И снова они молчали. Оксана не решалась расспрашивать — знала, ничего не скажет ей подруга, только насторожится. И так уже как-то обрезала: «Что ты все выпытываешь, будто по поручению отдела кадров».

Ива предложила:

— Давай вечерять. Живым — жить.

— Я пляшку вина купила, — сказала Оксана. — И вот консервы, колбасу… Надо помянуть тех, кто погиб — Она медленно подбирала нужные слова, чтобы не ранить нетактичностью подругу.

— Что вино? Мой коханый был солдатом, а солдаты не пьют вина.

Призналась:

— Не люблю это слово: «поминки». Могильной землей оно пахнет.

Ива достала из шкафчика бутылку водки, соль, хлеб, лук. Поставила все на полированный глянец стола. Принесла из кухни алюминиевые кружки, плеснула в них водку, отодвинула хрустальные рюмки, которые поставила было Оксана. Подняла свою кружку, хотела что-то сказать, но потом махнула рукой, молча выпила.

— А у тебя, Оксана, есть суженый? А то мы все обо мне да обо мне.

— Мой тоже погиб, — тихо ответила Оксана.

Она как-то раньше рассказывала о себе. Отец и мать — сельские учителя, жили в небольшом местечке, внешне очень тихом и спокойном. Учителя и другие сельские интеллигенты держались вместе, знали хорошо друг друга, по воскресеньям ходили в гости, в праздники собирались за чаркой горилки. Пели украинские песни, мечтали о «самостийной» Украине. И — Оксана заговорила почти шепотом — не только мечтал, но и кое-что делали для нее. Особенно один молодой учитель… Оккупацию пережили без особого горя — немцы не трогали тех украинцев, которые лояльно относились к ним, а директор школы вообще сотрудничал с немецкими властями. А потом опять пришли Советы. Директора выслали на север за пособничество оккупантам, так объявили жителям, начались новые времена — явились из леса те, кто партизанил, вернулись из армии фронтовики, всех перебаламутили, организовали колхоз. Кое-кого предупредили: «Мы не потерпим буржуазной националистической пропаганды». Отец Оксаны сразу сник, стал примерным служащим, только в кругу очень близких людей позволял себе высказывать прежние взгляды. У него была любимая поговорка: «Бог не каждого бережет», и потому посоветовал он дочке податься в город, на всякий случай получить диплом. Старик умел мыслить реалистично, и, проклиная втихомолку Советы, он пришел к выводу, что все-таки они пришли надолго.

А молодой учитель из их школы вдруг исчез — ушел в лес. Был слух, что и те, кто верховодил при немцах, тоже обосновались неподалеку — леса вокруг местечка легли на сотни километров. И загремели по ночам выстрелы, вспыхнуло небо заревом.

— Мой коханый — тот учитель, — открылась Оксана.

Ива кивнула:

— Я так и думала, что одна у нас с тобой доля. Сердце подсказывало…

Луна, наконец, одолела дорогу в два оконных стекла, и серебряная стежка померкла, исчезла. Ива щелкнула выключателем, свет вырвал у темноты комнату, больно ударил по глазам.

— Погрустили — и хватит.

Глаза у Ивы были сухие, губы плотно сжаты.

— Садитесь, будем знакомиться, — сказал Кругляк.

Менжерес опустилась на стул, руки — на круглые коленки. Она была вконец измотана всем, что произошло здесь. «Спокій… Спокій…» — твердила про себя и пыталась считать в уме, чтобы успокоиться, сбить нервное напряжение.

Но это мешало думать. Менжерес стала в упор смотреть на Кругляка. Лицо у того было под стать фамилии — круглое, как полная луна или сковородка, добродушное, нос — вареником, каштановые волосы гладко зачесаны назад, под правым глазом маленькая точка — родинка.

— Хороший же у вас метод знакомства, — зло пробормотала Ива, — заарештуваты, перелякаты до смерти, а потом — «добрый вечир, вас витае вуйко из Станислава».

— Из Явора, — поправил Кругляк.

— А хоть з того свиту, — вскипела Менжерес. — щоб вин в могыли трычи перевернувся, ваш вуйко.

— Ну зачем же так об уважаемых родственниках? Впрочем, давайте к делу. Я готов извиниться за причиненные вам неприятные минуты. Но ведь вы сами понимаете, что это было необходимо. Вы для нас человек неизвестный.

Ива зло шевелила губами, наверное ругалась про себя.

— А теперь расскажите подробно о себе. Только правду, а не легенду, придуманную моими коллегами.

— Не скажу ни слова, — отрезала Менжерес. — И чого вин присикався? — перешла Менжерес на галицкое обращение в третьем лице. — Мий вуйко в Явори не мешкае. А якби й так, то зустрилась би не по якимсь там паролям[19]…

— Дурочка, или прикидываешься? — рассердился Кругляк. — Сама нас искала.

— Если вы сейчас же не уйдете, я буду кричать, — предупредила девушка. Она кинулась к окну и распахнула занавески.

Кругляк торопливо отошел в глубину комнаты. Его спутник, Северин, резко оттолкнул девушку, прыгнул к окну, рывком задвинул шторы.

Где-то там, за темными квадратами стекол, спал город. Было уже поздно, после полуночи. Эти двое пришли два часа назад.

Ива видела, как они вошли в дом. Стояла у дальней калитки с парнем, знакомым по институту, и заметила, как двое мужчин подошли к дому. «Ко мне», — догадалась интуитивно.

Менжерес знала, что ее не увидят — укрыла густая тень от дома.

— Мне пора.

— Еще минуточку, — попросил умоляюще парень. — Вечер такой хороший.

«Дает время „посетителям“ осмотреться», — поняла Ива.

Он давно напрашивался в провожатые к Иве по вечерам, а она отшучивалась: дорогу, мол, и сама знаю. А сегодня разрешила. Интересно, увидел ли парень «гостей»? Похоже, что да, время зачем-то оттягивает, топчется на месте, как стреноженный конь.

— А знаешь, — сказал Владислав, так звали парня, — я на тебя сразу внимание обратил — какая-то ты необычная, не как все…

«Как собачонка ластится», — неприязненно подумала Ива. Даже в темноте чувствовалось, что улыбается она очень насмешливо.

— А теперь скажи, что любишь. И скромная первокурсница не устоит перед решительной атакой умудренного студенческим опытом дипломанта…

— Зачем же так?

— А ты? Все вы хлопцы одним миром мазаны, — вдруг вздохнула сокрушенно девушка. Она поплотнее запахнула шубку, решительно протянула руку: — Договорим как-нибудь в другой раз. До побачення.

И пошла к дому.

Дом был большой и старый. Много лет назад его построил дед Ивы, известный в те времена адвокат. На красного кирпича коробку посадили островерхую крышу с многочисленными шпилями и башенками. К коробке с двух сторон прилепились флигели. Все вместе — острые скаты крыши, шпили, башенки, флигели — придавали дому сходство с маленьким дворцом.

От парадного подъезда шла аллея из голубых елей. Большая территория вокруг была обнесена металлической решеткой. Затейливый узор украшал кованые железные ворота. Два каменных льва с