шутку затосковал. Даже порывался ехать за ними. Потом, правда, передумал: гордость взяла верх над чувствами. В отличие от него Феликс и не думал расстраиваться. На следующий день снял на пляже двух симпатичных подружек, с одной закрутил курортный роман, другую сосватал Мишке. Надо сказать, что Мишка не воротил нос от своей Нины, даже спал с ней. Но думал-то он все время о своей Ситоре. Даже в пансионат, где она жила, наведывался – узнавал, не вернулась ли она. Не вернулась...

После отпуска они разъехались по домам. Феликс к родителям в подмосковный город, Мишка к бабушке в деревню где-то под Саратовом. Встретились они уже в Чечне.

– Я Калюжного видел, – сообщил Мишка. – Он говорил, что вы много «духов» положили...

– Да, можно сказать, что не мало, – кивнул Феликс.

– Это, ко мне в палатку пошли, посидим, поговорим. У меня бутылочка коньяка есть.

– «Реми Мартин»?

– «Реми Мартин» на Черном море остался. А у меня «Река Мартан». Самопальный коньячок, из Урус-Мартана привезли. Хорошая вещь, скажу тебе...

– Не отравимся?

– Не переживай, лично вчера опробовал.

– Ну, если лично...

У себя в палатке Мишка распечатал упаковку сухого пайка. Говядина в собственном соку, фарш сосисочный, паштет, рагу с мясом, крекеры, сахар, сухое молоко, кофе растворимый, карамель, каша гречневая с мясом, сухофрукты, хлебцы хрустящие, сельдь в масле, джем, чай, прессованное гороховое пюре, кетчуп... Ну чем не закуска?.. Еще у Мишки был шмат свежего слабосоленого сала.

– Из собственных домашних запасов. Последнее, что осталось... – весело пояснил он и тут же опечаленно вздохнул. – Еще воспоминания остались...

– Опять про Ситору свою вспомнил? – недовольно повел бровью Феликс.

– Не опять, а снова... Все думаю, как она там...

– Как-как, помнишь, как в песне, «меня в Афган, ее в валютный бар...»

– «Путана, путана, путана...» – с отрешенным взглядом, плохо попадая в ноты, протянул Мишка.

– С Таис такая же песня...

– Тебе-то что до нее?

– Я, кстати, про нее сегодня думал.

– С чего бы это?

– Да с того... Я же с ней был, когда у нас под боком Кабаржина взорвали. Кабир это сделал...

– Жаль мужика, – удрученно кивнул Мишка. – Давай помянем, что ли?

Он откупорил бутылку с темно-коричневой жидкостью, зубами сорвал пластмассовую пробку, ловко и быстро наполнил на два пальца стаканы.

– Помянуть-то помянем... Только я не об этом. Мы сегодня «духов» постреляли, думаешь, куда они шли? К Кабиру они шли, в Харсеной...

– Значит, эта сука уже здесь, в Чечне, – заключил Мишка.

– А где он, по- твоему, раньше был?

– А Кабаржина кто взорвал? Я так думаю, он лично руководил процессом.

– Может быть, – не стал отрицать Феликс. – Но сейчас он в Чечне. Харсеной для себя выбрал. Если он еще там... Уйдет, гад, в горы, попробуй потом, достань...

– А для чего, по-твоему, существует армейская разведка? Мы его, гада, из-под земли достанем. И это, к Кабаржину на тот свет отправим. Пусть он с ним там сам разбирается...

Друзья выпили, не чокаясь, за Кабаржина. По второй – за других своих павших товарищей. Коньяк в самом деле оказался неплохим. Густой, ароматный. И крепкий. Феликс почувствовал, что захмелел. Поэтому на третий заход не пошел. И Мишку предостерег. Они же все-таки на службе, а не на курорте. Тем более в любой момент мог последовать приказ на марш. Вдруг право взять Кабира поручат их отряду?

Но надежды Феликса не оправдались. Приказа не было. Поступил он только утром. Но получил его не подполковник Маслик, а командир... чеченского ОМОНа.

Чеченская милиция насчитывала порядка четырнадцати тысяч сотрудников. Достаточно большая цифра, особенно если учесть, что боевиков на порядок меньше. Эти ребята отлично знают тактику боевиков, хорошо ориентируются в горах, им гораздо легче, чем русским, наладить агентурную работу на местах. И при всем при этом столь многочисленный контингент не в состоянии справиться с бандформированиями, которые насчитывают не более двух тысяч штыков. Возникает вопрос, почему? Ответ дает статистика – почти семьдесят процентов чеченских милиционеров в прошлом сами были боевиками. Не горят эти горячие парни желанием противостоять бойцам Масхадова и Басаева. Да если бы только бездействие, а то они еще и помогают боевикам. В частности, отслеживают перемещение групп войскового спецназа, передают информацию экстремистам, да и сами постреливают. Не так давно со стороны чеченской милиции был открыт огонь по группе армейской разведки, возвращающейся с задания. Менты наврали потом с три короба, что якобы приняли разведчиков за боевиков. Конечно же, им поверили, никого не привлекли. А у спецназовцев двое раненых. Ну и что, кого это чешет? А никого...

Справедливости ради надо сказать, что на этом темном фоне чеченский ОМОН выглядел светлым пятном. Бывших боевиков в этой структуре нет. Ребята здесь служат крутые. И с экстремистами воюют не по-детски. Среди них есть даже Герои России, и не бутафорские, а самые настоящие... Но при всем при этом в чеченском ОМОНе служат в основном чеченцы, и воюют они не за Россию, а за свою землю, за свой народ.

Рота чеченского ОМОНа прочесала селение вдоль и поперек. О результатах их работы Феликс узнал от своего командира.

Маслик вызвал его к себе в штабную палатку. Брови сведены к переносице, взгляд тусклый, подбородок нервно подрагивает.

– Из ФСБ звонили, – мрачно изрек он. – Спрашивали, кто позавчера из наших действовал в районе Харсеноя.

– Известно кто – моя группа. – У Феликса неприятно засосало под ложечкой.

По идее, за ликвидацию вооруженной группы боевиков его могли представить к ордену. Но, судя по всему, тут пахнет какой-то другой наградой.

– Это мне известно. И в ФСБ знают, что наш отряд боевиков уработал. А кто конкретно, им неизвестно. Да и не зла они нам желают. Просто предупреждают...

– О чем предупреждают? Что случилось?

– Русский «эскадрон смерти» уничтожил четырех мирных чеченцев. Увидишь, скоро такой заголовок появится в газетах... Короче, вчера чеченский ОМОН зачищал Харсеной. Кабира не нашли. Зато нашли четыре трупа в окрестностях селения. Четыре молодых парня, без оружия... Кто-то капнул омоновцам, что их застрелили русские спецназовцы, возвращавшиеся с задания...

– А при чем здесь я?

– Ты же докладывал, что на марше встретил и уничтожил группу чеченских боевиков...

– Говорил, – кивнул Феликс. И уточнил: – Это была вооруженная группа, численностью шесть человек. Два бывалых боевика и четыре сопляка...

– А теперь давай произведем простое арифметическое действие. Из шести вычитаем трупы двух боевиков, минус шесть автоматов. Остаются – четыре безоружных юных жмурика. Жители селения Харсеной, у которых есть отцы, матери, братья и так далее и тому подобное. Разумеется, это мирные чеченцы, уставшие от произвола боевиков и мечтающих о дружбе с Россией. А тут русские садисты-спецназовцы, убивающие всех подряд...

Маслик иронизировал. Но это был злой нервный юмор. И не смеяться хотелось, а плакать.

В Чечне, как, в сущности, и во всей стране, все поставлено с ног на голову. Боевики есть, они стреляют, взрывают, убивают. Но при этом они как бы граждане России. Война есть, но ее как бы и нет. То есть она есть, но спецназ выполняет боевые задачи вне рамок правового поля – на свой страх и риск. Спецназ ГРУ изначально создавался для глубинной разведки в тылу, где все вокруг чужие, где все вокруг враги. А в Чечне все свои, все родные. Араб с базукой – свой, чечен с кинжалом – родной, снайперша из «белых колготок» – так это вообще любимая девушка. Убивать их можно, но так, чтобы никто не видел, не знал. Потому что нет закона, который может тебя защитить, не позаботилось родное государство об этом. Некому оградить русского солдата от продажных прокуроров и журналистов. Ты воюешь во славу родины, ты убиваешь, чтобы не убили тебя, но ты должен помнить, что все твои деяния уголовно наказуемые. А вот Феликс об этом почему-то забыл. Надо было зарыть тела погибших боевиков в землю, избавиться от оружия, из которого в них стреляли. Короче говоря, нужно было действовать так, как будто он – киллер, а его группа – преступное сообщество, за которым охотится милиция. Тогда было бы все в порядке. А Феликс почему-то решил, что он не бандит, а российский офицер, честно исполняющий свой долг. Поэтому и не избавился от оружия и трупов «мирных жителей». Теперь вот доказывай, что ты не верблюд.

– Ты даже не спрашиваешь, кто тебя подставил, – заметил Маслик.

– А чего спрашивать – мирные, гм, жители из Харсеноя меня подставили, – мрачно усмехнулся Феликс.

– А может, и сам Кабир, – подсказал командир.

– Может, и Кабир... Мне в принципе все равно, кто дерьма в мою бочку навалил. Меня больше волнует, как это дерьмо расхлебать...

– А ты не волнуйся. Никто и не узнает, что именно ты со своими ребятами боевиков оприходовал. Свидетелей же нет.

– Нет, – хмыкнул Феликс. – Дожили, бляха, как те бандиты, следы заметаем...

– А ты не кочевряжься, все на самом деле очень серьезно. За это дело со всей основательностью взялись. Грозненская прокуратура, криминальная милиция оттуда же. Наша военная прокуратура подтягивается. Даже журналисты подключились...

– Ну так там, где падаль, там и падальщики, – зло усмехнулся Феликс. – Закон природы. И закон нашей дерьмовой войны...

–  Какая-никакая война, а наша. И с нас за выполнение боевых задач спрашивают. Ты свою задачу выполнил, группу боевиков уничтожил. К награде тебя представлять надо. Но ты сам понимаешь: светить тебя сейчас нельзя. Я так думаю, лучше без награды, но на свободе...

– Я тоже так думаю, – кивнул Феликс. – И