От такого голоса пришел бы в себя и мертвый. Не бас… А как там следующий по шкале называется? Но в любом случае это то, что именуют «дьяконским». Или «оперным» — голосина, способный перекрыть рев урагана и артиллерийскую канонаду при полном сохранении чистоты тембра. Оставаться неподвижным, когда у тебя над ухом раздается подобный звук — абсолютно невозможно.

Я подскочил и сел на мостовой. И тут же схватился за раскалывающуюся голову. Но глаза у меня уже привыкли к темноте переулка, и оказалось, что падающего с улицы отблеска далеких фонарей вполне достаточно, чтобы видеть в потемках. Адаптивная штука — человеческий глаз… В общем — я хорошо разглядел ближайшее окружение.

И слегка очумел. Да и любой другой на моем месте очумел бы тоже! Увидев склонившегося над собой — Петра Первого! С распущенными черными локонами, усатого, моргающего от усердия… В конно-егерском мундире французской армии.

— Как ты, приятель? — ага, та самая труба иерихонская. Он, похоже, тихо говорить и не умеет.

Сбоку что-то шевельнулось. И там обнаружилась еще одна копна черных локонов и пара моргающих глаз. Зареванных. С чепчиком наверху. Торчащая из каких-то бесформенных лохмотьев. Девочка десяти- двенадцати лет. Сидящая на корточках. Кстати, сам я тоже с длинными черными локонами. И тоже моргаю… Что за сборище ангелов-брюнетов, строящих глазки… Однако, тем не менее, похоже, что я пока все-таки еще на этом свете: у покойников так головы не болят. Впрочем, вроде малость подуспокоилась уже. Хотя и кружится. А на затылке — шишка. И, кажется, у меня на, гм… левом бедре порез — щиплет. Я пощупал себя за задницу. Да — успел меня полоснуть тот, которого я пнул в голову. Кровь течет, но, слава богу, не хлещет. Пальто, видимо, помогло. Перевязать бы надо… И черт побери — как бы не остаться без штанов из-за всего случившегося!

— Эй, приятель, ты меня слышишь? — Мощная рука тряхнула меня за плечо. Отчего я чуть было не вырубился снова. А силен же он, черт! А самое главное — я его где-то уже видел… Не Петра Первого! А этого вот типа с гасконским (ага, уже соображать начинаю!) выговором… Где вот только?

— Нормально все! — сказал я, отстраняя трясущую меня длань. — Штаны только порезали, ур- роды!.. Спасибо, гражданин… С этими — что?

— Готовы! — Петрообразный гасконец посторонился, и я увидел три лежащих в темных лужах тела. Да, покойники однозначно: при таком количестве вытекшей крови не живут. Стало быть, того, что попался мне на встречный ход, я не вырубил ни фига. Да и которого в голову пнул — тоже. И чего, спрашивается, приспичило в шинели ногами дрыгать? Пижон… А у этого мужика на боку сабля. Молодцом это он. Это я вот дурак — безоружным шляюсь… Надо будет впредь свою саблю с собой таскать, а то вон оно как…

— А тот? — хотя и так, в общем, было ясно.

— Разрази меня гром! — (я чуть обратно не упал). — Как ты его уделал-то? Клянусь небесами — ты, наверное, как из пушки лупишь! У него шея сломана!

Ну, ясен пень: влети-ка так башкой — вполне вероятный исход…

— Так я и есть артиллерист… А вы, гражданин, кто такой будете?

Спаситель — а уж ясно, что без него мне бы тут и кранты, — выпрямился и, подкрутив ус, сообщил:

— Командир эскадрона двадцать первого конно-егерского полка капитан Иоахим Мюрат — к вашим услугам! Гражданин?..

Ерш твою меть…

— Бригадный генерал Наполеон Бонапарт…

— О?! Небеса меня убей! Тот самый?! Тулон?

Блин. Вот она — слава! В каком-то зас… трюханом переулке встречаются двое, и эти двое не кто- нибудь, а Наполеон и Мюрат! Уж сейчас-то я его узнал: вполне похож на свои портреты… Но и Бонапарт его тоже где-то видел!..

— Да… Только, сколько я помню, двадцать первый конно-егерский сейчас в Северной армии?

— Так точно, гражданин генерал! — Будущий маршал скорчил какую-то непонятную мину и поскреб у себя в шевелюре. — Ребята задают перцу интервентам! А мне вот пришлось… по личным делам… Да я слышал, у вас и у самого были неприятности?

А… Вот теперь я его вспомнил! Якобинский клуб года два или три назад… Тогда он был, кажется, еще вообще солдатом. Я его рядом с Маратом видел. В качестве охранника, что ли? Очень он тогда часто зыркал по сторонам и все время хватался за рукоять своей сабли.

— Что — серьезные проблемы?

— Да не то чтобы серьезные… Но еще осенью могли арестовать. А сейчас… Не знаю даже — такое впечатление, что я никому не нужен, разрази меня гром!.. Хлопочу о восстановлении в полку — но пока без результата…

— Ну, уж я-то бы вас к себе обязательно взял, капитан… Беда только, что мы с вами в одинаковом положении: никому не нужны бывшие якобинцы! Ну да, это дело такое… А вот кого мы с вами спасли от апашей, а?

— А извольте видеть, гражданин генерал! Двое прелестных птенчиков!

Двое?

Ну да… Аккурат за девочкой — мне пришлось сильно вывернуться, чтобы увидеть, оттого сразу и не заметил, — сидит, скорчившись на мостовой, еще одна фигура. Мальчик, судя по всему. Чуть постарше, наверное. До нас, такое впечатление, ему нет никакого дела. А чего он руку баюкает?

— Что с ним? — Я попытался встать. С некоторыми усилиями это мне удалось. Правда, тротуар как-то ненадежно пружинил под ногами, и задницу ощутимо начало печь, но это были сущие мелочи.

— Мари-Луиза говорит, что у него рука сломана! Эти мерзавцы, сгори они в преисподней, слишком грубо с ним обошлись — и он потерял сознание!.. Вот только недавно очнулся…

Девочка молча истово закивала в подтверждение.

Угу… Шустер кавалерист… Уже и познакомиться успел… Или это я долго в отключке провалялся?

— Вы где живете, Мари-Лу? — припадая на порезанную ногу, я дошкандыбал до мальчишки и, шипя сквозь стиснутые зубы, опустился рядом с ним на колено. И только после этого уже сообразил, что вопрос мой дурацкий: если дети в полночь таскаются по улице — где они могут жить?

— Нигде… — подтвердила девчонка.

Парня же, похоже, конкретно ничего не интересовало, кроме замотанной в тряпье руки. Хреново… А под повязкой-то лубки… Похоже, ему доктора надо — как бы не нарушилась фиксация перелома… Жаль только — скорой помощи в этом веке еще не изобрели. И где я вам тут найду врача посреди ночи? Да и денег у меня на врача нет… То есть на врача-то вполне хватит — а вот потом доставать где-то придется… Хотя погоди-ка…

— Капитан, вы этих обыскали?

Судя по реакции — нет. А зря. В нашем положении нос воротить не стоит…

— Ну-ка, давайте глянем… Трофеи нам могут весьма пригодиться…

Обыскивать жмуриков тем не менее пришлось одному Мюрату: я из-за своей ноги не отличался сейчас большой ловкостью — в сапоге уже хлюпало. Так что в конце концов после завершения шмона будущий король Неаполитанский вынужден был еще и перевязывать мою… Мой афедрон, в общем. Та еще операция посреди улицы, надо сказать… Впрочем, на первое время Иоахим вполне справился. Дома потом перевяжу по-серьезному… С лекарствами в этом веке тоже, конечно, полный голяк, но у Наполеона давно уже выработался свой прием военно-полевой медицины — причем с детства еще: пропитать тряпку морской или просто соленой водой и намотать на рану — вполне, как он успел убедиться, помогает. А я, пожалуй, к тому водки добавлю — для надежности. Да не внутрь, блин, а на порез!..

Трофеи же нам достались неожиданные. Даже большие, чем я предполагал. Кроме двух кинжалов и палки, залитой свинцом (подумав, я реквизировал ее себе в качестве трости — чтоб не так нагружать раненую конечность), у отправившихся к праотцам апашей обнаружился достаточно полный кошелек (не ахти сколько, но часы теперь можно не закладывать пока!) и кроме того — вполне исправный пистолет! Что было уже достаточно серьезно: обычные гопники такое оружие с собой не носят. И не по каким-то особым причинам, а просто не воровской это инструмент. Времена нынче все-таки буколические: если прохожие слышат в переулке крик зарезаемого — они бросятся наутек, а вот если грохнет выстрел — все, наоборот,