отблеск пламени коптящих факелов пробежал по стенам и окрасил багровым латы вошедших в темницу стражников - словно забрызгал их свежей кровью.

Узника рывком подняли с пола и поставили на ноги. Двое дюжих солдат держали его под руки - идти сам проклятый еретик уже не мог, ноги его были бесповоротно изувечены 'испанскими сапогами'. Ничего, дотащим, тут не так далеко, обойдёмся даже без телеги! Да и весу в узнике - как в тощей курице…

Когда они добрались до площади, приговорённый был уже почти без сознания. Его привёл в чувство коснувшийся его лица солнечный луч, прыгнувший из-за зубчатой стены и отразившийся от влажных черепичных крыш.

Несмотря на ранний час, площадь заполняла толпа, замершая в ожидании зрелища. На середине площади возвышался обложенный дровами и хворостом деревянный столб. Цепь солдат с алебардами оттеснила толпу, давая процессии дорогу к месту казни.

Осуждённого втащили на поленницу, задрали ему руки вверх, едва не выворачивая их из плеч, и приковали кисти к столбу. Вторая цепь опоясала тело, третья замкнулась вокруг ног. Оковы легли неплотно, оставив немного свободы движениям - должны же истинные христиане в полной мере насладиться муками богохульника и вероотступника, когда он начнёт дёргаться и корчиться в очистительном огне! Палач заботливо поправил рассыпавшиеся вязанки хвороста - непорядок…

Слов приговора, которые бормотал тучный монах, приговорённый не слушал и не слышал - он знал, что среди них нет ни слова правды. Разве что 'сомнение в вере': вот это, пожалуй, верно…

Прикованный к столбу человек посмотрел в тусклое небо. Он не хотел умирать, вся плоть его вопила от страха и от ожидания неотвратимой жгучей боли, которая очень скоро вцепится в неё вместе с языками пламени. Человек смотрел в небо, бессознательно и исступлённо взывая о помощи, отчётливо сознавая при этом, что спасения нет и быть не может…

Запахло дымом, и обречённый на лютую смерть понял, что ему остаётся лишь уповать на крепость духа своего, дабы достойно принять мученическую кончину. Но как же это трудно…

И боль пришла - первые проворные огненные змейки, извивавшиеся меж поленьев, коснулись ног человека у столба. И человек закричал…

И толпа ответила хриплым рёвом. Раззявленные слюнявые рты, грязные патлы и такие же грязные мыслишки… Животные, собравшиеся поглазеть, как будут жечь такого же, как и они сами, жечь только за то, что он осмелился чуть приподняться над общим стадом, возвыситься духом и показать им же самим, что они люди, и что они могут быть людьми. И те, с алебардами, - они такие же животные, только они натасканы выполнять приказы других животных, более хитрых, чем все остальные: эти животные в нелепых железных одеждах стоят и смотрят оловянными глазами, в которых не светится ни капли Разума, на то, как на костре умирает человек.

Огонь вырвался на свободу и жадно обнял тело человека. Боль рвала горящую плоть; лопалась и сворачивалась в тёмные обугленные лохмотья кожа; пузырилась, вскипая в буйном пламени, кровь. И человек закричал в последний раз, уже прощаясь и прося прощения за всё то, что он не успел или не сумел сделать для людей

В рвущийся вверх костёр, в котором скрылась ещё дергающаяся на цепях тёмная фигура, внезапно беззвучно ударил сноп золотистого света. Пламя испуганно сникло, и рдеющие угли полетели во все стороны, накрыв широким веером стадо на площади. И шарахнулись толпы в проулки,[10] давя друг друга в животном ужасе, спотыкаясь, падая и закрывая свои ещё не научившиеся думать головы пока ещё не умеющими создавать прекрасное руками. Янтарного цвета вихрь закрутился воронкой, взметнулся вверх и исчез, а на площади остался вывернутый столб с обрывками цепей на нём да груда непрогоревших угольев. И не понять было, что там, в этой дымящейся куче - одни дрова или останки сожжённого человека тоже…

'Я уже умер или ещё нет?' - успел подумать человек перед тем, как вокруг него всё завертелось. А потом сознание ушло.

* * *

Междумирье, наши дни

- Собратья мои! Время близится, и скоро каждому из нас - каждому! - предстоит дать ответ и самому себе, и Вечнотворящему: а всё ли я сделал для того, чтобы на данном отрезке Круга Бытия обогатить Его, привнести в Его вечнорождающее лоно как можно больше ценнейшего Знания, которое послужит Его дальнейшему бесконечному совершенствованию? Ибо Путь Первичных Матриц - Душ - конечен, а Путь Абсолюта окончания не имеет…

Существа в длинных плащах цвета платины молчат. Накинутые на головы капюшоны скрывают склонённые лица, делая сидящих на вычурных креслах чёрного дерева эсков-Магов похожими на отлитые из тусклого металла статуи. Кресла с высокими спинками располагаются полукругом, а посередине зала с теряющимся во тьме сводом возвышается невысокий каменный постамент.

На постаменте прорисовывается неясная фигура человекоподобного создания в таком же плаще, но с обнажённой головой. Ткань капюшона откинута на спину, длинные седые волосы спадают на плечи, обе руки воздеты кверху так, что из-под широких рукавов видны тонкие сухие запястья. Подрагивает на стенах и на полу призрачный отблеск робкого пламени немногочисленных свечей, едва способных отогнать хоть на пару шагов заполняющую зал Первородную Тьму. Губы Мага неподвижны, но это не мешает остальным Сущностям отчётливо воспринимать всё им предназначенное.

Девять Аббатов, настоятели девяти приходов, внимают мыслеречениям десятого эска - Епископа, Высокого Иерарха, возглавляющего округ, охватывающий Галактику и соседние звёздные острова, Иные Реальности и Параллельные Миры, коим несть числа. И ещё в этот же самый миг где-то невообразимо далеко, в восьми других местах этой области Познаваемой Вселенной другие восемь Епископов обращаются к Аббатам своих округов, дабы выслушать их ответы и донести их до Высшего Иерарха - Кардинала, главы одной из девяти вселенских епархий Сообщества Серебряных Восходящих Магов-Всеведущих, Адептов Слияния, Отринувших Суетное, и прочая, и прочая… По перечню носимых ими имён Познающие давно оставили позади все остальные Высшие Расы эсков, однако перечень этот непрерывно продолжал пополняться.

Девять же Кардиналов, собрав воедино всё, что накопила Раса Серебряных за время, истекшее с момента прохождения Гребня последней Волны Слияния, встретятся, сольют свои Разумы в одно целое и будут терпеливо ждать - ждать благословения и Знака от Вечнотворящего Высшего Сознания, от Истинного Бога, от единственного Бога всей Познаваемой Вселенной и всего Мироздания. И когда дан будет Знак, тогда и родится новая Волна. А сейчас Епископы собирают камни для Кардиналов…

Каменные стены Укрытия дышат вязким холодом, но для Магов это не имеет никакого значения. Им не требуется ни тепло, ни свет, ни пища, ни питьё - стоит ли обращать внимание на все эти мелочи, когда речь идёт о Вечности.

- Собратья мои! Нам предстоит уйти - девятнадцати из каждых двадцати: уйти, раствориться, исполнить Предначертанное, свершить Назначенное, ради чего мы и принимаем Суетность - на время - и влачим облечённое плотью бытие. И перед величием нашей Цели меркнет всё Сущее, созданное искрой Воли Его…

Епископ говорит, и Аббаты слушают - потом настанет их черёд говорить, а внимать будет он. Внимать каждому из них по отдельности - ритуал священен… То, что имеет сообщить каждый из Аббатов своему Высокому Иерарху, предназначено только Епископу, и никому другому. И поэтому когда подойдёт черёд Исповеди одного из девяти, остальные удалятся, останутся вне. У любого из Аббатов нет ничего неважного для Высокого Иерарха, и нет никакого разделения на первостепенное и на малозначительное. Все равны пред ликом Вечнотворящего и перед зеркалом Вечности…

Время не властно над Собранием - точнее, не всевластно. Серебряные не приручили Таинственных, но умеют в известных пределах контролировать бег Времени, растягивая

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату