— У меня нет слов! Когда ты успела?! — удивился он.

Она рассмеялась, довольная произведенным эффектом.

— А я чувствовала, что ты заедешь позавтракать. Вот и постаралась. Надо тебя немного откормить, а то совсем дошел — кожа да кости.

— Нет, ты неправа. Я ещё очень даже иго-го! — Он согнул руку в локте. — Вот, пощупай.

— Да ладно тебе, — рассмеялась Светлана. — Верю, верю!

— Нет, ты все же пощупай! — настаивал он. — Потому, как считаю твои слова дискредитацией своей личности.

Она пощупала, шутливо воскликнула:

— Ну надо же! Никогда бы не подумала!

— Так ты ещё и думаешь?! Ну, ты, блин, даешь. Ты меня все больше удивляешь. Каждый день что- нибудь новенькое, неожиданное.

— Ешь, балаболка!

— Слушай, Свет, а когда мы с тобой узаконим, так сказать, наши отношения?

— А разве нам так плохо вместе? — вопросом ответила она.

— Нет, и так, конечно, хорошо. Но штамп в паспорте придает уверенности. Согласись?

— Ничего он не придает. Пустая формальность — и только. Уверенности придет любовь. Ты меня любишь?

— Любишь. А ты меня?

— Тоже — любишь. И запомни, Димочка, раз и навсегда — я тебя никогда и ни за что не разлюблю, чтобы не случилось. Понял?

— А что может случиться?

— Да нет, я просто. Мало ли, — отчего-то смутилась Светлана.

— И я тебя — никогда. А тебе не пора в школу?

— Нет. У меня сегодня третий и четвертый уроки. Да ешь ты, наконец. А то подумаю, что тебя уже кто- то накормил и сильно обижусь.

Больше Дмитрий не отвлекался на разговоры, и принялся за чебуреки.

* * *

В девять ноль пять Беркутов уже стоял в офисе фирмы Аристархова и протягивал молодому, но большому менту с туповатым равнодушным лицом служебное удостоверение. Он был таким большим, что Дмитрию приходилось задирать голову, чтобы заглянуть ему в глаза. Впрочем, ничего там интересного он не увидел. Глаза его были девственно непорочны и пусты. Похоже, он решил начать жизнь с чистого листа. На поясе у парня висела резиновая дубинка, а на груди — автомат. Серьезная охрана.

Внимательно изучив удостовернеие Дмитрия, парень сверил фото с оригиналом, отдал честь и проговорил равнодушно:

— Проходите.

— У вас где находится кабинет Аристархова?

— Второй этаж. Двести одиннадцатая комната.

В приемной молоденькая секретарша, этакая голенастая птаха с большими тревожными глазами, что-то наяривала на компьютере. Она лишь испуганно взглянула на Беркутова и продолжила свое занятие.

«Странно, а чего это она боиться?» — подумал Дмитрий.

— Здравствуй, красавица! — радушно приветствовал он секретаршу. — Я из налоговой полиции.

Беркутов был уверен, что в фирме о смерти шефа ничего не знают, а потому решил действовать под прикрытием налоговой полиции. Узнав о смерти, люди замкнуться и вытащить из них правду, будет также трудно, как одолжить денег взаймы.

При словах «налоговая полиция» птаха ещё больше напугалась, раскрыла свой «клювик» и долго не могла ничего «прочирикать».

— Здравствуйте! — наконец услышал Беркутов слабый ангельский голосок. — Вы к кому?

— Я к Михаилу Киприяновичу.

— Он пока ещё не пришел.

— Странно, — озадаченно проговорил Дмитрий. — А мы с ним договариваль ровно на девять.

— Вы присядьте, пожалуйста, — указала она рукой на кресло. — Он с минуты на минуту должен быть. Вообще-то, он никогда не опаздывает.

— Ну уж и никогда, — «не поверил» Дмитрий, садясь в кресло.

«Птаха» вновь чего-то испугалась, но мужественно ответила:

— Никогда.

— Значит, вчера сильно перебрал. Потому и не смог вовремя проснуться, — высказал он предположение.

— Это вы о чем? — не поняла секретарша.

«Откуда он такую выписал?! — невольно подумал Дмитрий. — Не иначе из какого-нибудь закрытого монастыря. Этакое невинное создание».

— Перепил, говорю, вчера ваш шеф.

— Что же вы такое говорите, — укоризненно покачала головкой девушка. — Неудобно даже слушать.

— Так он у вас ещё и трезвенник?! — «удивился» Беркутов.

От подобных слов «птаха» отчего-то совсем расстроилась. Его голубенькие глазки стали растерянными и глубоко несчастными. В это время из кабинета с табличкой: «Заместитель генерального директора Садальский Владимир Ильич» вышел статный мужчина лет сорока приятной наружности в добротном светло-сером костюме.

— Михаил Киприянович, у себя? — спросил он секретаршу.

— Нет. Он ещё не пришел, — ответила та.

— И не звонил, что задержится?

— Нет.

— Странно. Это на него не похоже. Что же с ним могло случится? — Обратил внимание на Беркутова. — Вы его ждете?

Оценив обстановку, Дмитрий решил действовать с заместителем директора в открытую. Втал. Достал удостоверение, протянул его Садальскому.

— Скорее, мне нужны именно вы, Владимир Ильич.

Садальский раскрыл удостоверение. Прочитал. Брови его удивленно взлетели вверх.

— Вот как! А в чем, собственно, дело, Дмитрий Константинович? — спросил он, возвращая удостоверние.

— Может быть, мы пройдем в ваш кабинет?

— Да-да, конечно. Будьте добры. — Он открыл дверь, пропустил вперед Беркутова. Затем прошел к столу, сел, указал рукой на кресло за приставным столом. — Присаживайтесь. — Подождал, пока Дмитрий сядет. — Я вас слушаю.

— Дело в том, Владимир Ильич, что Аристархов сегодня ночью покончил жизнь самоубийством, выбросившись из окна своей квартиры.

Широкоскулое симпатичное лицо замдиректора побледнело, резко обозначились скулы.

— Недеюясь, это шутка? — спросил он тихо и раздельно, почти не разжимая губ.

— Разве я похож на шутника?

Садальский выдвинул ящик стола, достал пачку «Мальборо», закурил. Руки его тряслись. Долго смотрел в одну точку за окном.

— Но почему?! — проговорил с болью в голосе. Видно, у него были хорошие отношения с шефом. — В чем причина?

— Именно это я и пытаюсь выяснить, — ответил Беркутов. — Вы видели его вчера?

— Ну, разумеется. Вечером мы с ним обсуждали вопросы, связанные со строительством в Кемерове специализированного торгового центра.

— У вас есть филиалы и в других городах?

— Да. Фирма довольно крупная. В начале года мы договорились с одной германской фирмой о