— Какую Светку? — ошарашено спросил Токарев-младший.

Тульский сообразил, что Артем ведь еще ничего не знает, и ответил неопределенно:

— Ты подгребай… Когда будешь?

— Через пять минут…

Когда Токарев-младший влетел в кабинет, Ужинский лежал, забившись в угол. Волосы его были липкими и мокрыми, потому что Харламов облил его почти кипятком.

— Мужики, вы чего это…

— Здорово, Артем — откликнулся Артур, глаза у которого блестели нездоровой сумасшедшинкой. Он пнул Ужинского по голени и спросил:

— А вот и твой подельник, узнаешь?

Тульский наклонился и повернул Ужинского лицом к Артему. Правый глаз у задержанного уже заплыл и ничего не видел.

— Нет!!!

— Как это — «нет»?! Вот он — и Артем, и Токарев — все, как ты сказал!

— Мужики, вы чего! — начал буквально кидаться на оперов Артем. — Вы же его покалечили!

Артур усмехнулся страшно:

— Ну, так надо сначала спросить — за что?

— За что?! — механически переспросил Токарев-младший.

— Он Светку заколол, — деланно-спокойно ответил Тульский.

— Какую Светку?

— Ту самую! — сорвался на крик Артур. — Барышникову! Нашу Светку!

У Артема округлились глаза и подломились ноги. Он без слов плюхнулся на диван. Ужинский снова завыл в своем углу. К нему подошел Харламов и пнул ногой:

— Поплачь, поплачь. Меньше ссаться в камере будешь.

— Прекратите! — Артема всего трясло.

— А мы еще и не начинали! — гаркнул Тульский, пытаясь подскочить к лежавшему, но Токарев- младший успел его перехватить:

— Артур, погоди, успокойся… Ведь только два дня назад… Ты что — такой же вариант, как с тем «казанским» хочешь? Ты помнишь, что Варшава нам сказал?! Очнись, Артур!

Тульский стал вырываться:

— Тогда был другой случай, а эта гнида…

— Ребята, ребята… погодите вы!

С трудом Артему удалось прервать избиение. Он заставил оперов все подробно ему рассказать с самого начала — и в деталях. По окончании рассказа Токарев-младший сел за стол, в тоске обхватил голову руками и почти простонал:

— Ни-че-го не по-ни-ма-ю!!!

— Что ты не понимаешь? — возбужденно спросил у него Артур.

Артем, не отвечая, выглянул на послышавшийся шум в коридор — там загалдели вернувшиеся из бара, судя по интонациям — довольные, Василий Павлович, Ткачевский и другие оперативники. Слава Богу, они были без прокурорских. Дело в том, что Токарев-старший кратко изложил на месте измотанному следаку суть «Харламовского прорыва», и тот пообещал подъехать к утру — допросить задержанного и «спустить» на трое суток.

Тульский увидел, как Артем плотно закрыл за собой дверь, и услышал (уже приглушенно) вопрос Василия Павловича:

— Ну, как тут у вас? Есть результаты? Послышался голос Токарева-младшего:

— Сейчас там… Ребята… Давай мы сейчас — через пару минуток к тебе в кабинет — и все доложим.

Последовала странная пауза, а потом Василий Павлович уже с другой интонацией ответил:

— Ждем. Две минуты.

Артем открыл дверь в кабинет, посмотрел на Артура, на Степу, на Ужинского и устало сказал:

— Пошли. Все равно придется… Я постараюсь как-то объяснить…

К этому времени Тульский начал уже остывать, он переглянулся с Харламовым и почувствовал какую-то неуверенность.

…В кабинете у Василия Павловича говорили все по очереди: сначала Артем, потом Артур, потом все с самого начала, то есть с разговора с Тимовым — объяснял Харламов. Постепенно вопросов задавалось все меньше, а напряжение в кабинете, наоборот, возрастало. Наконец, после минутной звенящей паузы Токарев-старший обреченно спросил:

— Можно я зайду в тот кабинет?

Ему никто не ответил. Василий Павлович поднялся, вышел в коридор, дошел до кабинета Тульского. Осторожно заглянул внутрь, молча посмотрел с минуту, также тихо закрыл дверь, вернулся к себе и сел за стол, закрыв лицо руками. Ткачевский также тихо вышел на улицу перекурить. Остальные опера молчали. Василий Павлович снял телефонную трубку и набрал номер:

— Сергей, извини, что в ночь. Срочно приезжай, надо осмотреть человека.

Через полчаса приехал Сергей — одноклассник и друг Токарева-старшего, классный хирург. Он долго возился с Ужинским, а потом, уже в кабинете Василия Павловича, диагностировал:

— Сотрясение мозга — само собой, не в счет. Два-три ребра — подозрение на перелом, но, в общем — срастется. Остальное в гематомах — заживет через месяц… Для клиента — ничего такого смертельного, но другим врачам показывать я не рекомендую. А вообще, Вася, если бы я тебя не знал… это фашизм.

— Спасибо, Серый, — треснувшим голосом отозвался Василий Павлович. — Ты иди, поздно уже.

Когда врач вышел, Токарев-старший все также тихо сказал:

— Артур, Артем и Степа! Я прошу вас до завтрашнего вечера не попадаться мне на глаза. Я вас прошу! Слышите — прошу!

Тульский хотел было сказать, что Артем-то уж точно не при делах, но понял, что сейчас лучше не говорить ничего. Артем тоже смолчал. Ткачевский крякнул — и это была единственная сказанная им фраза:

— Взяли на себя ответственность! Всю. Нам ничего не оставили…

…Ужинского чистили всем миром, даже погладили ему брюки. Его долго отпаивали чаем, кофе, коньяком. Разбирали все детали по шестнадцать раз. Он плакал и твердил:

— Они меня не били, они меня пытали!

Крыть было, в общем-то, нечем. Ужинский оказался фактическим владельцем нескольких кафе. В конце концов с ним удалось договориться, правда, не без торговли и компромиссов. Спасло только то, что Ужинский понимал свою ну. — сомнительную роль во всей этой истории, а потому видел реальность посадки суток на десять и — «славу ему вечную». С ним разошлись на протоколе допроса, написанного лично Токаревым, якобы по поручению Яблонской.

В протоколе излагалась примерно следующая история: Ужинский отдыхал в одном из своих заведений, вернее — практически в своем, формально еще в государственном. Вернее, не отдыхал, а заскочил глянуть хозяйским оком. Сделал пару замечаний, персонал засуетился, потом сел перекусить. Громко играла музыка, прыгали по залу разноцветные лучи. К нему подсел откуда-то взявшийся молодой человек и затеял странный разговор. Не сказать, чтобы хамил, но говорил с явным вызовом. Ужинский ему отвечал без агрессии, но снисходительно. Молодой человек предложил свои услуги. Ужинский сыронизировал: какие, дескать, именно? Парень назвался Токаревым Артемом, сказал, что может все, а его отец это все легко прикроет. Ужинский отмахнулся, объяснил, что в защите не нуждается, что решил уже этот вопрос. Дискотеку вела Света с радио, она уже раз третий в этом кафе подхалтуривала. Ужинский, улыбаясь, сказал, что проблема у него одна: он такую вот музыку на дух не переваривает, а диск-жокей говорит — модно.

Парень сказал, что переговорит с ведущей, и пошел к ней. Они о чем-то переговорили в этом гвалте, потом он приобнял ее и повел к столику Ужинского, усадил и представил, а потом крепко поцеловал ее в губы. Только спустя несколько минут Ужинский понял, что девушка уже мертвая. Паренек все время