боевые, взятые из дикой природы качества уже не нужны. Но сама природа нужна как никогда. Ты должен обладать кошачьей живучестью, раны должны заживать, как на собаке. Тогда все будет в порядке, тогда ты быстро встанешь на ноги...

Феликс обладал могучим организмом. Но чеченский экстрим выкачал из него все силы и всю энергию. Понадобилось время, чтобы в его тело влились свежие живительные струи. И как только это произошло, он стал стремительно выздоравливать. Раны быстро заживали, кости срастались, как склеивались. Энергия жизни била ключом. И все потому, что перед ним стояла большая цель. Он должен был поскорее вернуться в горы, найти Кабира и Аиду, чтобы отомстить им за Мишку. Он не злопамятный – отомстит и быстро все забудет...

Про Аиду, про все, что он знал о ней, Феликс рассказал сразу, как только к нему вернулась возможность говорить. Представители ФСБ вытянули из него всю информацию и о ней, и о Кабире, пожелали скорейшего выздоровления, и больше он их не видел. Только друзья приезжали, боевые товарищи. Отец с матерью были, сестра. Мать слезно просила, чтобы он оставил свою службу. И аргументы приводила, мол, четыре года безвылазно на войне, это слишком много. Свой долг, дескать, исполнил, теперь пусть другие воюют. Да, войны он хватил через край. Но долг свой не исполнил. Когда отомстит за Мишку, тогда можно будет со спокойной душой подавать рапорт с просьбой об увольнении.

Но Феликс знал, что никогда не напишет рапорт. Что бы ни случилось, как бы ни было ему трудно, он все равно вернется на передовую. Долг перед Родиной, присяга, офицерская честь – для него это не пустой звук. Но главное не это. У каждого человека есть свое жизненное предназначение. Кому-то быть учителем, кому-то врачом, кому-то банкиром, а кому-то военным. Даже физиология определяет жизненный путь. Здесь, в госпитале, один врач объяснил Феликсу интересную вещь, о которой он раньше даже не задумывался. Откуда берутся доноры, которые по своей воле сдают кровь? Милосердие? Может быть. Но существует и другое объяснение. Есть особый вид людей, которые готовы сдавать свою кровь от ее переизбытка. Таким людям по жизни нужно избавляться от лишней крови, иначе у них просто начнет ехать крыша. Многие из таких людей даже не понимают, что им нужно искать пункты переливания. Зато они с удовольствием лезут в самое пекло всяких войн и конфликтов в интуитивном желании проливать свою кровь. Такие люди были везде и во все времена. Из них и получались профессиональные воины, которым, кроме войны, ничего не нужно. И кровожадность здесь ни при чем. Скорее, наоборот...

Феликс выздоравливал ускоренными темпами. Он рвался обратно в Чечню. И даже думать забыл о том случае, когда его группа уничтожила шестерых боевиков, четверо из которых впоследствии оказались «мирными жителями».

Но военная прокуратура об этом не забыла. Просто следствие, если так можно сказать, проявило милосердие. Следователь военной прокуратуры появился тогда, когда Феликс достаточно окреп и мог без посторонней помощи на своих двоих передвигаться по палате и госпитальному коридору.

Для разговора его вызвали в кабинет главного врача. Следователь, средних лет мужчина с тусклым взглядом, предложил ему сигарету. Как будто Феликс пришел к нему из камеры следственного изолятора без собственных сигарет.

Следователь начал издалека. Попросил рассказать ему о событиях, случившихся с момента его выхода в рейд на поиск банды Кабира. Феликс понимал, что крамолы в этих событиях нет. Да, он попал в засаду, да, он потерял свою группу, попал в плен. Но на войне это бывает. А сейчас не Великая Отечественная, когда за один только факт пребывания в плену могли дать срок или отправить в штрафбат. Так что рассказал он все без утайки.

Феликс думал, что следователь предложит рассказать ему, как он прошляпил Аиду в военном санатории. Ведь, если разобраться, он являлся косвенным виновником гибели Кабаржина. Но следователь завернул за другой угол. Он попросил Феликса рассказать, как он со своей группой уничтожил тех самых шестерых боевиков, из которых потом по воле злой силы осталось только четверо юнцов. Назвал место, время и дату.

И Феликс повелся на этот разговор.

– Да, в это время я со своим подразделением находился под Харсеноем. В результате скрытных тактических действий уничтожили группу чеченских и арабских боевиков. Это плохо?

– Нет, это хорошо... А потом была вторая группа боевиков, которую вы встретили совершенно случайно, – следователь стремительно подводил его к важному признанию.

– Да, была группа, – кивнул Феликс.

Он видел, сколько напряженного ожидания в глазах у следователя. Мало того, каким-то неведомым ему чутьем он улавливал электромагнитное излучение, которое исходило от его включенного диктофона. Это интуиция подсказывала ему, что разговор записывается на пленку. Отсюда и нужно плясать.

– Мы шли в квадрат, откуда нас должна была забрать вертушка. И навстречу нам попался отряд боевиков...

– Они были вооружены?

– Да, вооружение, снаряжение, боеприпасы – все было...

– Сколько их было?

– Точно не скажу, но человек минимум семь- восемь.

– Вы открыли по ним огонь?

– Каюсь... – сокрушенно вздохнул Феликс.

–  Значит, открыли! – предвосхитил события следователь.

– Если бы открыл, то не каялся бы. Боевиков уничтожать нужно, чтобы они потом наших солдат не уничтожали. Но, к сожалению, мы не имели права вступать в бой. Не было такого приказа. Да и тактика у нас такая – в случае появления противника стремительно скрыться, не давая себя обнаружить. Да, мы сбежали. И они нас даже не увидели. Вот в этом и каюсь. Уничтожить их надо было...

Следователь закусил губу, взял со стола карандаш, нервно покрутил его в пальцах.

– Преследование со стороны боевиков было? – спросил он, понимая, что Феликс уходит от признания.

– Я же вам говорил, они нас даже не увидели.

– А может, вы успели уничтожить их до того, как они вас увидели?

– Как же я мог их уничтожить, если... Хотя да, мы их уничтожили...

Следователь облегченно вздохнул.

– Всех до одного уничтожили, – продолжал Феликс. – Всех до одного и не один раз...

– Как это не один раз?

– Да так – этот бой в моем сне был. Одно время этот сон снился мне каждую ночь... А в реальности мы точно не убивали этих боевиков...

– Вы издеваетесь надо мной, товарищ капитан? – не зло, но сквозь зубы спросил следователь.

– Я?! Издеваюсь?! Нет, я не издеваюсь. Меня этому в училище не учили. Меня убивать учили...

– Вот вы и убивали!.. Сначала вы уничтожили согласно приказу группу арабских наемников, а затем, на обратном пути, уничтожили группу людей, состоявшую из четырех чеченцев...

– Не было приказа их уничтожать.

– В том-то и дело, что не было!

– Так я их и не уничтожал...

– А кто же их тогда уничтожил?

– Вы о ком говорите? – Феликс откровенно валял дурака. Хотя бы потому, что имел на это право.

– Я говорю о четырех чеченских юношах, которых вы уничтожили по возвращении на базу...

– Они могут это подтвердить?

– Кто они?

– Ну, эти чеченские юноши.

– Как они могут это подтвердить, если они мертвы!

– Тогда кто же может подтвердить, что мы стреляли в этих чеченцев?

По простоте своей душевной Феликс отразил этот бой в рапорте, составленном сразу же по возвращении на базу. Но сейчас он точно знал, что Маслик уничтожил этот рапорт.

– Есть оперативная информация, что вы, товарищ капитан, и ваши подчиненные уничтожили группу, состоящую из четырех мирных жителей селения Харсеной...

– А что, мирные жители состоят в боевых группах? – усмехнулся Феликс.

–  Значит, вы утверждаете, что это была боевая группа? – моментально среагировал следователь.

Так же моментально Феликс сообразил, что его пытаются подловить на слове.

– Я ничего не утверждаю... Я вам говорил, что по возвращении с задания моя группа обнаружила группу вооруженных боевиков, численностью до десяти человек. А про четырех мирных жителей селения Харсеной я ничего не знаю...

– Вообще ничего не знаете? – в упор, угрожающе, смотрел на него следователь. Его раздраженность выдавала его беспомощность.

– Ну, что-то слышал. Но я к этим трупам не имею никакого отношения...

– Но как же не имеете? В момент гибели этих людей вы находились с ними в одном с ними квадрате. Это подтверждено документально и не вызывает никаких сомнений...

– Да я и не отрицаю. Но я мирных чеченцев не убивал.

– Значит, вы приняли их за боевиков!

– Мне кажется, мы разговариваем с вами на разных языках, – усмехнулся Феликс. – Я говорю вам про вооруженных боевиков, с которыми я в бой не вступал. А вы пытаетесь доказать мне, что я убил каких-то четырех мирных чеченцев...

– А мне кажется, что вы просто- напросто валяете ваньку!

– Так я и есть тот самый ванька. Русский Ванька, который воюет, в то время как многие другие отсиживаются в тылу. Я тот самый русский Ванька, который воюет с вооруженными чеченцами, а какие-то хитровышитые умники пытаются доказать ему, что эти чеченцы мирные... А знаете, товарищ следователь, давайте так: вы предъявляете мне обвинение, и мы разговариваем с вами без всяких ваших хитромудрых закидонов.

– Что ж, раз вы на этом настаиваете, мы будем разговаривать с вами на официальном языке!

Следователь с торжественным видом зачитал обвинительное постановление, заполнил бланк протокола. Но разговора все равно не получилось. Камень преткновения «стрелял или не стрелял» по-прежнему стоял ребром...

– Я не силен в юрисдикции, гражданин следователь, – усмехнулся Феликс. – Но сдается мне, что все ваши обвинения не стоят и ломаного гроша.