– Ох ты мой маленький, мой хорошенький!

Александр Макарович стоял у детской кроватки. Маленький Дениска смотрел на него и улыбался.

– Любишь дедушку, любишь. Золотой мой.

Но тут личико ребенка сморщилось, в глазах застыло напряжение. И тут же в нос ударил неприятный запах.

– Ах ты, сучонок! – Костоглодов брезгливо скривился. – Насрал, подлец!.. Ну я тебе покажу!

Его снова накрыло волной безумия. Рука его потянулась к ремню.

Чем сильнее орал под его ударами малыш, тем неистовее он его стегал.

Остановился лишь, когда несчастное дите перестало кричать и перешло на хрип. Тут Костоглодов опомнился и испугался. Все тело в синих разводах. Но вроде жив. Ничего, будет ему урок.

И Александр Макарович засуетился над забитым чуть ли не до смерти малышом как заботливая мамаша.

Телефон зазвонил как обычно. Мягкой соловьиной трелью. Но это был непростой звонок. Звонил похититель. Настя поняла это, прежде чем взяла трубку.

– Да, слушаю. – От напряжения ее голос дрогнул.

– Вы собрали требуемую сумму? – спросил неизвестный.

– Поймите, четверть миллиарда – это невообразимо огромные деньги. Их физически не соберешь так быстро.

– Ничего не знаю. У вас не оста...

Голос оборвался на полуслове. Вернее, его оборвали. На том конце провода. И тут же послышался глухой звук падающего тела.

– Госпожа Аганина? – услышала она через несколько секунд.

– Да, это я.

– Все в порядке. Больше вас донимать не будут.

И в трубке раздались короткие гудки.

В это время в кабинет к ней широким шагом вошел Антон. Он улыбался.

– Нашли твоего Дениску.

– Где он?

– Скоро привезут.

– Я хочу его видеть, и немедленно.

– Погоди немного, он все еще в руках похитителей. Но его вот-вот освободят. Или уже освободили. В общем, я сейчас еду за ним.

– И я, – она схватила его за руку. – Возьми и меня с собой!

– Будь по-твоему. Собирайся.

Через считанные минуты «Роллс-Ройс» Антона уже вез ее к одной из подмосковных деревенек, к дому, где скрывался преступник вместе с маленьким Дениской.

– Раскололи мы твоего слизняка Селезнева. – Антон сидел рядом с ней. – Это он, оказывается, затеял смуту.

– От него всего можно ожидать. А как вы узнали, что это он во всем виновен?

– Логика проста. Если он шантажом расколол тебя на банк, то похищением твоего сына он хотел нагреть руки на твоих деньгах. А истина вся у него на языке. И язык мы развязали. Он это, точно. Сказал, где прячут Дениску. И всех подельников своих сдал с потрохами. А чем он тебя шантажировал?

Голос Антона дрогнул, и это не осталось не замеченным ею.

– Да ты и сам знаешь. – Настя смутилась, но виду не подала. Если Селезнев во всем сознался, то не мог не рассказать и об истории с видеокассетой.

– Знаю. – Антон перевел взгляд на окно.

Не захотел смотреть ей в глаза.

– Да, одно время у меня были проблемы. И стриптиз исполняла, и в порно снималась. – Настя говорила спокойно, стараясь заглушить в себе все эмоции.

Она должна казаться сейчас сильной женщиной. Она давно преодолела свое прошлое. И если Антон не понимает этого, грош ему цена. Если он отвернется от нее, то скатертью ему дорога. Уж как-нибудь переживет.

– Все мы грешники...

Похоже, он ни в чем ее не винит.

– Я ведь наркоманкой тогда была. Ради дозы готовая на все. И в мир порноискусства я въехала, как ты понимаешь, сидя на игле.

– Давай забудем о прошлом.

Антон посмотрел ей в глаза теплым понимающим взглядом.

– Давай. Но забудем только о плохом...

– Да, о хорошем забывать нельзя. – Он не сводил с нее глаз.

– Помнишь, ведь мы когда-то любили...

– Этого я забыть не могу. Я до сих пор тебя люблю.

Никогда она не видела его таким взволнованным, как сейчас.

Он будто стеснялся своих чувств. Сильному, немногословному мужчине не так-то легко признаться в любви. Но он это сделал. Значит, его чувства по-настоящему сильны. Он любит ее!..

– И я тебя.

На какой-то миг она забыла о своем ребенке. Но всего лишь на миг.

Александр Макарович испытывал безотчетное беспокойство.

Все вроде бы нормально. В семь утра пришла женщина-курьер, занесла в дом продукты на весь день. В полдень ему позвонил человек Селезнева, справился о здоровье ребенка. И вокруг дома ничего подозрительного. Никто из посторонних им не интересуется.

Но почему же на душе так тревожно?

Скорее бы все закончилось. Сдать ребенка, получить гонорар – пятьдесят штук баксов – и смыться за границу. Легально или нелегально, какая разница? Уж за «бугром-то» он с деньгами не пропадет.

Ребенка, конечно, сейчас ищут. И менты, и люди этой сучки Насти. Но он знает, найти их практически невозможно. А вдруг?..

Мысль о наказании привела его в ужас, перенесла в камеру следственного изолятора. Он вспомнил, как унижали его, терзали задницу. Нет, на зону он больше не ходок. Лучше уж пулю в висок.

Он стряхнул с себя оцепенение, почувствовал прилив сил и решимости. Вытащил из тайника пистолет, номерной «макаров». Возможно, это засвеченный ствол. Но какая разница? Разве он хуже будет от этого стрелять?.. Костоглодов с любовью посмотрел на оружие.

Девять миллиметров, восемьсот десять граммов, четыре нареза, восемь патронов в обойме – он знал его тактико-технические характеристики наизусть.

Когда-то он был неплохим опером. Бандюг ловил и продолжал бы ловить. Но сломалась в нем какая-то пружина. Сперма ударила в голову, помутила рассудок. Совратил Настю, затем запил по-черному. И вылетел со службы. А вместе с этим потерял последние силы бороться с маньяком-насильником внутри себя. И как итог – сломанная жизнь.

Но уже не вернешь те дни, когда он еще был в силах перебороть себя. Кем бы он ни был сейчас, этот пистолет в его руках выпустит пулю в любого, кто посмеет замахнуться на его свободу. И в себя, если что, он сможет выстрелить. Лучше смерть, чем зона.

Одна обойма в «ПМ», вторая и третья в кармане. Итого, у него двадцать четыре патрона. Не много, но и не мало.

Александр Макарович подкрался к окну, осторожно отвел в сторону занавеску и одним глазом посмотрел во двор. Все как будто спокойно. А иначе и быть не может. Но почему его тревога все усиливается?

И вдруг он увидел, как в оконном проеме чердака дома напротив что-то блеснуло на солнце. Приглядевшись повнимательнее, увидел человека с какой-то палкой в руках. Да это же не палка, это