Данила Васильевич. Абсолютно не интересно.

Галина Викторовна. Данила Васильевич не историк. Диссидентов тут не хватало!

Данила Васильевич. Причем тут диссиденты, Галина Викторовна? Пожалуйста, не вмешивайтесь.

Аркадий. Да вы понимаете, что в ваших жилах течет кровь Василия Темного?! И что через два часа вы увидите свою родную сестру?!

Данила Васильевич. Ну и что?

Галина Викторовна. Сколько всего будет гостей?

Аркадий. Человек десять. Это с мертвыми душами. А живых всего душ пять придет.

Данила Васильевич. Куда придут?

Аркадий. Сюда.

Данила Васильевич. А зачем, собственно говоря, они сюда придут?

Аркадий. Моими усилиями из пепла возникает род, понимаете это? Как феникс!

Данила Васильевич. Так. Со старушкой ясно. Я должен ей трояк. Нет. С чаевыми пятерку. Но вам-то что от меня надо?

Аркадий. Я собираюсь стать драматургом. И вижу в ситуации, которая создается нынче вокруг вас, сюжет потрясающей пьесы.

Данила Васильевич. Даже если вы умеете из комара делать слона, драмы Аристофана здесь не увидите. (Надевает очки и вглядывается в Ираиду Родионовну.) Удивительная старушенция! Спит сидя и не храпит!

Аркадий (к зрителю). Хладнокровный мужчина! Один-единственный незваный гость уже хуже татарина, а на него сейчас татаро-монгольское нашествие обрушится. Сразу видно, что предок Данилы Васильевича Казань брал…

Галина Викторовна. Старушка, конечно, славная. Лет через десять ее в вашей пьесе хорошо Наталья Гундарева сыграет, но не помешает ли она протоколу приема иностранцев?

Аркадий. Куда без театральной старухи денешься, Галина Викторовна? Для колорита нужна бабуля.

Галина Викторовна. А вы, верная субретка, пыль вытирать и бутерброды делать умеете? Прислуга на выходных. И за ананасами сбегать придется.

Аркадий. Бегать не надо: у подъезда моя машина. Данила Васильевич, диктофоном пользоваться можно?

Данила Васильевич. Хоть бульдозером. (Садится к пишущей машинке и углубляется в работу.) «Итак, зададимся вопросом: оценивались ли в докладе господина Эванса подобия скорости вертикальных конвективных движений в атмосфере Венеры и каковы все-таки эти скорости? …»

Галина Викторовна и Аркадий уходят.

Данила Васильевич работает. Ираида Родионовна спит. Кот Мурзик никаких признаков жизни не подает. Хорошо слышно, как, разбрызгивая лужи, по набережной проносятся автомобили: «Вших-вших…»

Является Маня, она лижет мороженое.

Маня. Здрасте!

Данила Васильевич не узнает ее, надевает очки.

Маня. Я, дядя Данила, Маня, ваша племянница.

Данила Васильевич. Маня? Неужели так выросла? Сколько же мы не виделись?

Маня. Как вы с отцом поссорились, так и не виделись. Года два.

Данила Васильевич. Ах, да-да… Последний раз мы поссорились, когда он… Точно! Вспомнил! Он проиграл мне шесть партий в шахматы подряд. Последнюю продул киндерматом и заявил, что я украл у него туру! Как он: здоров?

Маня. Да, спасибо, здоров… Только немного встревожился, когда этот могильщик приехал. Он с минуты на минуту будет.

Просыпается Ираида Родионовна, зевает, трет глаза.

Ираида Родионовна. Хорош цветик! Личность твоя, дите ласковое, белая – живи долго!

Маня. И что за народ? Увидят – и все, как один: «Ах, как выросла!», «Ах, какой цветик!» С души прет! Что ж, мне не расти и не расцветать прикажете, что ли?… Дядя Данила, это и есть наша новая родственница?

Данила Васильевич. А черт ее знает.

Ираида Родионовна. Такой старой, милая, как я, только дедушка не внук.

Маня. Мороженого хотите, баушка?

Ираида Родионовна. Давай, милая, побалуюсь. В ём, верно, сахарин один, а то от диабету лечусь. (Опять засыпает.)

Маня. Дядя Данила, вы бы убрали куда подальше Мону Лизу. Папка ее увидит – опять психанет, и у вас контакт не получится, а мне расхлебывать.