карабаиров бухарских, и польских, немецких да венгерских, кавалерийского заводу. Ну, так скажу вам, ламты эти палусские мало чем этим всем породам уступят, если верховую езду рассматривать. Для работы, конечно, суховаты малость будут. Но вот под седло лучше коня и не придумаешь. Выносливые, идут легко, часто даже иноходцы среди них попадаются, ход менять на любом разгоне могут без труда, по прыжкам вообще равных им не встречал. В то же время послушные, умом тоже в лучшую сторону от остальных отличаются, обучаются очень легко. А уж по мастям подобраны так, что в царских табунах их держать было бы незазорно за одну только эту красоту. Почти все пегие да чубарые, но сочетается все разномастье в них настолько красиво, что глаз не оторвешь. Например, я там себе жеребчика заимел, у которого на караковой основе чубарины по всему крупу идут, прям как звездочки серебристые. И грива с хвостом тоже в светлую масть, когда он идет наметом или рысью размашистой, то развеваются, будто крылья серебряные. У нас подобных коней так и зовут, крыловскими, и ценятся они очень. Вот и здесь мне такой же, почитай, достался, да статей просто царских к тому же.

Я вообще как к палусам приехал, так первое время от коней не отходил. Почитай, десять годков их не видал. Как в ссылку попал, так скучал больше всего по молоку, хотя бы кислому, да по коням. Иной раз ночами даже снилось, как я верхами еду. А тут дорвался, можно сказать. Мне палусский вождь сразу пару коников подарил, обычных, небольших, вроде ваших мустангов. Ну, так я только с ними и занимался по первому времени. Да сбрую и седло на наш лад изготовил, благо с детства обучен был и арчаки клеить, и с кожей работы шорные исполнять. Местные сначала дивились, у них вообще седла не принято использовать, слабостью считают, и коню вроде как вред. Я с ними поначалу и не спорил даже, но когда седло сладил да коника к нему приучил, то показал, как со стремян пикой сподручней бить. Они ведь пики в конной сшибке используют. Признали, что и от седла польза бывает, но только в бою, а не при простой езде. Здесь они при своем мнении остались, правда. Зато насчет полезности вьючных седел, когда груз по торокам лучше распределяется, а конь и везет больше, и устает меньше, они быстро поняли. Да и колеса для повозок я там тоже связал и возок небольшой сладил. Хотя и непрочно вышло, все-таки без железных частей нормальную телегу не сделать, но все равно заинтересовало их и это. Они ведь даже просто колеса ранее там не знали.

Ну, а я после, когда с конями малость натетешкался, опять взялся за печные дела. Где-то месяц кирпич готовил да печи ладил. А тут ишшо случай интересный приключился. Зашел к палусам один человек занимательный, по кузнечному делу с железом работать дюже способный. У него батя из хранцузов, что на той стороне материка живут. Но много лет назад занесло его к кутенаям, народ это такой местный, что по Орегону живут, к северу, где в него речка кутенайская впадает. И в племени этом женился да так до конца жизни там и прожил. Вот он сына своего кузнечному делу обучить и сумел и даже инструмент кое-какой передал. Так тот по племенам теперь часто ходит и работой кузнечной промышляет. Народы-то местные железо получают иногда, хоть и немного, где покупают, где выменивают, где захватывают, по-разному, в общем. А вот что-то изготовить из него или сломанное изделие починить толком не могут. Вот этот кузнец кутенайский и считается у всех окрестных племен очень важным и полезным человеком, которого все к себе хотя бы на сезон заманить стараются всячески. А тут он к палусам как раз попал. А я, когда с ним познакомился, сразу смог ему помочь и горн хороший сладить, в котором, как он сказал, закалку даже можно произвести, а не просто перековку или сварку сломавшегося. И заодно нарисовал ему, как изготовить не просто нож или кинжал, которыми они пользуются, а бебут черкесский. Который и в конном бою пригож, и часового снять, и в пешей тесной рубке очень ловко используется. И размером он небольшой. На сабли-то железа, по их условиям, не напасешься, мало его. А здесь вместо одной сабли пару бебутов сковать можно, да ишшо и останется железо-то. Да про способ закалки, что от стариков слышать приходилось, когда клинок всадник на полном скаку воздухом остужает, рассказал ему. Ну, и попробовали мы это с ним изготовить, и вполне сносное оружие у нас получилось. После один клинок он мне подарил за науку, а ишшо один я у него выкупил, задорого, правда.

Тут пришлось палусам с шошонами схлестнуться, которые к ним пришли коней угнать, ну и я, понятное дело, в стороне от этого не остался. И в сшибке сначала пикой одного ловко ссадить получилось, потом ишшо двоих бебутом тем в тесноте, когда сошлись, хорошо достать сумел. Вот тогда и стремена мои преимущество свое показали, и умение сабельную рубку вести. Причем один из тех, которого я бебутом распанахтал, оказался знатным человеком. А конь его с имуществом мне перешли. Причем коник не простой, а породистый, и не из местных, а те, которых, говорят, у испанцев берут, на юге. Ну, а я после этой сшибки, когда праздновали, палусскому вождю тот свой бебут, которым там рубился, в подарок отдал. А он мне тогда настоящим ламтом отдарился, тем самым жеребчиком, о котором я уже ранее сказывал. А за коня, что я взял у вождя шошонского, мне палусские «конные люди» предложили двух кобылок, тоже из ламтов. Ну, я и поменялся, при условии, правда, что моих кобылок при случае этим конем покроют. Если, конечно, благоприятно такое для дальнейшего завода. Здесь ведь дело в чем, эти «конные люди» палусские в конях настолько тонко разбираются, настолько их чувствуют, что мало вообще таких людей встретить можно. Такие люди даже на конюшнях царских на вес золота цениться будут. У нас про них говорят, что святые Фрол и Лавр за ними стоят, а святой Власий им на ухо нашептывает. Поскольку они коней не просто выращивать-обучать способны, хотя и здесь им равных мало можно найти, но даже заранее могут предусмотреть, какую кобылку каким жеребцом покрыть надо и в какое время, чтобы жеребенок от них в доброго коня вырос. И ламты, которые главная ценность у палусов, во многом как раз их заслуга. Вот они того шошонского коня и оценили так, и мне за него двух добрых кобыл дали. Сказали, что как раз к тому жеребчику они по кровям сочетаются, которого мне их вождь подарил. К тому же согласились их в свой табун взять, под присмотр, пока я с местом, где осяду, точно не определюсь и перегнать их не смогу. И за приплодом присмотреть обещали, как положено. Так что, ежели ничего не случилось, табунок добрых коней у меня в орегонских местах имеется, можно сказать. Только забрать, если что, надо будет, ну и людям, что за ним смотрят, отдариться, как положено.

Так и пробыл я у палусов, почитай, до самого осеннего торга на орегонских порогах. Конями занимался, печи им ладил, изделия из дерева разные, в общем, без дела не сидел. И даже до кутенаев съездил ненадолго, когда того кузнеца, о котором я уже сказывал, домой провожали. Это самое далекое место, куда я в глубь материка заходил. Идти до них надо от палусов через земли салишских племен, споканов и калиспелов, до большой реки, которая тоже Кутенай называется и впадает в Орегон в верхнем его течении, на севере. Вообще народ кутенайский мне понравился, наиболее разумный и рассудительный из всех тамошних народов показался, что я встречал. Да и самые красивые девки, опять же, у кутенаев встречаются. У остальных-то большей частью росточком мелкие, плоскомордые да расплывшиеся, как квашня. А кутенайки эти, да ишшо, пожалуй, колошенские девки, высокие, ладные, фигуристые, на лицо недурны, видные собой, в общем. Сами кутенаи в те места пришли с востока в свое время, из-за гор больших, потому и язык их на остальные тамошние не похожий. Их оттуда племя черноногих вытеснило, с которыми у них вражда стародавняя. Но земли там, за горами, старики их помнят, так что, ежели интерес какой о тех местах, то расспрашивать об этом кутенаев надо.

А вскоре, как от кутенаев вернулись, уже и на осенний торг поехали. На нем расторговались, на мои вилламетские угодья заехали, где палусы чинук-рыбы набрали на той тоне, которую я у вишрамов откупил и калапуям отдал. Попросил я калапуев поделиться немного, они ничего, уважили ту мою просьбу. Ну и, ясное дело, патлач хороший отгуляли, на котором я все остававшиеся у меня цукли раздарил знатным людям, а палусскому вождю даже один топор отдал и лодку свою. Уж больно они народ хороший и принимали меня очень славно. Да и когда расставались, сказали, что завсегда меня будут рады видеть у себя, хоть в гостях, хоть даже если поселиться в их землях захочу. Ну, а после этого я поехал в свою усадьбу, что у клатсопов, в устье Орегона. И там, дождавшись едущих с торга ламов и нуксаков, уже с ними на Нутку и отплыл. Где и провел зиму, на южной нуткинской стороне, по дереву работая да кирпичом занимаясь. Заодно и там тоже себе дом сладил.

Как весна настала, сплавал на север острова, к нутку и нитинатам, проведал, как там и что, цуклями закупился, да, захватив ишшо товар, который за зиму заработал, решил посетить салишский берег, который на материке, напротив Нутку, лежит. Берег тот, надо сказать, очень сильно разными заливами и лиманами изрезан, со множеством островов, как мелких, так и побольше. Столько их там, что все и сосчитать сложно. Живут там салишские народы в основном, потому берег тот так и называется. Только на севере уже вакашские племена попадаются. Напротив южной оконечности, где я зимовал, живут материковые роды тех же ламов и нуксаков, у них я сначала и остановился. Тем более, что обо мне они уже хорошо знали, а с