Собольчук Г.А…
– Георгий Александрович, – принужденно улыбнулась женщина. – Он сейчас на работе…
– То-то ему неприятно будет узнать, что гражданин Стрельчак квартиру обратно требует, – сожалеющим тоном сказал Крякин.
– Как это обратно? – оторопела Антонина Васильевна.
– Под давлением квартиру продал, под принуждением…
– Да что вы такое говорите? – не на шутку разволновалась она.
– Да вы не переживайте, в суд он не обратится. В смысле, в наш земной суд. Там свой Суд, – Крякин патетично вознес глаза к небу. – Всем судам суд, но, увы, его юрисдикция на наши земные инстанции не распространяется. Иначе…
– Что иначе? – Женщина вытянулась в струнку и даже приподнялась на цыпочки – с таким любопытством внимала капитану.
– Мы вам потом все расскажем. Вызовем по повестке, поговорим в сугубо официальной обстановке… Тогда, возможно, уже ничего нельзя будет исправить. Сейчас, пожалуй, еще можно, а потом уже нет, нельзя… А у вас борщ с чесноком?
– С чесноком… Ой, да вы проходите, проходите, гости дорогие! – захлопотала хозяйка. – А то как-то не по-людски, в проходе стоите, а в ногах правды нет… За стол, пожалуйста!
Артем зашел в ванную помыть руки, осмотрелся. Старый, местами треснувший кафель на стенах, ржавеющая ванна, коричневый потек на раковине. Коридор и кухня также далеки были от стандартов комфортного жилья. Зато борщ – выше всяких похвал. И розоватые ломтики свежепосоленного сала на общем блюде так и просились на язык.
Крякин не уставал нахваливать кулинарные таланты хозяйки, но только этим он и занимался, пока не опустела его тарелка. Вместо добавки Антонина Васильевна предложила ему вопрос:
– А что вы мне хотели по повестке рассказать?
– По повестке я вас вызывать хотел. А поговорить – по протоколу. Но можно и по душам, раз уж у вас такой вкусный борщ… Стрельчак хочет квартиру обратно забрать… Зачем она ему на том свете, непонятно?
– На том свете?
– Ну да… Письмо от него поступило, он утверждает, что его заставили подписать купчую на квартиру…
– Но это неправда, – женщина воровато отвела взгляд в сторону.
– Антонина Васильевна, ну зачем вы пытаетесь ввести нас в заблуждение? Вас-то Стрельчак ни в чем не винит…
– А кого винит?
– Вот этого человека.
Крякин вынул из кармана вчетверо сложенный листок, развернул его изображением к женщине.
Антонина Васильевна не смогла совладать с нахлынувшими чувствами и, чтобы хоть как-то скрыть их, закрыла ладошкой глаза.
– Вот этого человека он и винит… Но предупредил, что смерть может принять от вашей руки. То есть боится, что вы его убьете… – воодушевленно импровизировал Крякин.
– Мы?! Убьем?! Кого? – из-под козырька ладошки посмотрела на него женщина.
– А вы сами думаете, кого?
– Ничего я не думаю… Михайлова?
– Его?! – Крякин ткнул пальцем в изображение на бумаге.
– А разве он не Михайлов?
– Викентий Арнольдович?
– Нет, Валентин Сергеевич…
– А мы знаем его как Викентия Арнольдовича. Но это неудивительно, ведь мы знаем, что этот человек – аферист и мошенник… Он заставил Стрельчака продать вам квартиру, а вы его потом могли убить…
– Зачем нам Михайлова убивать?
– Михайлова, значит, не за что. А Стрельчака – есть за что?.. Его вы и могли убить. Стрельчака то есть. Он сам об этом пишет в письме… А почему вам выгодна его смерть? Чтобы он квартиру обратно не потребовал?
– Но мы его не убивали!
– А кто мог его убить?
– Не знаю!
– А вы хорошо подумайте!.. Борщ у вас, Антонина Васильевна, очень вкусный. Но в женской камере следственного изолятора газовой плиты нет, там борща не наваришь. Вы же не хотите сидеть в тюрьме? – хлестко спросил Крякин.
– За что? – обморочно посмотрела на него женщина.
– За убийство человека!.. Или Стрельчака мог убить Михайлов?.. Поймите, от правильного ответа на этот вопрос зависит все – и ваша жизнь, и ваша свобода… квартира, наконец… Вы же хотите жить в этой квартире в мире и согласии?
– Да, хочу…
– Тогда кто мог убить Стрельчака?
– Михайлов… Михайлов мог… Он с ним на сделку приезжал, ну, Михайлов со Стрельчаком… Он вроде бы и живой, но взгляд как у зомби. Еще такой взгляд у наркоманов бывает, ну, если анаши много выкурить… Сама я не пробовала, но у меня сосед такой был, Генка Ильченко. Накурится – спокойный-спокойный, но ничегошеньки не соображает. Хоть за руку бери да куда надо веди…
– И куда Михайлов его привел?
– Кого, Ильченко?
– Нет, Стрельчака?
– А-а! Так в регистрационную палату… Михайлов хотел все по генеральной доверенности оформить, но там зануда какой-то попался, потребовал личного присутствия продавца…
– И тогда Михайлов его привел. В состоянии глубокого зомбирования, – глядя на своего напарника, сказал Крякин.
– То есть продавец был невменяемый, – продолжил Артем. – А значит, сделку можно признать незаконной.
– Кто сказал, что невменяемый? – всполошилась Антонина Васильевна.
– Вы же сказали, что как будто обкурился.
– Ничего я не говорила.
– Ну, не говорили так не говорили… Насколько я помню, Михайлов был посредником в этой сделке. И у него была генеральная доверенность, выданная гражданином Стрельчаком.
– Да, была доверенность, – кивнула она, чуть не плача от обиды на собственную глупость.
– И где она? Ее должны были подшить в договор купли-продажи.
– Нет ничего. Только свидетельство о регистрации жилья…
– А договор где?
– Не знаю. Михайлов только свидетельство нам дал. Он сказал, что важней этого документа ничего нет… А Стрельчака мы не убивали…
– А кто вам сказал, что его убили? – удивленно посмотрел на женщину Крякин.
– Ну, вы же спрашивали, зачем ему квартира на том свете… И про небесный Суд вы говорили…
– Я имел в виду, что квартиру на тот свет не утащишь. И на том Суде мы все будем… Жив Стрельчак… Хотя кто его знает… Спасибо вам, Антонина Васильевна. Желаю вам удачи… Удача вам сейчас ох как нужна!
Из квартиры поверженной хозяйки Крякин выходил с победным флагом-улыбкой. Так же широко его губы были растянуты, когда он садился в машину, но это уже не гармонировало с выражением глубокой задумчивости в его глазах, отчего улыбка казалась гримасой.
– Ловко он придумал – договор купли-продажи забрать. А там доверенность, паспортные данные…
– Это ты о чем? – щелкнув пальцами перед его лицом, спросил Артем.