– Не тот случай, Лева. Извинения не принимаются... Мы живем в демократическом государстве. Поэтому мой клуб – зона, свободная и от расизма, и от пидорасизма. Зона. Лева, зона это! А ты зашкварил мою зону! Ты опоганил ее своими штучками!

– Это не прощается, – вставил Волынок.

Но Головастик на него даже не глянул. Парень понимал, от кого зависит его жизнь. Именно жизнь, а не что-то меньшее... Матвей знал людей неправильной ориентации, которые скрывали свои пристрастия. Таких он еще мог понять, с природой не поспоришь. Но воинствующих передастов ненавидел до смерти. Потому фейс-контроль не пускал в клуб явных петухов...

– Я больше не буду!

Матвей не знал, что ему делать. Он должен был приговорить парня к смерти. Но в то же время нельзя было этого делать, поскольку менты могли найти труп, начать следствие, а он и без того в осаде.

Но и без последствий фортель Головастика оставить было нельзя.

Матвей подозвал к себе Волынка, глянув на клоуна, провел пальцами по своему горлу. И едва слышно сказал.

– Убивать не надо. Напугай и отпусти.

Волынок согласно кивнул. Подошел к перепуганному парню, недобро глянул на него, взял за плечи, развернул к себе спиной и четким заученным ударом в шею выбил из него дух.

– Только не переборщи, – предупредил его Матвей.

– Все сделаю в лучшем виде...

На лифте с Головастиком на плече он спустился прямо в подвал; там были комнаты, в которых можно было застращать парня. Матвей не стал спускаться туда вместе с ним. Не тот у него уровень, чтобы самолично заниматься лицедейством. Тем более что Волынок знает толк в таких делах...

Женщина билась в истерике: кричала, размахивала руками, рвалась в кабинет к начальнику ОВД. Подполковнику Круче ничего не оставалось, как принять ее.

Ей было лет пятьдесят. Сама сухенькая, а глаза мокрые от слез. Одета опрятно, но бедненько. Седеющие, гладко зачесанные волосы, узковатое, не лишенное природной привлекательности лицо. Степан налил в стакан воды, подал ей.

– Успокойтесь.

– Не могу, – всхлипнув, сказала она.

– Что случилось?

– У меня сын пропал.

– Когда?

– Позавчера ушел в свой клуб и обратно не вернулся.

– В какой клуб?

– «Пьедестал». Он там конферансье работает. Головастиков его фамилия, зовут Лев.

– И выглядит как лев?

– Нет. Он у меня худенький.

Степан вспомнил фигляра со сцены «Пьедестала» и его анекдоты про тещу, которые так взбесили Комова.

– Волосы темные, кучерявые?

– А вы откуда знаете? – встрепенулась женщина.

– Приходилось бывать в «Пьедестале». Не знаю, может, я не о том думаю...

– Он у меня там один кучерявый... Вернее, был.

– Ну почему был? Жив он, здоров.

– Может, и жив. Просто он уже не кучерявый. Спрямил он волосы и обесцветил.

– Зачем?

– Номер он свой поставил. А хозяин его к себе потом вызвал. И он, как мне сказали, пошел к нему и пропал. Я его вчера весь день ждала, ночь сегодня... Не знаю, что и думать. В клуб ходила, так там никто не знает... Ребят его спрашивала, они сказали, что хозяину их номер очень не понравился.

– Почему?

– Ну, как бы вам это сказать, – замялась женщина. – Там с нетрадиционной ориентацией связано. Лева говорил, что это какой-то кул, фишка... Я ничего в этом не понимаю...

– А девушка у него есть? Или... э-э, парень?

– Нет, нет, что вы! Лева совершенно нормальный парень!

– Значит, есть девушка.

– Ну, не знаю...

– Наверное, есть. Может, он сейчас у нее. Вы поговорите с его друзьями, они вам скажут, где он может быть...

– Нет, нет, они уверены, что Лев не выходил из кабинета хозяина...

– Я был в кабинете хозяина, – вслух подумал Степан. – Зайти туда можно через дверь, выйти через лифт. Или наоборот...

– Что вы говорите?

– Не беспокойтесь, ничего с вашим Левой не случилось. Жив-здоров, просто загулял...

– Вы отказываетесь его искать? – снова кинулась в истерику женщина.

– Нет, мы будем его искать...

Степан немного подумал и вызвал к себе старшего лейтенанта Косыгина.

– Юра, нужна твоя помощь. Прямо сейчас едешь в «Пьедестал», найдешь там Биткова и узнаешь у него, куда мог деться Головастиков Лев... э-э...

– Лев Михайлович! – подсказала женщина.

– Вот его и найдешь. Или просто узнаешь, где он может быть. В любом случае звонишь мне...

Степан отослал Косыгина с поручением, а неугомонную мамашу отправил домой, пообещав лично ей позвонить, как только разыщет сына.

Только кабинет опустел, как появился Кулик. В глазах блеск охотничьего азарта, в руке папка.

– Степаныч, мне сказали, Косыгин у тебя! – торопливо спросил он.

– По делу отправил.

– Жаль, он мне очень нужен. Но раз уж к тебе зашел... Вот смотри, результат баллистической экспертизы.

Он выложил на стол несколько сероватых листков, но Степан на них даже не глянул. Он полностью доверял Кулику.

– И что там?

– Первое, в Сафронова стреляли из автомата, обнаруженного в квартире Трофименкова. Второе, из этого же автомата стреляли летом, ряженая охрана Биткова, когда Сафронова захватывали. Сравнительный анализ гильз показал...

– Ну вот, а Битков говорит, что непричастен к инциденту в «Реверсе»...

– Врет он все.

– Да, но прищучить его мы все равно не сможем. Разве что задержать, предъявить обвинение, отправить в изолятор. Можно устроить ему райскую жизнь...

– Кончать с ним надо, – кивнул Кулик.

– Надо. Готовь-ка ты группу захвата, – решился Степан. – Хватит с ним цацкаться...

Он был уверен, что адвокаты, как и в прошлый раз, вытащат Биткова из тюрьмы. Но на это понадобится не одна и даже не две недели. Выйдет Битков на свободу, а его снова мордой в грязь и в изолятор... В конце концов он поймет, что надо убираться из города подобру-поздорову.

– Что еще накопал? – более спокойно спросил Круча.

– Да так, мелочь. Были у меня подозрения насчет Балабакина, Вырова к себе вызывал, разговаривал с ним. Девушку он мне описал, не похожа она на Вершинину. Та полненькая была, а эта нет...

– Сколько времени прошло, и похудеть могла.

– Могла... Преступник дурой ее обозвал. Выров слышал его голос. А он с Балабакиным, оказывается, сидел, в «обезьяннике». Голос его знает. Нет, не Балабакина то был голос...