бытья. Кое-что я ему разъяснял, но большинство замеченных им отличий от привычного уклада приходилось, не долго думая, списывать на привычки и обычаи, заведенные во время долгого пребывания вдали от России.

Его дальнейшая судьба мне представлялась не очень отчетливо. Одно было ясно — упускать такого знатока уклада жизни, особенностей нравов индейцев, живших севернее нас, нельзя ни в коем случае. Осторожные намеки на возможность возвращения в Россию для вербовки новых поселенцев Бирюков воспринял без всякой радости. Задав несколько уточняющих вопросов, я согласился с его мнением. Ничего хорошего на родине его не ожидало. Для начала надо будет посоветоваться с Курбаши, Всеславом и Змеем. Организовать небольшую экспедицию вдоль побережья выше на север, для установления более тесного контакта с тамошними племенами.

Вот в таком предприятии знания Ивана окажутся очень к месту.

Стиль и особенности речи автора рассказа оставлены без изменения.

Как попал в земли американские, спрашивашь? Ну, так слухай, правда, сказ длинный получится. Сам я из воронежских однодворцев буду. Деды-прадеды ишшо до того, как Москва на те места пришла, там жили. А когда Белгородскую линию ставить начали, то на службу поверстались. А за службу за ними земли закрепили да жалованье положили. И все хорошо было, пока царь Петруха, дракон московский, флот свой у нас строить не затеял. Тогда и начали дедов наших в мужики загонять пытаться. Правда, Анна Иоанновна после послабление дала да Елисавет Петровна, только службу и требовали, как заведено было. А вот когда царица Катька на престол влезла, муженька прирезав, то снова нас утеснять начали. Не, ну то, что службу справлять на крымскую сторону, к Донцу да Украинской линии, отсылать начали, мы понимаем. По нашей стороне ногай и калмык последний раз набегал ишшо при деде моем, значит, и должны мы служить там, где требуемся. А вот то, что земли наши начали урезать и по барам московским растаскивать, да прав лишать многих, это уже притеснение настоящее. Ты, значит, служи, с крымцем и ногаем режься в степи, а тебе тем временем и земель для конского выпаса отымут, и вино курить запретят, и мельницы податями обложат. Пожалуют, в общем, за службу. Да попов долгогривых ишшо нагонят, кормить их заставят. А они жрать в три глотки дюже горазды, проще десяток-другой свиней выкормить, чем одного попа с попадьей год кормить. Вот и начал у нас народ волноваться и бунтовать. Скажем, дядька мой до Гаврилы Кремнева подался, когда я ишшо совсем мальцом был. Ну, да ладно, что-то в сторону наш разговор пошел. Далее про себя сказывать зачну.

Родился я в 1759 году, на Крещение, потому и Иваном назвали, батю Афанасием звали, а родовое наше прозвание Бирюковы. Стало быть, звать меня, ежели полностью, Иван Афанасьев сын Бирюков. Служили наши в Воронежском ландмилицком конном полку, ну и, стало быть, меня с мальства тоже к тому учили. С шести годов правильно конем управляться, с двенадцати саблей владеть и в пешей и в конной рубке, с четырнадцати с фузеей драгунской обращаться. Да ко всему ремеслам кое-каким выучили, чем наши издавна занимались. Плотничать-столярничать, бочки клепать, колеса тележные вязать, хомуты и дуги гнуть, арчаки для седел клеить. В наших местах-то лес есть, вот издавна к хохлам, в степь за Дон, этот товар наши и возили. Туда воз оглобель везешь, оттуда тот же воз пшеницы. Да и маманина родня, она у меня елецкая будет, седла и сбрую тачать научила, специально меня на год к тамошнему деду отправляли. Они там с кожей издавна работают. Да ишшо дед грамоте выучил, он у меня старой веры держался, тайно, правда. А мне почему-то эта грамота очень легко пошла к обучению. А в 16 лет меня на службу поверстали и на линию отправили. Там я три года ногаев стерег, в стычках да скрадываниях постоянных. А после, как Россия окончательно Крым замирила, который перед тем турки нашей царице по договору отдали, да ногаи отселились, то и линия, на которой мы располагались, не нужна сделалась. Ну и мы тоже, стало быть. Решили наши полки распустить, нас от службы отстранить, а на нас подати повесить. Вот и начал я тогда думать, куда дальше подаваться. У отца, кроме меня, трое сынов, земли наши урезали и так, что ни скотину, ни овец, ни коней выгнать некуда. Вот и, если размыслить, только и оставалось, либо в бугские полки верстаться или на Кавказ, либо какое-то занятие в городе искать. А оно средств требует. А тут мне дружок и предложил со средствами на обзаведение порешать. У него ребята знакомые на донских переправах, у Белогорья, с купцов мзду брали. А кто не платил, дуванили, почту царскую да обозы купеческие. Вот мы к ним и подались. Лето ничего так, удачно добыли, уж решили на зиму разойтись. А тут гусарский полуэскадрон пригнали. Я, правда, до Коротояка уйти успел, там меня и повязали. Доказать, правда, ничего не доказали, но за то, что беспаспортный и под подозрением, в ссылку и отправили. Ну а за то, что уряднику, когда меня вязали, в ухо зубами вцепился, самому пол-уха обкорнали да вместо Вятки аж в Охотск законопатили. И добираться мне туда пришлось, вместе с такими же бедолагами, цельных полтора года.

В Охотске уже, как умеющего с деревом работать, на ремонт судов пристроили почти сразу. Там, почитай, три года топором на верфях и махал, да кое-чему новому, что раньше не умел, выучился. А в 1783 году Шелихов, управляющий компанейский, решил на островах добычу зверя морского расширить и поселение постоянное там же поставить. Вот и я в ту команду тоже поверстался и на следующий год на Кадьяк и попал. Год там обустраивались, местных катмакцев замиряли. А ишшо на следующий год решил я счастья в зверобойном промысле попытать. Да только один раз и получилось удачно сходить. Во второй раз, мы уже прилично к югу забрались, в шторм попали сильный. Да неудачно, возле берега пришлось, вот там нас на камни и хряснуло. Как жив остался, и сам не знаю, уберег Господь, один из всей нашей ватаги живой на берег и выполз. И в первую же ночь индейцы местные, колоши, или тлинкиты, как они сами себя называют, меня и повязали. Да определили в невольники.

Что да как на островах Алеутских, спрашиваете? Ну, добывать меха там уже, почитай, сорок лет как начали. И все дальше забираются. Сначала на Командорах зверя повыбили. Нам там, когда из Охотска вышли и Камчатку обогнули, зазимовать пришлось, бурей разметало нас, а встречу на тот случай Григорий Иваныч на них назначил. Вот пока и собрались, да ишшо один корабль-то сгинул незнамо где, да починились после бури, уже и к зиме дело пошло, идти дальше возможности не было. Так на тех Командорах народ цингой маялся, даже нерпу найти тяжело было, чтобы добыть. Несколько человек так схоронить и пришлось. Почитай, никакого зверя и не осталось уже. Да и на Алеутах «меховую головку», бобра морского, почти всего повыбили. А ведь за его мехом и ходят в основном. Уж очень он у китайцев ценится, вот его в Охотск, а потом дальше, на Кяхту, и отправляют. Где на китайские товары меняют. Так что на Алеутах промысловики русские сейчас каждый год артельничают. Считай, все острова уже перешерстили не по одному разу. А главным из этих островов, пожалуй, Уналашка будет. В промысел там почти всегда кого- нибудь из артельщиков застать можно. И на Кадьяке раньше бывали, и на Чугач даже выходили, на материковый берег. На Чугаче за год до нас пара купцов даже крепостицу ставить пытались, но с местными не ужились, да зимой от цинги ослабли сильно. Вот после зимовки и решили ее бросить да назад отплыть. Мы их на Уналашке встретили, когда на Кадьяк шли. Так что острова те уже точно русские. Да и Чугач и Алхаскинский берег тоже. Думаю, пока меня не было, могли и до Якутата с Ситкой дойти, промышляли там уже точно. А от Ситки до Нутку, острова, где меня ваши подобрали, примерно столько же расстояния, как и от вас до Нутку. Считай, на полдороге получается.

Что было после того, как я у колошей оказался? Ну, гутарил уже, что в плен они меня взяли, когда я после крушения на берег выполз. И стал я у них калгой, так там невольников зовут. Было это на материковом берегу, там, где в море напротив очень много островов. Южнее большого острова, который называют Ситкой. Сами колоши в основном за счет охоты живут, зверя бьют как на море, так и на земле, а также рыбачат. Сами довольно высокие и крепкие, сильные ребята, в общем. Их вообще легко выделить из остальных можно по тому, как многие из них свою нижнюю губу разрезают и вставляют в тот разрез тонкую деревяшку или пластинку костяную, размером примерно с пятак, только не круглую, а продолговатую. А потом так и ходят с ней все время, красивым это у них считается. Из ремесел колоши с деревом умеют работать, лодки-долбленки правят, деревянные дома строят, посуду режут, поделки всякие. Много разных вещей плетут из лозняка, корзины, ловушки для рыбы, навроде вентеря, даже шапки такие делают для лета. Железа своего у них нет, покупают и меняют, где могут. Ценится оно у них сильно. Зато есть самородная медь и изделия из нее. Медь эту добывают на какой-то Медной реке, которая где-то на севере от тех мест, где я у колошей был, находится. Зимой колоши живут в деревянных домах, а летом, на рыбалке или охоте, плетеные балаганы строят. Плавают они или на байдарах, которые из тюленьих шкур сделаны, на