; его удержала на месте только мысль, что враги и друзья примут это отступление за бегство, и тогда он окончательно потеряет все шансы на господство в Италии [Ливий, 22, 31, 6 — 32, 3; ср. у Диона Касс., фрагм., 57, 21].

С наступлением зимы военные действия у Гереония постепенно прекратились. Не прекратились, однако, события, демонстрировавшие полное одиночество Ганнибала в Италии, — следствие того военно- политического поражения, которое он потерпел от Фабия. В особенности серьезным актом было появление в Риме послов с дарами из Неаполя — одной из крупнейших греческих колоний на юге Апеннинского полуострова. Аналогичное посольство прибыло в Рим и из Пестума [Ливий, 22, 36, 9]. Сиракузский царь Гиерон также прислал в Рим огромные запасы продовольствия и вспомогательный отряд — 1 000 стрелков и пращников [Ливий, 22, 37]. Когда принимали дары от неаполитанцев, были, если верить повествованию Тита Ливия [22, 32, 4 — 9], произнесены слова о том, что Рим — глава и акрополь всей Италии — борется не только за себя и свою власть, но и за своих союзников, их города и поля. Такова была та политическая пропаганда, которую римское правительство сочло нужным противопоставить речам Ганнибала, однако последний и в данном случае ничего не мог предпринять. Победы не было, а грабежи, убийства и пожарища очень слабо вязались с тем обликом освободителя Италии, в котором пунийский полководец хотел предстать перед ее многочисленными племенами и народностями.

Единственное, что оставалось Ганнибалу, это, пользуясь зимним перерывом, выжидать дальнейшего развития событий. Ему повезло. К моменту, когда в Риме должны были происходить выборы консулов на новый, 216 год, там разразился еще один острейший политический кризис, исход которого непосредственно повлиял на ведение боевых операций как самими римскими военачальниками, так и Ганнибалом.

Этот политический кризис представлял собой очередную вспышку борьбы за власть между римским плебсом и сенатом. Спорили о том, как следует проводить выборы. По поручению сената претор Марк Эмилий обратился к Сервилию и Атилию с письмом, настаивая, чтобы один из них явился в Рим для проведения выборов. Сервилий и Атилий отказались: они считали, что без вреда для государства не могут покинуть армию, и, в свою очередь, предлагали, чтобы это было поручено междуцарю. Сенат счел более целесообразным прибегнуть к диктатуре. Консулы остановились на кандидатуре Луция Ветурия Филона, который и назначил своим начальником конницы Марка Помпония Матона. Однако не прошло и двух недель, как авгуры обнаружили в процедуре назначения какие-то упущения, и диктатор вместе со своим помощником получили приказание отказаться от должности; проведение выборов сенат поручил междуцарю, приняв, таким образом, точку зрения Сервилия и Атилия [Ливий, 22, 33, 9 — 12]. В рассказе Ливия изложена официальная версия. Можно полагать, что сенат рассчитывал, используя механизм диктатуры, сломить сопротивление оппозиции, но эта попытка оказалась неудачной. Возможно, однако, что диктатура была уступкой плебсу, от которой в ходе выборов поспешили отказаться. Не случайно Ливий [22, 34, 9 — 10] вкладывает в уста одного из ораторов на выборах. Квинта Бэбия Геренния, слова о том, что диктатор был ненавистен сенату и что к междуцарствию прибегли только с одной целью — дать сенату возможность свободно распоряжаться на выборах.

Однако гораздо важнее был другой вопрос: кто получит на следующий год консульские должности. В роли одного из кандидатов выступал Гай Теренций Варрон — тот самый, который настаивал в свое время на уравнении в правах Фабия и Минуция, плебейский вождь, снискавший себе исключительную популярность. Ливий [22, 25, 18 — 26, 3; ср. у Диона Касс., фрагм., 57, 23 — 25] изображает этого человека — несомненно, выходца из социальных низов — выскочкой и карьеристом. «Передают», что его отец был мясником, сам разносил свой товар и в этом рабском занятии пользовался помощью сына. Сын же, которому деньги, нажитые отцом, дали возможность в будущем выбиться в люди, избрал для себя политическую карьеру. Произнося речи в защиту людей низкого происхождения, против интересов знати, он обратил на себя внимание, а затем достиг и должностей, проделав обычную для Рима карьеру — был квестором, плебейским и курульным эдилом и претором; теперь он претендовал на высшую государственную