рядами лошадей. Десять человек понесут справа, десять — слева, только пусть закроют головы щитами. Когда ворота рухнут, всем — внутрь. Да поможет Господь правому делу!

Быстро, но спокойно все заняли свои места — здесь собрались старые солдаты, война была их каждодневным делом. Лучники группами по нескольку человек заняли позиции перед каждой щелью и трещиной, другие внимательно следили за зубцами стены и стреляли во всякого, чье лицо хоть на миг показывалось над ними. Осажденные осыпали нападающих ливнем стрел, а время от времени метали и камни из баллисты, однако ураган стрел, бивших по ним снизу, был столь смертоносен, что они не могли вести прицельной стрельбы, и залпы их, при всей своей силе, не причиняли осаждающим никакого вреда. Под прикрытием лучников крестьяне, не неся урона, подбегали к краю рва, бросали туда вязанки сучьев и спешили обратно за новыми. Через двадцать минут широкий проход, образованный фашинами, соединил ворота и площадку перед мостом. Путь к замку был проложен ценой крестьян, убитых стрелами, и одного лучника, в которого попал камень. Теперь все было готово для тарана.

С громким криком двадцать отборных солдат бросились вперед, держа сосновый кол комлем в сторону ворот. Арбалетчики на башне перегнулись через парапет и стреляли в самую гущу атакующих, но не могли остановить наступление. Правда, двое таранщиков упали, зато другие, подняв над головами щиты и все еще крича, перешли мост и с громовым грохотом ударили по воротам. Сверху донизу ворота прорезала трещина, но створки с места не сдвинулись.

Штурмующий отряд раскачивал тяжеленный отряд и с грохотом обрушивал его на ворота; с каждым ударом они все больше поддавались, из конца в конец по ним пошли трещины. Трое рыцарей, а также Найджел, француз Рауль и другие дворяне стояли возле и подбадривали людей, сопровождая каждый удар бревна дружным «Э-э-эх!». С парапета сбросили большой камень, он с громким свистом прорезал воздух и задел сэра Джеймса Эстли и еще одного из нападающих, но Найджел и француз тотчас встали на их место, и таран застучал по воротам с еще большей силой. Удар, еще удар! Нижняя часть провалилась внутрь, а большое центральное бревно, хотя все еще держалось, вот-вот готово было тоже выйти из гнезд.

Но тут сверху внезапно полились потоки жидкости: на стену втащили огромную бочку и, наклонив ее, поливали солдат, мост и таран чем-то желтым и маслянистым, так что в один миг все насквозь промокли. Ноулз дотронулся до нее латной рукавицей, поднес к забралу, понюхал и тут же громко закричал:

— Назад! Назад! Назад, пока не поздно.

Прямо над их головами виднелось небольшое забранное решеткой окошко. Внутри вдруг замерцал огонь, и из-за прутьев в нападающих полетел горящий факел. Маслянистая жидкость вспыхнула, и в мгновение ока все кругом было охвачено пламенем. Таран, фашины, даже оружие оказались в огне.

Справа и слева люди спрыгивали в сухой ров и с пронзительными криками катались по земле, пытаясь сбить пламя. Рыцари и оруженосцы, которых защищали доспехи, затаптывали и захлопывали огонь, изо всех сил стараясь помочь тем, на ком были только кожаные куртки. А сверху их осыпали бесконечным ливнем стрел и камней. В то же время лучники, видя, как велика опасность, подбежали прямо к краю рва и оттуда быстро и метко стреляли в каждого, кто поднимал голову над стеной.

Остатки осаждающих, обожженные, измученные, перепачканные, кое-как выбирались из рва, цепляясь за протянутые руки, и ковыляли прочь под глумливые крики врагов. От наведенного недавно моста осталась лишь куча дымящегося пепла, а на ней лежали Эстли и еще шесть человек в раскаленных докрасна доспехах.

Ноулз до боли стиснул руки, когда посмотрел на то, что наделал огонь, и на кучки своих людей, которые стояли или лежали на земле вокруг него, обмывая и перевязывая обожженные части тела и мрачно грозясь врагам, которые радостно вопили и жестикулировали на стене замка. Ноулз и сам получил тяжелые ожоги, но гнев и досада не позволяли молодому полководцу думать о своих ранах.

— Мы наведем мост снова! — воскликнул он. — Пусть крестьяне скорее готовят фашины.

Но тут Найджелу пришла в голову одна мысль.

— Смотрите, благородный сэр, — обратился он к Ноулзу. — Гвозди на воротах раскалились докрасна, а дерево стало бело, как пепел. Я думаю, теперь мы можем через них прорваться.

— Клянусь Пресвятой Девой, вы правы! — воскликнул французский оруженосец. — Если нам удастся перейти ров, ворота нас больше не остановят. Пошли, Найджел, во славу наших прекрасных дам, и посмотрим, кто будет первой, Англия или Франция.

Увы, напрасны были все напутствия доброго Чандоса, напрасны все наставления сурового Ноулза о порядке и дисциплине — в одно мгновение, забыв обо всем на свете, Найджел принял вызов и со всех ног бросился к горящим воротам. По пятам за ним, пыхтя и задыхаясь в медных доспехах, бежал француз. И тотчас за ними устремился ревущий поток лучников и копейщиков, словно вдруг прорвало плотину. Они скатились в ров, перебежали его по дну и стали друг за другом карабкаться на другую сторону. Найджел и Рауль и какие-то два лучника уже были перед горящими воротами. Ударами мечей и пинками ног они разнесли их на куски и с торжествующими криками бросились под темные своды арки. В первую минуту безумного восторга им показалось, что замок взят. Перед ними был темный туннель, и они побежали по нему вперед. Но, увы, на дальнем конце его тоже преграждали ворота, такие же мощные, как и первые. Напрасно они колотили по ним мечами и топорами, ворота не поддавались. В то же время из щелей по обе стороны туннеля на нападающих посыпались стрелы. Пущенные с расстояния всего в несколько ярдов, они пробивали доспехи, словно это была простая ткань, и под их ударами люди один за другим валились на камни. Солдаты в ярости набрасывались на толстое, обитое железом загражденье, но разрушить его было не легче, чем сами стены.

Возвращаться ни с чем было горько, но и оставаться в туннеле было бы безумием. Найджел оглянулся и увидел, что у него осталось не больше половины людей. В эту минуту с тяжким стоном к его ногам рухнул Рауль — в его нашейник по самое оперенье вонзилась стрела. Кое-кто из лучников, видя, что их ждет неминуемая смерть, уже бежал назад по роковому туннелю.

— Клянусь святым Павлом! — воскликнул Найджел, — неужели вы хотите оставить раненых на милость Мясника? Пусть лучники с этой стороны тоже стреляют в щели и отгонят врагов. А остальные поднимайте по одному раненому и выносите обратно, не то у ворот этого замка навсегда останется наша честь.

С большим трудом он поднял Рауля и, шатаясь, понес его к краю рва. Внизу, там, где крутой обрыв прикрывал их от стрел, уже ждали несколько человек; Найджел передал им раненого друга, то же самое сделали и другие. Снова и снова возвращался Найджел в туннель, пока на земле не остались только семь человек, пораженных насмерть. Тринадцать раненых уложили на дне рва, где им предстояло дожидаться темноты. А в это время лучники на дальнем конце защищали их от нападения и не давали врагу возможности восстановить первые ворота. Зияющие, почерневшие от дыма ворота — вот все, что получили англичане ценой тридцати жизней. Но эти ворота Ноулз решил удерживать во что бы то ни стало.

Найджел тоже пострадал от огня и камней, но был так возбужден, что не чувствовал ни боли, ни усталости. Он склонился над раненым французом и снял с него шлем. Девичье лицо молодого оруженосца было белее мела, тени смерти собирались вокруг голубых глаз, но, взглянув на своего английского друга, он слабо улыбнулся.

— Я никогда больше не увижу Беатрису, — прошептал он. — Прошу вас, Найджел, когда наступит мир, поезжайте в замок моего отца и скажите ему, как умер его сын. Молодой Гастон возрадуется: ведь к нему теперь перейдут все земли, и герб, и наш девиз, и все доходы. Повидайте их, Найджел, и скажите, что я был не хуже других.

— Да, да, Рауль, никто не мог бы держаться благородней, чем вы. Обещаю вам, когда придет время, исполнить вашу просьбу.

— Вы счастливец, Найджел, — прошептал умирающий, — сегодня вы совершили еще один подвиг и сможете принести его к ногам вашей возлюбленной.

— Это был бы подвиг, если бы мы взяли ворота, — грустно ответил Найджел. — А так, клянусь святым Павлом, я не могу считать это подвигом — ведь я отступил, не доведя дело до конца. Но сейчас не время думать о моих ничтожных заботах. Если мы возьмем замок и я внесу в это свою лепту, тогда, наверное, можно будет говорить о подвиге.

Француз вдруг приподнялся с силой, какая часто приходит к человеку перед самой смертью.

— Вы получите леди Мэри, Найджел, и совершите вы не три подвига, а не один десяток, и во всем христианском мире не будет благородного человека, который не знал бы вашего славного имени. Это говорю