Проходя через южную стоянку к своей машине, Босх вдруг заметил Джерри Эдгара, стоявшего на углу Лос-Анджелес и Первой улицы и дожидавшегося зеленого света. Посмотрев на часы, Босх увидел, что уже 17.10 – конец рабочего дня, – и решил, что Эдгар, наверно, направляется в «Седьмую статью» или «Красный ветер», чтобы заправиться перед дорогой. По мнению Босха, это была неплохая идея. Шихан и Опельт, вероятно, уже сидели в одном из этих баров.

К тому времени, когда Босх дошел до угла, Эдгар уже опередил его на полтора квартала, направляясь по Первой в сторону Седьмой. Босх ускорил шаг. Впервые за долгое время он ощущал настоящее влечение к алкоголю. Ему хотелось хотя бы ненадолго забыть о Черче, Мора и Чандлер, забыть свои собственные тайны и то, что сказал ему Ирвинг в комнате для совещаний.

Однако Эдгар прошел мимо «Семерки», даже не взглянув на ее дверную ручку, выполненную в форме полицейской дубинки. Перейдя Спринг, он вдоль здания «Таймс» направился в сторону Бродвея. «Стало быть, идет в “Красный ветер”», – решил Босх.

«Красный ветер» его вполне устраивал. Правда, «вейнхард» там подавали только бутылками, что было явным недостатком. К тому же в этот бар любили заглядывать карьеристы из отдела новостей «Таймс», так что частенько здесь было больше журналистов, чем копов. Большим преимуществом, однако, служило то, что по четвергам и пятницам здесь с шести до десяти играл квартет музыкантов. Конечно, играли они не очень хорошо, но для того чтобы переждать час пик, их музыка вполне годилась.

Перейдя Бродвей, Эдгар, однако, остался на Первой улице – вместо того чтобы пойти налево к «Ветру». Немного замедлив шаг, Босх позволил Эдгару вновь оторваться на полтора квартала. Он снова закурил, испытывая неловкость оттого, что собирается выслеживать другого детектива, и еще какое-то нехорошее предчувствие.

Повернув налево, Эдгар нырнул в заведение под названием «Hung Jury». [23] Этот бар располагался рядом с вестибюлем юридического центра «Фуэнтес» – восьмиэтажного административного здания, целиком занятого адвокатами. В основном его обитателями были адвокаты, выступающие в судебных процессах: они выбрали это не слишком красивое (если не сказать уродливое) здание из-за его удачного расположения – оно находилось менее чем в квартале от окружного суда, в квартале от уголовного суда и менее чем в квартале от здания федеральных учреждений.

Босху все это рассказывал Белк в тот день, когда они вдвоем приходили в юридический центр «Фуэнтес», к Мани Чандлер, – Босх должен был дать письменные показания по делу Черча.

Неприятные предчувствия усилились еще больше, когда он миновал дверь в «Hung Jury» и вошел в главный вестибюль центра «Фуэнтес». Он помнил планировку бара, куда заглядывал после того, как оставил Чандлер свои показания, и знал, что оттуда можно выйти в главный вестибюль. Пройдя через входную дверь, он оказался в нише, где висели два телефона-автомата; сюда же выходили двери помещений общего пользования. Осторожно заглянув за угол, он окинул бар взглядом.

Невидимый Босху музыкальный автомат играл песню Синатры «Летний ветер». Барменша в пышном парике, обернув вокруг пальцев купюры – десятки, пятерки, долларовые бумажки, – доставляла мартини группе сидевших у входа адвокатов, а бармен, склонившись над слабо освещенной стойкой, курил сигарету и читал «Голливуд рипортер». Небось в свободное от основной работы время он подвизается в качестве актера или сценариста, подумал Босх. Или охотника за талантами. Кто только этим здесь не занимается!

Когда бармен наклонился вперед, чтобы выбросить окурок в пепельницу, Босх увидел сидящего в дальнем конце бара Эдгара, перед которым стояла порция пива. Рядом с ним загорелась спичка, и в ее свете Босх разглядел Хани Чандлер: она закурила сигарету и опустила спичку в пепельницу, стоявшую рядом с бокалом «Кровавой Мэри».[24]

Босх отодвинулся назад в нишу, опасаясь, что его заметят.

Он ждал, стоя возле старой фанерной будки, служившей для продажи газет и журналов. Сейчас она была закрыта на ночь и завешена ставнями. Когда стемнело и зажглись уличные фонари, Босху пришлось отбиваться от попрошаек и проходивших мимо проституток, которые высматривали последних клиентов- бизнесменов перед тем, как отправиться в Голливуд на вечернюю, более тяжелую смену.

К тому времени, когда Босх увидел выходящего из «Hung Jury» Эдгара, у его ног уже валялось изрядное количество окурков. Отбросив в сторону последнюю недокуренную сигарету, он отступил в сторону, чтобы Эдгар его не заметил. Чандлер он не увидел и предположил, что та покинула бар через другую дверь, направившись в гараж, к своей машине. Вероятно, Эдгар благоразумно отказался от предложения подвезти его к Паркер-центру.

Когда Эдгар проходил мимо будки, Босх шагнул вслед за ним.

– И где это мы, Джерри?

Эдгар вздрогнул так, словно ему за шиворот сунули кусочек льда, и резко обернулся.

– Гарри? Что ты… эй, ты не хочешь выпить? Я как раз собираюсь это сделать.

Несколько секунд Босх молча стоял и смотрел, как Эдгар пытается овладеть собой, а затем сказал:

– Ты уже выпил.

– Что ты имеешь в виду?

Босх сделал шаг ему навстречу. Эдгар смотрел на него с подлинным страхом.

– Ты знаешь, что я имею в виду. Пиво тебе, «Кровавая Мэри» – для леди, не так ли?

– Послушай, Гарри, видишь ли, я…

– Не называй меня так. Больше не называй меня Гарри. Понял? Если хочешь со мной поговорить, называй меня Босх. Так говорят мне те, кто мне не друг. Люди, которым я не доверяю. Называй меня только так.

– Можно, я объясню? Гар… дай мне все объяснить.

– А что тут объяснять? Ты меня обманул. Тут и объяснять нечего. О чем ты ей сегодня рассказал? Небось вывалил все, о чем мы говорили у Ирвинга? Вряд ли это ей нужно, приятель. Ущерб уже нанесен.

– Нет. Она давно ушла. Большую часть времени я сидел там один и думал, как из этого выбраться. Я ничего не говорил ей о сегодняшнем совещании. Гарри, я не…

Босх сделал еще один шаг и, выставив вперед ладонь, быстрым движением толкнул Эдгара в грудь.

– Я сказал – не называй меня так! – крикнул он. – Ты козел! Ты… Мы же вместе работали, парень, я тебя учил… Меня в этом зале дрючат прямо в задницу, а теперь я узнаю, что утечка идет как раз от тебя.

– Прости. Я…

– А как насчет Бреммера? Это ты сказал ему о записке? Это к нему ты направляешься, чтобы выпить? К Бреммеру? Ну иди, не буду тебя останавливать.

– Нет, я не говорил с Бреммером. Послушай, я допустил ошибку и прошу за это прощения. Она ведь и меня обманула. Это было похоже на шантаж. Я не мог… я пытался вырваться, но она держала меня за яйца. Ты должен мне поверить.

Босх долго на него смотрел. Было уже совсем темно, но ему показалось, что глаза у Эдгара как-то подозрительно блестят. Возможно, он сдерживал слезы. «Вот только что это за слезы», – думал Босх. Что он оплакивает? Утрату тех отношений, что их до сих пор связывали? Или это слезы страха? Босх чувствовал, что сейчас он имеет над Эдгаром абсолютную власть. И Эдгар тоже это чувствовал.

– Я хочу знать все, – тихим и очень спокойным голосом сказал Босх. – Ты мне сейчас расскажешь все, что сделал.

У музыкантов в «Ветре» как раз был перерыв – они сидели за столиком в глубине зала. Темное, обшитое деревянными панелями помещение было похоже на сотни других. Обезображенная сигаретами стойка с красной полосой из искусственной кожи, барменши в черной форменной одежде и белых фартуках, с чересчур ярко накрашенными тонкими губами.

Босх заказал двойную порцию неразбавленного «Джек Блэка»[25] и бутылку «Вейнхарда», а также дал барменше денег на пачку сигарет. Эдгар, с лицом человека, вся жизнь которого пошла под откос, заказал разбавленный «Джек Блэк».

– Это все проклятый спад, – начал Эдгар, прежде чем Босх успел его о чем-то спросить. – Недвижимость пошла псу под хвост. Мне пришлось бросить эту ерунду, а ведь у нас закладная, и потом, ты ведь знаешь, как это бывает, Бренда привыкла…

– Ты что же, будешь объяснять мне, что продал меня потому, что твоя жена привыкла ездить на