ловких луках мистера Макгуайра оружие разваливается на части, а он аккуратно укладывает их в ряд по краю столика. У него выходит одно непрерывное действие, руки постоянно в движении. Металл не сопротивляется, а даже наоборот, сотрудничает с ним. И очень скоро отдельные части выстраиваются на стекле.

– Наверное, ты можешь сделать это с завязанными глазами.

– Могу и делаю.

– Зачем?

– Успокаивает. Очень помогает при медитации.

– При медитации? Это песнопения и все такое, да? Видел я монахов в Таиланде.

– Это лишь один подход. Медитация – это концентрация части сознания на мирских задачах, молитвах и дыхании. Она дает возможность оставшейся части сознания обрести мир и покой.

– А ты концентрируешься на «пушках»?

– Иногда да. – Он снисходительно смеется над своей личной шуткой. – Это всем известно, сынок.

По-моему, Макгуайр считает, что это классика. Ждет не дождется рассказать своим партнерам. Физиономия расплывается в самодовольной улыбке. Не дай себя одурачить. Джин, конечно, радушный хозяин, но не забывай, что он способен и на хитрости и черные дела. Он легко сконцентрирует твое внимание при помощи приема «ствол во рту» или «пистолет в ухо». Так что не дай себя одурачить. Не дай провести себя. Наслаждайся пищей, уткой в сливовом соусе, кисло-сладкими королевскими креветками, пивом, виски, теплом. Слушай забавные истории Джина о старых дружках, о бешеных семидесятых, о «ягуарах», о Безумном Ларри, оказавшемся геем, о Криклвудском картеле. Но только не забывай, на что способен этот парень. Я смотрю на часы. Уже без четверти двенадцать.

– Лучше я пойду.

– Расслабься, сынок. Еще ведь рано.

Джин открывает еще одну банку пива и протягивает ее мне. Куда мне деваться? Ай, к черту все. Он в тысячный раз наполняет мой стакан виски. После этого все плывет у меня перед глазами.

– Ты забыл свое печенье с предсказанием. Что там сказано? – заплетающимся языком выговаривает мистер Джин.

Я разворачиваю бумажку и, прикрыв один глаз, читаю.

– Остерегайся лести.

– Это всегда хороший совет, сынок, – подмигивая, соглашается он.

Люди считают, что похмелье, испытываемое в настоящий момент, самое тяжелое в мировой истории, но на сей раз это правда. Я просыпаюсь без малейшего понятия о том, где нахожусь. Вскоре я понимаю, что лежу дома в собственной постели. Глаза не открываются. Шторы распахнуты, и яркий дневной свет причиняет нестерпимую боль. Во рту засуха. Кажется, мне в виски загнали гвозди. Ломит все тело, как будто меня переехал автобус. На костяшках рук синяки, пальцы воняют сигаретным дымом. На часах без пяти десять. Состояние хреновейшее. Я мокрый от пота.

Попытайся я подняться, тотчас рухнул бы обратно. Даже думать об этом тяжело. Сейчас бы стаканчик воды, но меня мутит от одной мысли о том, что для этого предстоит добраться до кухни. Одежда разбросана по полу. Не хватает одного мокасина, брюки вывернуты наизнанку, рубашки тоже нет, а посреди кучи валяется новая куртка. Нужно поспать еще пару часиков. Для начала привести в порядок мысли. Так, что я помню? Фредди, Кинки, немцы, «деревенщины», таблетки… От этих воспоминаний становится еще хуже. Почему-то представляется какой-то бедный парень, которому не посчастливилось проснуться под одним одеялом с Безумным Ларри. У меня даже мурашки по спине пробегают. Звонит мобильник. Я его не вижу, но все равно не в состоянии ответить на звонок. Хорошо бы подняться и зашторить окно. Но, поразмыслив немного, я решил сложить вдвое подушку под головой, а другой накрыться сверху. Так, по крайней мере, можно временно выйти из положения.

Протянув руку за подушкой, я тут же в ужасе отдергиваю ее. Прямо на кровати, на простыне покоится огромная черная полуавтоматическая «пушка» с самодельным глушителем. Это не один из тех пистолетиков, с которыми вчера забавлялся Джин. Те двое – просто младшие братья этого чудовища. От мысли о вчерашней ночи голова болит еще сильнее. Это не оружие, это просто монстр какой-то. Глушитель же выглядит совсем несерьезно. Он короткий и толстый, по старинке обмотанный несколькими слоями изоляционной ленты. Такое чувство, что я проснулся в одной кровати с черной мамбой, опасной и в то же время прекрасной, смертоносной и одновременно впечатляющей. Только вот как это чудо попало сюда? Совершенно очевидно, передо мной один из сироток Джина. Но каким образом пушка оказалась в моей койке? Наверное, сам Джин бегает сейчас трусцой в каком-нибудь розарии с пятидесятикилограммовым рюкзаком на плечах. А ведь именно он довел меня до такого состояния. Доброго тебе утра, Джин, и огромное спасибо. Моя благодарность не знает границ. Мобильник умолкает.

Теперь начинает трезвонить телефон у кровати. Четыре пронзительных звонка, и включается автоответчик. Но каждый звонок болью откликается в моей голове, словно какой-то садист вбивает в нее длиннющие гвозди. Я закрываю уши подушкой. Проигрывается приветственное сообщение, и раздается ревущий голос Джимми Прайса:

– Ты дома, сынок? Черт тебя возьми, где же ты? Без лишних раздумий хватаю трубку.

– Здравствуйте, мистер Прайс.

– О, так ты дома.

– Да. Все в порядке. Просто я спал.

– Что? Это в десять-то утра? Плохо. Очень плохо.

– Ночь выдалась бурная.

– Слушай, мне абсолютно насрать, чем ты там занимался.

Я уже жалею, что снял чертову трубку. Джимми крайне редко звонит кому-то домой.