– Она проверит, настоящий Корчаков сидит там или фальшивый.

– Зачем?

– А чтобы его на чистую воду вывели. Сколько ему сидеть? Четыре года? А за обман еще лет пять добавят. И еще за подставу достанется.

– За какую подставу? О чем это вы? – не на шутку разволновался Поленьев.

– Начальник тюрьмы ему одолжение сделал, согласился на подмену. Понятно, что не за красивые глаза. Ремонт тюрьмы больших денег стоит… Вы меня понимаете?

– Не очень.

– Понимаете. Вы все отлично понимаете. Если Корчакова не будет в тюрьме, там обнаружат его двойника. Старого начальника тюрьмы за это посадят, а новый уже не захочет создавать условия твоему боссу, – перешла на «ты» Аврора, уверенная в том, что попала в цель. – Вернее, побоится… Или Корчаков не согласится вернуться в тюрьму? Может, он за границей? Тогда зачем ему мой бизнес? Пусть лучше мне свой продаст, я возьму, так сказать, из сожаления. А то, если его в федеральный розыск объявят, весь его бизнес псу под хвост пойдет. Счета арестуют, проверками задавят… ну, не мне вам объяснять…

– Да, я понимаю, но в святогорской тюрьме сидит настоящий Корчаков! – Нервным движением руки Поленьев ослабил узел галстука.

– Вот комиссия это и проверит.

– Когда комиссия?

– Или уже, или вот-вот…

– А конкретно?

– Если конкретно, то у вас еще есть пара дней, чтобы заменить фальшивого Корчакова на настоящего. А потом ждите проверку.

– Два дня?

– За это время мои дети вернутся домой. И если вдруг с ними случится…

– Хорошо, договорились. Вы можете забрать детей, но чтобы никаких проверок… Или механизм уже запущен?

– Я же сказала, у вас есть два дня.

– Значит, запущен.

– Мне очень жаль, но я вынуждена была так поступить.

На самом деле Аврора еще не обращалась в ГУИН за содействием, хотя и могла. Но большая игра без блефа – как чай без сахара. Может, и Корчаков блефовал, угрожая ее детям; может, и не было никакого киллера на острове. Но ведь она боялась и не делала резких движений…

– Но два дня у нас есть? – с надеждой посмотрел на нее Поленьев.

Он очень переживал за своего босса. И за себя в первую очередь. Значит, прав был Ролан, решила Аврора, что в тюрьме находится лже-Корчаков.

– Я же сказала, что да. Но если с моими детьми что-то случится, тайное сразу же станет явным. У нас есть свой человек в администрации, – соврала она. – Он предоставил нам информацию. Он же поднимет шум в случае чего. Вы меня понимаете?

– Да, конечно.

– И еще. На этом наше сотрудничество заканчивается. И можете не предлагать мне ваш список. Больше я вам не уступлю ни йоты…

– Э-э… Хорошо, договорились, – в замешательстве кивнул Поленьев.

Не думала Аврора, что победа ей дастся так легко. Но именно столь быстрый успех и настораживал. Если враг быстро отступает, значит, ему нужно время, чтобы укрепиться на новых позициях.

Но все-таки день-другой у Авроры будет. Она вернет своих детей, а там, глядишь, и Ролан сделает свое дело. Если удастся…

– Вы и так получили от меня более чем достаточно, – сказала она.

– Да, мы не жалуемся, – кивнул Поленьев.

Мысленно он был где-то далеко. Видимо, думал, как спасти своего босса.

– На этом и поставим точку.

– Попробую убедить в этом Натана Елизарьевича…

– Боюсь, у него нет выбора. Или он будет жить на свободе, прикрываясь своим замом по тюремному сроку, или мы будем на него постоянно давить.

– Как?

– Комиссия будет следовать за комиссией.

– Это жестоко.

– Но необходимо.

На этом разговор закончился. Поленьев уехал, и Аврора едва удержалась от искушения направить за ним своих людей. Он мог заметить слежку, а потом отыграться на ней за нечестную игру. Сначала надо было вывести из-под удара детей, а потом уже давить на Корчакова по всем каналам. Он должен ответить за свою подлость.

Аврора не знала, как движутся дела у Корчакова, вернулся он в тюрьму или нет, но через два дня в аэропорту Черноземска приземлился самолет, на котором прилетели Егор и Вика. Домой их везли под усиленной охраной. Всю дорогу Аврора переживала, что произойдет нечто страшное, но нет, гром не грянул. Однако это вовсе не значило, что гроза прошла стороной.

…Алексей Хромов протер слезящиеся глаза. Такое ощущение, что соль попала на нижние веки и разъедает слизистую. Но это просто усталость. Двое суток он на работе. Вчера смену сдал, а начальник попросил еще на день задержаться. Отказываться Алексей не стал. Работа у него неплохая, платят более чем прилично, а за внеурочные еще три тысячи рублей полагается. Вчера на службе был аврал – хозяйка встречала в аэропорту своих детей, всю охрану с собой увезла, а на дом бросили уже отдежурившую смену. Но ничего, все уже позади. Чтобы отдохнуть, ему хватит и суток. Сегодня он проведет вечер с женой и сыном, а завтра снова на службу. Не сахарный, не растает…

Глаза продолжали слезиться, и Алексей съехал на обочину, остановил машину. Достал пластиковую бутылочку с водой, плеснул на ладонь, промыл глаза. Стало легче… А машина у него неплохая, «Форд Фокус». За два года на нее заработал. Не в каждой охранной фирме так хорошо платят, но ему повезло. И еще наличные за внеурочные получил, три тысячи на руках, будет чем жену порадовать. Пусть себе что- нибудь из одежды купит… Он очень ее любил. И сына обожал. Поэтому из кожи вон лез, чтобы их обеспечить.

Но торопиться не стоит. Время вечернее, люди возвращаются домой, машин на дороге много, как бы в аварию не попасть. Тем более что какое-то предчувствие нехорошее на душе.

За дорогу Алексей переживал напрасно. Он благополучно поставил машину в гараж, поднялся в квартиру, ключом открыл дверь. Сейчас Антошка выбежит к нему, будет смеяться, приплясывать, и Лена обнимет, поцелует, скажет, что она по нему соскучилась.

Но в квартире было тихо. На кухне и в спальне горел свет, значит, дома кто-то есть.

– Ле-ен!

Алексей разулся, зашел в спальню и похолодел, увидев жену. Она лежала на животе, раскинув руки, а из-под головы на подушку натекла кровь.

– Лена!

Внутри все оборвалось, тело налилось свинцовой тяжестью, к горлу подступил горький ком. Едва переставляя ноги, он подошел к жене, склонился над ней, тронул за плечо. Странно, на подушке кровь, но в голове нет пулевого отверстия. Может, ее ранили, например, ножом…

Лена вдруг дернулась, повернула к нему голову, виновато посмотрела на него. Она жива!

Но преждевременная радость сменилась вдруг горечью поражения. В затылок уперлось что-то твердое.

– Дернешься, пристрелю, – пригрозил мужской голос.

– Леша, прости! Они заставили!

Лена разрыдалась, размазывая по лицу красный кетчуп.

– Они Антошку забрали! Они сказали, что убьют его!

– Заткнись, сука! – одернул ее тот же голос, мерзкий, с гнусной хрипотцой.