хате… в квартире, пахнет. Нехороший, скажу я тебе, запах.

– Да я уже привыкла.

– Ну я тоже не из пугливых. Но все равно, надо бы здесь все освежить… Ничего, я этим займусь. Ты спи давай, а мы лекарства пойдем выбрасывать.

– Да-да, пойдем, – поднимаясь с кресла, закивала мать.

Неужели ее вдохновила идея произвести уборку в квартире? Верилось в это с трудом…

Несмотря на праздную и шумную ночь, Полина проснулась, как обычно, рано, в половине восьмого. В квартире никто не убирался, на кухне беспорядок: грязная посуда на столе, пустые бутылки из-под водки. Полина к такому не привыкла, поэтому ей пришлось надеть фартук и встать к мойке…

Она навела порядок на кухне, приготовила завтрак, пожарила картошку на сале и уже накрывала на стол, когда появилась мама, все такая же растрепанная, в небрежно запахнутом халате. Она взяла с мойки чистый стакан, набрала воды из-под крана и жадно выпила.

– Я вас завтракать хотела звать, – сказала Полина.

– Зачем? – колюче посмотрела на нее мать.

Зрачки у нее были расширены, взгляд отчужденный, блуждающий.

– Ну как зачем? Время уже завтракать.

– А я не хочу. И Макар тоже.

– Ну, может, он хочет? Ты у него спроси.

– А ты что, прикормить его собираешься? Он мой, поняла?

Она ушла. С Макаром они провалялись в постели до самого полудня, и только к обеду им захотелось есть. Но Полина больше не собиралась для них готовить. Впрочем, они не привередничали и налегли на утренний завтрак. Макар даже похвалил Полину, чем, надо сказать, сделал ей приятное. И она даже не возмутилась, когда он, сунув в руку мятую десятитысячную купюру, отправил ее в магазин за водкой и продуктами.

Она уже возвращалась домой, когда ее нагнал Севастьян. Высокий, широкоплечий, темные волосы, светло-карие глаза, белозубая улыбка… Но слишком уж нежная у него кожа лица. Не сказать, что Полине это не нравилось, но у мужчины, в ее понимании, должна быть матерость, как у взрослого волка…

– Что это у тебя? – забрав у нее авоську, спросил он.

– Ужин, – равнодушно глянула на него Полина.

– А две бутылки водки – не много для одного ужина?

– Ну ты же пил вчера, ничего? – парировала она.

– А что, надо было отказаться?

– Я не знаю. Мне все равно.

– Что тебе все равно? – насупился он.

– Можешь пить, можешь не пить.

– Да? А то я уже подумал, что тебе уже безразличен…

– Думай. На то у тебя и голова, чтобы думать…

– А я сегодня в техникуме был. Девчонок твоих видел.

– И что? – безмятежно посмотрела на него Полина.

– Ну, тебя там не было.

– Некогда мне было.

– Завтраки готовишь, обеды, ужины, да? Для этих? – кивком показал он в сторону ее дома.

– А чем они тебе не нравятся?

– Откуда они вообще взялись?

– Кто они? Одна из них – моя мать, между прочим.

– Вот именно, что между прочим. Слышал я про твою мать, – завелся Севастьян.

– Что ты слышал? – косо глянула на него Полина.

– Ну, что бросила она тебя. Теперь вот объявилась. И с кем? Мутный этот Макар, не нравится он мне.

– Не нравится… А водку с ним пил. И в рот ему заглядывал.

– Я в рот ему заглядывал?

– Да, ты. И знаешь почему? Потому что ты его уважаешь. Потому что он взрослый. И крутой. А ты еще молодой.

– Молодой?! Да я воевал, если ты не знаешь! У меня медаль «За боевые заслуги»! «Духи» нашу заставу два дня штурмовали! Знаешь, сколько пацанов наших полегло? И мне осколок в каску попал. Я своими руками двух «духов» положил, – разгорячился Севастьян. – А ты говоришь – молодой!

– Ты не говорил мне про осколок, – внимательно посмотрела на него Полина.

Он мог погибнуть в том бою, о котором рассказывал. И она бы очень не хотела, чтобы это случилось. Но если бы вдруг он погиб, плакала бы она недолго. Ну недотягивал он при всех своих достоинствах до Макара…

Полина поняла вдруг, что краснеет. Это мысли о Макаре вгоняют ее в краску. А нужен ли ей этот грубый балагур?

– В сердце у меня осколок. Потому что я люблю тебя!

– Не шуми, здесь люди. – Полина выразительно покрутила головой.

Они шли по улице. Справа их обгонял бородатый мужчина в роговых очках; навстречу, переваливаясь, как утка, с ноги на ногу, шла грузная женщина с полной авоськой, из которой выглядывали зеленые стрелки молодого лука. Им совсем не обязательно было знать, кого любит Севастьян. Да и ей самой не хотелось бы этого слышать. Хоть он и хороший парень, но….

– А я не вижу никого, – разгорячился Севастьян. – Только тебя вижу.

– Ну пожалуйста, не шуми, – чуть ли не умоляюще посмотрела на него девушка.

Он посмотрел на нее с грустной досадой и уныло вздохнул.

– Не любишь ты меня.

– Да?! Кто-то говорил, что мы сегодня в ЗАГС должны идти, – вдруг вспомнила она.

– Ну а я зачем к тебе шел? – воодушевился Севастьян.

– Да, но сначала ты в техникум сходил. Зойку давно не видел? – язвительно спросила Полина.

– При чем здесь Зойка? Я в ЗАГС ходил, узнать, что там да как. А в техникум по пути заглянул. У нас еще три часа времени, пойдем?

– Но ты же видишь, я занята, – кивком головы показала она на свою сумку, которую держал в руке Севастьян. – Мне ужин приготовить надо.

– Почему ты? У тебя же мать есть.

– Ну, она сейчас не может.

– Может, у вас кооперация? Ты ужин готовишь, а она водку пьет?

Полина остановилась и резко посмотрела на него.

– Не надо так про мою мать, понял!

– Извини.

– А ужин они сами приготовят, – неожиданно для себя смягчилась Полина.

В конце концов, она не нанималась в прислуги. Да и какой там ужин, если в сумке только хлеб, колбаса, три банки консервированных сардин и две бутылки водки…

Севастьян собрался зайти в дом вместе с ней, но Полина оставила его во дворе. Почему? Наверное, она не хотела, чтобы он встречался с Макаром. И снова – почему?

Мама выбежала в прихожую, едва Полина переступила порог.

– Чего так долго? – раздраженно спросила она, нервно выдернув сумку из ее рук.

– Там очередь.

– Между прочим, нехорошо посылать ребенка за водкой, – попенял ей Макар.

По-хозяйски расслабленной походкой он вышел из спальни, вплотную приблизившись к Полине. Он был гладко выбрит и благоухал одеколоном. И еще от него пахло крепким мужским духом. Мягким движением руки он провел рукой по ее волосам. Девушка шарахнулась от него так, будто он прикоснулся к ней оголенным электрическим проводом. Но ведь ей совсем не противно было его прикосновение. И такая вдруг истома вязкой патокой растеклась по телу, с жарким тягучим щекотаньем заполняя низ живота. И спина