— Да иди ты!.. — отмахивался Семен.

— И почему девкам романтики, вроде тебя, нравятся? — искренне удивлялся Степан. — Мечтатели! Стихоплеты!

— Это кому как.

За этими пустыми, как казалось Семену, перебранками он не замечал главного: настоящей, давно будто бы ушедшей в детство зависти Степана. А ведь читал «Двух капитанов» Каверина, да смотрел по телику не раз: но ничего ромашовского в Степане не видел. Это уж из сегодняшнего дня сравнивал.

Сколько не готовься к вступительным экзаменам, а времени все равно не хватит. Но Семену не хватило элементарного везения. Ольге, поступавшей на филологический факультет, достался ее любимый Гоголь, а Семену, мечтавшему об археологических раскопках, — народовольцы, о которых он смутно помнил, что ходили в народ да взрывали всех подряд, не щадя ни старых, ни малых. Так и сказал. А оказалось — это герои, борцы с царизмом, единственной ошибкой которых был социалистический утопизм. Семен с его бестроечным аттестатом остался за порогом университета, а Степан без проблем поступил на экономический факультет. Причем принципиально: только бы подальше от брата. Но, надо отдать ему должное, не злорадствовал, а переживал вместе с отцом и матерью, даже хотел пойти и забрать документы.

Елизавета Сергеевна и Максим Андреевич встретили неудачника весьма прохладно, хотя для приличия посочувствовали, поинтересовались дальнейшими планами. Планов не было. Максим Андреевич предложил свои услуги по вопросам увиливания от армии. Как главный врач одной из городских больниц он в этом смысле мог многое. Но в те времена «косить от армии» было не принято, более того, постыдно. И Семен не без возмущения отверг эти оскорбительные для настоящего мужчины предложения.

— А Оленька?! — ядовито, но вполне резонно спросила Елизавета Сергеевна.

А Оленька готова была ждать хоть вечность, и оставалось только найти до этой вечности достойное занятие. Не болтаться же с осени до весны на шее у родителей. Нужно было искать работу или по примеру других неудачников получать военную профессию в ДОСААФ.

На остаток лета и сентябрь Семен подрядился в археологическую экспедицию — недалеко от одной из таежных деревень университет проводил раскопки поселения древних ариев бронзового века. Как раз там у Семена развеялась археологическая романтика, когда ему вместе со студентами с раннего утра до позднего вечера приходилось работать «нежным» экскаватором. Это когда сначала дерн, а затем и остальные пласты земли все глубже и глубже надо снимать на треть штыка лопаты. А уж если напорешься на что-то мало-мальски интересное, тебя отодвинет в сторону преподаватель с совочком, тазиком с водой и кисточками. Интересного, правда, было мало. Несколько элементов украшений, трудно узнаваемый наконечник стрелы, а большей частью черепки и кости животных. К октябрю, когда зарядили проливные дожди, работа в основном была закончена. Место раскопок было предупредительно накрыто здоровенными кусками полиэтилена, под которым угадывался многогранник древнего поселка. Ночное пение под гитару у костра и распивание алкогольных напитков в палатке со студентами романтики не добавили. Семен был разочарован. Кладов не открыли, зато состоялось близкое знакомство с тяжелым и кропотливым трудом.

— Ничего, — заметил ему проницательный профессор Матвеев,—денег чуть-чуть заработал, да и траншеи в армии копать будет сподручнее. А уж если надумаешь потом поступать к нам, я подстрахую.

Едва забежав домой, Семен кинулся к Ольге — вызвал ее прямо с лекции.

Дежурно поцеловав его в щеку, она выразила недовольство, что он не дождался конца занятий, а уже потом разглядела в его глазах накопившееся за два месяца разлуки томление, смешивающееся с обидой, оставила вещи в аудитории и пошла с ним гулять по городу.

Именно в этот день Семен вдруг понял, что Оля теперь живет совсем в другом мире, в котором свои — новые правила, свой стереотип поведения, не допускающий наивных мечтаний и безумных душевных порывов. Жизнь там была целеустремленной и размеренной. Может, так ему показалось? Но Ольга играла именно такую роль. Даже смотрела на него как-то сверху вниз, ибо его в этот мир не пустили! Он только что постучал в ворота, чтобы к нему выпустили самого любимого человека. Так или иначе Семен почувствовал незримую пелену, которая выросла между ними, и чем дальше, тем больше уплотнялась. И неважно: Семен остался в детстве, или Ольга с первых дней студенчества стала играть во взрослую жизнь. Он разорвет эту пелену в первую же ночь, когда всепобеждающая нежность уровняет их перед этим старым и безжалостным миром со всеми его условностями, писаными и неписаными законами, когда его неумелые и чуть дрожащие руки будут скользить по самому красивому в этом мире телу, но вдруг услышит холодный и совсем неродной голос из того — этого мира:

— Сема, не надо... давай отложим до лучших времен, сейчас, боюсь, надо хотя бы три курса спокойно закончить...

Вот так чувствуют себя корабли, затертые во льдах! Любовь и расчетливость — огонь и лед.