Ишь как по болевым точкам бьет — влет тему просекает, чувствуется школа оперская… Антибиотик хмыкнул и подумал о том, что смысла тянуть интригующую паузу нет никакого — либо надо рассказывать Ващанову все как есть, либо не надо было вообще заводить с ним этот разговор. Наконец Виктор Палыч кивнул и, отхлебнув глоток вина, ответил:

— Скажу, Геночка, скажу… Тебе — скажу. Но только тебе. Мы с тобой люди взрослые, обойдемся без предупреждений и клятв… Картина эта — «Эгина» Рембрандта. Знаешь такого художника?

Ващанову показалось, что он ослышался. Удивление подполковника было столь сильным, что он даже не обратил внимания на подколку, прозвучавшую в последней фразе Антибиотика. Геннадий Петрович, конечно, не был большим знатоком живописи, но про рембрандтовскую «Эгину» и про ее историю слышал…

— Копия? — нарушил наконец паузу Ващанов, облизывая разом пересохшие губы.

— Нет, Гена, не копия, — медленно покачал головой Виктор Палыч. — В том-то и дело, что не копия…

Геннадий Петрович сделал глотательное движение и полез в карман за своим «Беломором»:

— Так «Эгина» же… Она же в Эрмитаже висит…

Антибиотик вместо ответа молча посмотрел в глаза подполковнику долгим немигающим взглядом, от которого у Геннадия Петровича противно засосало под ложечкой.

— Понимаю, — хрипло сказал Ващанов, отводя глаза, хотя, положа руку на сердце, он ни хрена еще не понимал в той запутке, в которую затаскивал его Виктор Палыч.

Подполковник откашлялся, взял со стола бутылку «хванчкары» и щедро плеснул себе в бокал, выпил залпом и почувствовал, как по жилам пошло приятное тепло. Антибиотик по-прежнему молчал. Геннадий Петрович закурил, откашлялся еще раз и спросил:

— А кто еще знает, что в Эрмитаже… что там не совсем Рембрандт висит?

Виктор Палыч встал из-за стола и сделал несколько быстрых шагов по кабинету. Резко повернувшись, он снова в упор посмотрел на Ващанова и глухо сказал:

— Про это сейчас четыре человека знают. Я, друг мой, у которого эту картину взяли, из Эрмитажа один серьезный человек… И ты, Гена… Все. Сразу хочу предупредить: что для дела нужно — спрашивай, но, по-моему, все вопросы относительно биографии этой «Эгины» — лишние…

Старик лукавил. На самом деле об «Эгине» знало чуть больше народу… Но зачем Гене лишняя информация?

— Понимаю, — кивнул Геннадий Петрович, — Только…

— Что «только»? — раздраженно спросил Антибиотик. Ващанов раздавил в пепельнице «беломорину» и поднял на старика глаза.

— Так ли это, что всего четыре человека в курсе? Я не из любопытства спрашиваю, Виктор Палыч, важно это… Антибиотик снова уселся на свое место и, отхлебнув из фужера, устало ответил:

— Так, Гена, так, не беспокойся… Кто еще про это знал — они уже умерли… Снова зябко стало Геннадию Петровичу, но, поежившись, он задал новый вопрос:

— А кто, кто хату ставил… Кто картину взял… Он-то, получается, тоже теперь в курсе… Виктор Палыч нетерпеливо махнул рукой:

— Вряд ли… Те, что хату потрошили, про картину ничего не знали, они дуриком на нее наскочили… Там и без «Эгины» было что взять… Так что эти не в счет… Они скорее всего решили, что нашли хорошую копию… Да и времени и возможности сделать хорошую экспертизу у них не было… Пока не было… Потому-то и нужно нам найти эту картину как можно скорее. Выбора нет. Сделать нужно все очень быстро и аккуратно И еще. В жизни всякое бывает, всякое случается. Все мы люди, а не волшебники… Поэтому если случится так, что кто-то из другой системы натолкнется на эту «Эгину», если она не в те руки попадет… тогда все усилия нужно будет приложить, чтобы заменить картину на копию… У нас есть еще одна. Очень хорошая. Просто как две капли воды…

Ващанов почувствовал, что голова у него начинает идти кругом, и выплеснул из бутылки в бокал остатки «Хванчкары». Подкрепившись, подполковник сказал:

— Все это понятно… Я, конечно, Виктор Палыч, сделаю все, что от меня зависит… Вы же знаете… Но мне концы нужны, чтобы танцевать от чего-то… Приятель ваш — он кто? Антибиотик понимающе кивнул.

— Думаю, ты его знаешь… Миша Монахов.

— А-а, — протянул Геннадий Петрович. — Миллионер… (Миллионером окрестили Монахова на зоне, когда узнали, какими интересными делами занимался Миша до посадки. Так и прилипло это погоняло к Монахову, хотя сам Миша очень его не любил.) — Он самый, — усмехнулся Виктор Палыч. — Всегда Мишу за умного и битого держал — и надо же так фраернуться! Оставил картину без присмотра… Правда, квартира у Миши — как сейф, кто бы мог подумать, что эти твари туда заберутся и сигнализацию отключить сумеют…

— И на старуху бывает проруха, — сочувственно покачал головой Ващанов. — А Монахов, я надеюсь, в милицию не заявлял?

— Нет, конечно, — фыркнул Антибиотик. — Он все-таки не идиот… Я вот тебе заявляю от его имени… Найди картину, Гена, ей-богу, не пожалеешь… Ващанов пожал плечами. Последняя мысль Виктора Палыча была спорной.

Подполковник даже представить себе не мог, сколько миллионов долларов могла стоить подлинная «Эгина». Но знал, что много. А в таких делах каждый лишний свидетель опасен. Есть тайны, которые лучше не раскрывать — себе дороже выйдет… С другой стороны, Геннадий Петрович и так уже знал слишком много…

— Я понимаю, — вздохнул Ващанов. — Но и вы меня поймите, Виктор Палыч… Я ведь не Господь Бог, не ясновидящий… Мне выходы на «Эгину» нужны… Надо бы Монахова допросить… в смысле — побеседовать… Не из любопытства, а чтоб обстановку оценить, чтобы направление поиска определить… И человеку из Эрмитажа кое-какие вопросы я бы задал. Антибиотик недовольно засопел и слегка прихлопнул рукой по столу.

— Лишнее это, Гена. Спрашивай меня о чем хочешь. А перед ними светиться тебе не стоит… Что же касается направления поиска — тут мы уже кое-что сделали… Собственно… Виктор Палыч снова вылез из-за стола и начал расхаживать по кабинету.

— Собственно… «Эгину» и остальное взял Барон… Слыхал про такого?

— Не приходилось, — ответил вконец растерявшийся Ващанов. — Так если вы знаете, кто взял, зачем же тогда мне… Антибиотик перебил Геннадия Петровича, не дав ему договорить:

— Странно, что ты о нем не слышал… Он в свое время гремел — в законе был… А потом вроде как отошел от дел-то воровских… Так, пощипывал на пропитание барыг разных. Но, видать, под старость сразу в дамки прыгнуть захотел… Много взял — и куда ему, старому, столько?… Одной ногой в могиле уже, а все туда же… Ну да черт с ним, со старым, пусть подавится барахлом, лишь бы «Эгину» вернул…

Подполковник неожиданно зашелся приступом кашля, после которого у него на глазах даже выступили слезы. Отдышавшись, Ващанов помотал головой и спросил:

— Где гарантии, что именно этот Барон брал? Я, конечно, в ваших возможностях не сомневаюсь, Виктор Палыч, но…

— Есть гарантия, Гена. Есть, — твердо ответил Антибиотик, глядя на Геннадия Петровича сверху вниз. — Однозначно это…

Виктор Палыч не стал объяснять Ващанову, что на самом-то деле его уверенность в участии Барона в краже была вовсе не такой однозначной, как хотелось бы — двумя днями раньше засветился с одной вещицей из коллекции Монахова некто Жора Пианист, как потом выяснилось, только в июле вернувшийся с зоны. Этот Жора пытался толкнуть одну акварельку человеку Амбера — видать, деньги парню позарез нужны были… Когда Пианист пришел к перекупщику за деньгами, его уже ждала засада — Антибиотик поручил взять Жору «тепленьким» людям Миши Стреляного. И вот тут-то и случилась лажа — Мишины придурки взять Пианиста по-тихому не смогли. Жора засаду срисовал, стал уходить, отстреливаясь, завалил одного из быков, и тогда остальные, забыв с перепугу, что им велено было взять человека живым, нашпиговали Пианиста свинцом, как утку орехами… С мертвого, известное дело, не спросишь, но известно было, что когда-то Жора при Бароне в учениках ходил, после освобождения его в Питере ни в одной