русского классицизма и гостевые дома размером с приличный коттедж.

– Насильно мил не будешь, – немного подумав, добавила она.

– Я понимаю, – обескураженно кивнул он.

– Ничего ты не понимаешь. Если бы понимал, меня бы здесь уже не было…

– Я не могу тебя отпустить… Пойми, не за себя боюсь. За свой бизнес, за людей, которые на меня работают…

– Я обещаю тебе, что не заявлю в милицию.

– Тебя ищут, я точно это знаю. И если ты сама не заявишь, тебя заставят заявить.

– Кто?

– Мои конкуренты. Поверь, они используют любую возможность, чтобы нанести удар по моему бизнесу…

– Удара по бизнесу ты боишься, а то, что морально избиваешь меня – тебе все равно.

– Я делаю все, чтобы ты ни в чем не нуждалась.

– А я нуждаюсь! И прежде всего в свободе!

– Мы можем бесконечно говорить на эту тему, но, поверь, ничего не изменится.

– Ты – упертый эгоист!

– К сожалению, это так. И я ничего с собой поделать не могу.

– Ты хочешь, чтобы я тебя возненавидела?

– Я хочу, чтобы ты была со мной… Я ни на что не претендовал, но раз уж это произошло… Или со мной и везде, или без меня, но здесь…

– Ты еще и шантажист!

– Это не шантаж, это констатация фактов… Ты хочешь послушать мою новую песню?

– Так уж и быть, послушаю. Все равно делать нечего…

В холле гостевого дома стоял очень дорогой цифровой рояль, играя на котором время от времени Маша топила скуку. Там же находилось и оборудование для электрогитары, на которой Илья Степанович озвучивал свои «шедевры».

Маша села за рояль, не поднимая крышки. Он же взял гитару, быстро и точно перебрал пальцами струны, заскользил по ним, выцарапывая из них дополнительный звук. Играл он хорошо, с чувством ритма. Но созданное очарование рассеялось, едва он начал петь. Голос хриплый, шаткий, ему бы лететь по воздуху на высоте третьей октавы, а он еле волочился по земле на первой. Рожденный ползать красиво петь не может… Но в его голосе, в его игре угадывалась мелодия, и довольно неплохая. Поэтому Маша попросила его спеть еще. Во всей полноте своей высокая и объемная волна, сплетенная из ярких мотивов, прозвучала с третьего раза…

– Поешь ты ужасно, но это хит, – заключила Маша.

– Я старался, – улыбнулся он.

– Ты подаришь его мне?

– Женщины любят подарки.

– Ты меня банальностями не корми. Ты мне песню подари.

– На свадьбу, – выдержав паузу, выдавил он.

– На свадьбе хорош марш Мендельсона. А мне нужна эта песня.

Один шлягер – это как полет Икара. Поднялся до солнца, восковая слава быстро растаяла, и рухнул вниз, в пропасть забвения. Два хита – примерно такой же полет вверх, но падение уже с парашютом, долгое и приятное. Правда, тычок о землю болезненный. Три-четыре шлягера – это уже полет аэроплана с малым запасом топлива. Целый альбом из хитовых композиций – бомба под крыльями штурмовика и полный бак горючего. Летишь долго и взрываешь целые стадионы…

Но лучше два хита, чем ничего… А если повезет, родится третий, может, и четвертый… Там, глядишь, наберется целый альбом. Тогда и засияет на звездном небосклоне певица Сирена, в которой публика с восторгом узнает Машу Светлову. Вот это будет фурор!

– Если нужна, то она твоя… Для тебя и сочинял, – расплылся в улыбке Илья Степанович.

Может, не все так уж и плохо. Может, ее похитили на счастье – думала Маша, глядя на него.

– И как долго ты мучился?

– Не мучился, – покачал он головой. – Утром проснулся, вспомнил, что ты рядом, и завихрилось… А днем до ума доводил…

– Завтра я буду здесь, – поощрительно улыбнулась она. – Завтра суббота, и ты можешь прийти ко мне днем…

– У меня каждый день суббота, – немного подумав, сказал он.

– То есть?..

– Я редко бываю в Москве. Еще реже бываю в офисе. Я целыми днями сижу дома, сочиняю музыку…

– А как же бизнес?

Ее удивляло, что об этом она узнала только сейчас.

– Я давно уже отошел от него. Надоело. У меня есть команда топ-менеджеров, ребята молодые, с гарвардской хваткой, у них лучше, чем у меня, получается… А я здесь все время или на Майорке – там у меня вилла, яхта… Но я туда не хочу. Мне здесь гораздо лучше. Потому что у меня есть ты…

– Почему же ты приходишь ко мне только по вечерам?

– Чтобы не утомлять тебя. И чтобы было с чем приходить…

– Ты странный человек.

– И в чем заключается моя странность?

– Ты мог бы стать композитором, а стал банкиром.

– Чтобы стать композитором, нужно было учиться. И оттачивать мастерство. А я человек ленивый, мне больше нравилось бренчать на гитаре для души. Ну и друзья слушали…

– Девушки, – добавила Маша.

– Разумеется… Мы с Наташей так и познакомились. Мы ходили в поход, я с одной школой, она с другой, наши группы случайно пересеклись у костра. Я играл на гитаре, она меня слушала… Слушала, слушала, а потом вышла за меня замуж…

– Там же у костра?

– Нет, в сторонку чуть отошли, – шутливо улыбнулся Илья Степанович.

В его черных глазах колыхался зыбкий, но теплый туман воспоминаний. Он говорил о своей покойной жене. Маша ничуть его не ревновала, но тем не менее эта тема ей не нравилась.

– Жили мы бедно, но счастливо, – сказал он. – Сначала Виктор появился, потом Александра… Они сейчас в Лондоне учатся. Виктор вернуться хочет, бизнесом заняться. А она художником хочет стать, ей в Англии больше нравится… Они у меня уже достаточно взрослые для того, чтобы принимать самостоятельные решения… Когда-то были маленькими… Когда-то и я был молодым. И бедным. И еще ленивым. Но семью кормить было надо. Наташа была красивой женщиной, любила красиво одеваться, красиво жить. Приходилось рвать жилы. Потому и преуспел… А как был ленивым, так и остался. Потому и отдал свой холдинг в управление… Наверное, зря так поступил. Виктору это не нравится, упрекает меня… Но караван движется, и ладно…

– Караван движется, рабынь поставляют, – язвительно усмехнулась она.

– Зря ты так говоришь. Ты не рабыня. Ты хозяйка.

– Или рабыня, которая не хочет быть хозяйкой…

– А ты попробуй захотеть. Вдруг понравится.

– Понравилось бы, если б не одно «но»… И любишь ты меня, и добрый. Ну, еще и богатый, что не так уж и плохо… Но я тебя не люблю. И ты должен это знать…

– Знаю, – глазами загрустившей собаки посмотрел на нее Илья Степанович.

– Но мне нравится, как ты играешь на гитаре…

Маша не любила его и очень сильно сомневалась в том, что когда-нибудь полюбит. Но ей нравилось его отношение к ней – не во всем, не всегда, но тем не менее. Поэтому она и не пыталась вырваться из клетки, хотя не раз могла бы попытаться поднять шум.

– Завтра днем приходи, – сказала она. – Будем готовиться к записи…