Арнольда. Но тут же спохватилась, снова нахмурилась. Все-таки она должностное лицо, представитель власти, а Ролан – обычный зэк.

– А я, наоборот, третий день хожу… Мне бы чего-нибудь такого, чтобы не ходить.

– В инфекционную тебя закрою.

– Мне все равно, лишь бы не засохнуть. А то сохну, сохну… Прямо как влюбленный юноша.

Ролан выразительно посмотрел на женщину, и та зарделась от тайного удовольствия.

– Не засохнешь, я тебе обещаю.

– Значит, инфекционная? – грустно посмотрел на нее Ролан.

Он знал, что это такое – лежать в инфекционной палате. Броуновское движение дристунов в замкнутом пространстве. Человек десять в маленькой палате, всем надо, сортир вечно занят; только и слышно, как чей-то жупел унитаз пугает.

– Не могу же я тебя к нормальным людям пустить.

– А к ненормальным?

– К ненормальным могу.

– И много там таких ненормальных?

– Ну, для тебя место найдется.

– Я знаю, там хлоркой воняет. А у меня на хлорку аллергия.

– Ничего страшного.

– Это вам так кажется. А мой организм боится. Может, для моего организма отдельная палата найдется?.. Ой, что это у вас такое?

Ролан поднес руку к ее уху и так нежно коснулся его, что у Изольды от удовольствия слегка затуманился взгляд. Но вот она вспомнила, что это непозволительная вольность с его стороны, собралась возмутиться, но Ролан одернул руку, вынимая из пальцев пятитысячную купюру. Не успела женщина опомниться, как деньги оказались в ее кармане.

– Это ваше. Наверное, с веток нападало, когда вы через парк шли.

– Ты что, фокусник? – в некотором смятении от нежданного подарка улыбнулась она.

– Нет, фокусником у меня дед был. Четырнадцать детей. Бедная бабушка не знала, что делать с его фокусами…

– Ладно, есть у нас отдельная палата. Но это не только от меня зависит. У нас Иван Данилович главный, он врач, он все решает…

– Да что же вы так неосторожно ходите? – спросил Ролан, снимая с ее головы второй пятитысячный «листик».

И эта купюра, мелькнув перед глазами женщины, оказалась в кармане халата.

– И все-таки ты фокусник.

– Знаете, я от своего деда много чего унаследовал…

– Иди ты знаешь куда со своим дедом! – шутливо отмахнулась от него Изольда.

– В отдельную палату…

– Тебе душ принять надо. И переодеться.

Она сама провела его в конец коридора к пластиковой двери с табличкой, где черным по белому было начертано «Баня». Вскрывая решетчатые переборки, Изольда орудовала ключами с ловкостью заправского надзирателя.

– Надеюсь, вода горячая? – спросил он, памятуя о том, как принимал душ в санчасти следственного изолятора.

– Надейся и жди.

– Ну, бывают моменты, когда ждать не совсем прилично.

– Например?

– Вот я хотел бы надеяться, что женская рука потрет мне спину. Но я этого не жду. Потому что знаю, насколько высок моральный облик российского тюремного врача. Клизму – пожалуйста, а спинку потереть – это уже чересчур.

– Хорош трепаться, балагур, – беззлобно одернула его Изольда.

Она открыла дверь в душевую, но внутрь входить не стала. Не будет она тереть ему спинку: ее желание, чтобы заключенные заигрывали с ней, – не более чем потребность в легком флирте.

Стены душевой были выложены кафелем приятного салатного цвета, слева оборудованы три кабинки с исправными лейками, холодной и горячей водой в кранах. Когда Ролан вышел в предбанник, там уже лежало чистое белье и вполне пристойная на вид пижама.

Обратно его сопроводил санитар из тюремной обслуги, худощавого сложения мужчина с еврейским типом лица.

– Ну, как вода? – спросила Изольда, не отрывая головы от журнала, в который что-то старательно вписывала.

– Отлично.

– Спину сам себе потер?

– В тюрьме что главное? Самодостаточность. И самообслуживание.

– Ну, если ты такой самостоятельный, то тебе в отдельную палату надо. – Она улыбалась, но на Ролана не смотрела.

– Я согласен.

– Только отдельной палаты нет. Есть трехместная. Но там сейчас никого… Да, кстати, как твоя рука?

Изольда провела его в ординаторскую, заставила снять пижамную куртку, пальцами нежно ощупала мышцы вокруг затянувшейся раны.

– Хорошо. Очень хорошо.

– Я тоже так думаю. У вас такие нежные прикосновения, что мне, правда, очень хорошо.

– Запомни ощущения, – не без ехидства усмехнулась она. – Останешься в одиночестве, вспомнишь.

Изольда опустила его руку, поднялась, встала у Ролана за спиной, мягко касаясь пальцами, ощупала голову. Чертовски приятные ощущения, так и подмывало сказать ей, чтобы она не останавливалась. Но Ролан молчал, он и без того наговорил много лишнего. Вопрос с хорошей палатой уже решился, и ему вовсе не обязательно заигрывать с Изольдой дальше.

– У тебя что, пластина здесь? – спросила она, едва касаясь пальцами шрама на голове.

– Угу. С дуба неудачно рухнул.

– Болит?

Она массировала место вокруг шрама.

– Нет.

– А это что?

Она запустила пальцы под верхний срез майки, коснулась пулевого шрама.

– Да так, татуировку сводил. Ева в объятиях дьявола-искусителя. Символизирует любовь к женщине. А если Ева без головы, то любовь эта безголовая. Знаете, так бывает, когда от любви голову теряешь…

– Знакомое чувство.

Она водила пальцами по его груди, пока не коснулась правого соска. Они вздрогнули вместе: он – от удовольствия, она – от внутреннего потрясения. Спохватилась, опомнилась, одернула руки.

– Ладно, давай в палату, а то у меня дела…

Стараясь не смотреть ему в глаза, Изольда проводила его до палаты, которая также находилась в конце коридора, напротив душевой, за лакированной филенчатой дверью из тех, что производились в тюремном цеху. Судя по расстоянию между тупиковой стенкой и дверным косяком, палата должна была быть широкой, метров шесть как минимум, но реально по этому показателю она едва дотягивала до трех. Впрочем, отсек оказался достаточно длинным, площадью не менее двадцати квадратных метров, что по тюремным меркам было неслыханной роскошью для трехместной палаты. Отделанные пластиком стены, ламинат на полу, под потолком – пластиковое, высотой чуть менее метра окно, забранное двухслойной решеткой без всяких сеток и ресничек, но с занавесками. Три мягкие кушетки, заправленные покрывалами, тумбочки, стол, шкаф. Мебель почти новая, поэтому в палате пахло древесно-стружечной плитой, из которой ее собирали.