давности и соседствующими с ними современными многоуровневыми строениями. Именно здесь Гарри Гудини построил свой замок, здесь в деревянном домике жил Джим Моррисон – возле маленького магазинчика, который и по сей день является единственной в каньоне торговой точкой.
Каньон притягивал нуворишей – рок-звезд, писателей, актеров и наркоторговцев. Ради того, чтобы назвать Лорел-каньон своим домом, они готовы были мириться с его постоянными оползнями и чудовищными пробками. Локке жил на Лукаут-маунтин-драйв, круто поднимавшейся от бульвара Лорел- каньон, так что казенной машине Босха пришлось нелегко. Дом, который он искал, оказалось легко обнаружить, поскольку на его передней стене мигала голубая неоновая вывеска с адресом. Гарри припарковался у обочины возле разноцветного фургона марки «Фольксваген», которому на вид было лет двадцать пять – еще одна особенность Лорел-каньона.
Выйдя из машины, Босх бросил на асфальт сигарету и растоптал ее ногой. Было очень тихо и темно. Он слышал, как тикает, остывая, двигатель его машины, чувствовал запах моторного масла. Протянув руку в открытое окошко машины, он достал с сиденья обе папки.
Чтобы доехать до Локке, потребовался почти час, так что за это время Босх успел основательно обдумать свое открытие. По дороге он также понял, каким образом можно было бы попытаться его подтвердить.
Локке встретил его с бокалом красного вина в руке – босой, одетый в синие джинсы и зеленую хирургическую рубашку. На шее на кожаном ремешке висел большой розовый кристалл.
– Добрый вечер, детектив Босх. Входите, пожалуйста. – Через прихожую он провел его в большую гостиную-столовую; застекленные створчатые двери выходили во внутренний дворик, вымощенный кирпичом, посредине которого виднелся подсвеченный голубой бассейн. Розовый ковер был потертым и грязным, но в остальном дом соответствовал представлениям о жилище профессора, занимающегося вопросами сексологии. Вода в бассейне еще рябила, словно там совсем недавно кто-то купался. Как показалось Босху, в воздухе стоял слабый запах марихуаны.
– Прекрасное место, – сказал Босх. – А знаете, мы с вами почти соседи. Я живу с другой стороны горы – на Вудро-Вильсон-драйв.
– В самом деле? И почему же вы так долго оттуда добирались?
– Ну, на самом деле я ехал не из дома. Я был у подруги, в Букет-каньон.
– А, у подруги! Тогда понятно, почему мне пришлось ждать целых сорок пять минут.
– Простите, что задержал, доктор. И чтобы не задерживать вас еще больше, давайте сразу перейдем к делу.
– Да, пожалуйста.
И он жестом предложил Босху выложить папки на обеденный стол. Ни вина, ни пепельницы, ни хотя бы плавок он предлагать не стал.
– Простите за вторжение, – начал Гарри. – Постараюсь быть краток.
– Да, вы уже об этом говорили. Я и сам сожалею, что так получилось. Свидетельские показания отняли у меня целый рабочий день, и сегодня вечером я пытался наверстать упущенное.
Босх про себя отметил, что его волосы сухи. Возможно, он и в самом деле работал, пока кто-то другой плавал в бассейне.
Локке присел за обеденный стол, и Босх рассказал ему о расследовании дела замурованной блондинки – в строгом хронологическом порядке, для начала показав новую записку, оставленную в понедельник в полицейском участке.
Рассказывая подробности последнего убийства, Босх заметил, что в глазах Локке появился явный интерес. Когда он закончил свой рассказ, психолог сложил руки на груди, закрыл глаза и сказал:
– Прежде чем продолжить, дайте мне немного подумать.
Он сидел совершенно неподвижно. Босх не знал, как это понимать. Через двадцать секунд он наконец произнес:
– Пока вы будете думать, я хотел бы воспользоваться вашим телефоном.
– На кухне, – не открывая глаз, сказал Локке.
Найдя в списке телефон Амадо, Босх набрал его номер. Кажется, своим звонком он разбудил эксперта.
– Простите, что разбудил, – назвав себя, сказал Босх. – Но в этом новом деле Кукольника события развиваются очень быстро. Вы читали о нем в газетах?
– Ну да. Правда, там сказано, что пока нельзя с уверенностью утверждать, что это Кукольник.
– Правильно. Именно над этим я сейчас и работаю. И у меня есть к вам один вопрос.
– Валяйте.
– Вчера вы показали на суде, что по каждой жертве был составлен комплект по изнасилованию. Где они сейчас? Я имею в виду вещдоки.
Наступило долгое молчание.
– Вероятно, они в хранилище вещественных доказательств, – наконец сказал Амадо. – Вообще политика коронерской службы требует сохранять вещдоки в течение семи лет после закрытия дела. Ну на случай каких-либо апелляций и тому подобного. Но в данном случае, когда преступника уже нет в живых, вроде бы не было причин хранить их столько времени. Тем не менее для того, чтобы удалить вещдоки из хранилища, требуется постановление судебно-медицинского эксперта. Вполне возможно, что после того, как вы э-э… убили Черча, эксперт об этом так и не вспомнил. Чтобы все делать по правилам, нужно быть слишком большим бюрократом. Так что, как мне представляется, эти комплекты должны быть там. Хранитель запросит постановление на уничтожение вещдоков только по истечении семи лет.
– Хорошо, – сказал Босх, в его голосе чувствовалось волнение. – А как насчет их состояния? Их еще можно использовать как вещественные доказательства? Для анализа?
– Думаю, их состояние не должно было существенно ухудшиться.
– Насколько вы сейчас заняты?
– Я всегда занят. Но тут вы меня заинтриговали. Что случилось?
– Мне нужно, чтобы кто-то поднял комплекты на жертвы номер семь и одиннадцать. Это Николь Кнапп и Ширлин Кемп. Запомнили? Семь и одиннадцать.
– Запомнил. Семь и одиннадцать. И что потом?
– Нужно сопоставить данные обследования лобка. Поискать одни и те же чужие волосы у обеих женщин. Сколько времени это займет?
– Дня три-четыре. Придется послать их в криминалистическую лабораторию министерства юстиции. Правда, я могу их поторопить, может, получится быстрее. А можно вас кое о чем спросить? К чему все это?
– Думаю, кроме Черча, был кто-то еще. Подражатель. Это он убил седьмую, одиннадцатую и ту, которую нашли на этой неделе. И я думаю, что он мог оказаться не таким сообразительным, как Черч, чтобы себя полностью обрить. Если вы найдете аналогичные волосы, я думаю, мы сможем за это зацепиться.
– Ну, я могу прямо сейчас сказать кое-что интересное насчет этих двух – седьмой и одиннадцатой.
Босх замер.
– Понимаете, перед тем как давать показания, я все снова просмотрел. Помните, я заявил, что у двух жертв были очень сильные повреждения – разрывы влагалища? Так вот, это как раз были седьмая и одиннадцатая.
Несколько секунд Босх обдумывал его слова, но тут Локке позвал его из гостиной:
– Гарри!
– Сейчас иду! – крикнул он и добавил, обращаясь уже к Амадо: – Это интересно.
– Это означает, что второй парень, кто бы он ни был, более жестокий, чем Черч. Те две женщины пострадали больше всех.
И тогда в голову Босха пришла одна мысль. Нечто такое, чего он раньше не замечал в показаниях Амадо. А теперь заметил.
– Презервативы! – воскликнул он.
– А что с ними такое?
– Вы показали, что там была коробка на двенадцать штук, из них осталось только три.
– Верно! Девять были использованы. Вычеркните из списка жертвы номер семь и номер одиннадцать, и