— Не стрелять, говорить с ним буду я. Доложите, как поняли.

Стали отзываться по номерам. И Кобрин старательно считал их. Вроде, все живы. Молчат только двое. Видимо, тот нервный, которого зацепили, и... Маккаферти. В том, что он жив, Кобрин не сомневался, но чего от него ждать?

Егор Васильевич Корчагин, размашисто шагая к центру поляны, где дымили останки вертолета, Маккаферти не заметил. А у того чуть не остановилось сердце, когда в двух метрах от него проследовал человек, у которого и рост и ширина в плечах были одинаковые. Он даже забыл, что у него есть подаренный Осинским «Стечкин». «Это что, особая сибирская порода русских?» — с ужасом подумал он, представив себе, что это не единичный экземпляр. И все виденные им по всему миру «качки» разом померкли в его глазах, отказывавшихся верить природным габаритам сибирского лесоруба.

На своем месте крякнул от увиденного и Кобрин. Но ему, в отличие от Маккаферти, необходимо было подняться навстречу гиганту для ведения переговоров, что он и сделал, ощущая на себе скрестившиеся невидимые лучи оптических прицелов.

— Здравствуй, сынок, — дружелюбно поприветствовал бывшего майора Егор Васильевич.

«Здоровей видали», — хотел по привычке задиристо ответить Кобрин, но не смог, потому что здоровее-то он как раз и не видел.

— Будь здоров, батя, — это он постарался сказать ничего не выражающим, этаким беззаботным тоном.

Мог он, конечно, шепнуть своим, чтобы пока идут переговоры, расползались в этой густой траве и тихонько делали свое дело, но не стал. А вот почему не стал, самому было непонятно.

— Че ж вы, ребята, свою собственную землю воевать приехали? — продолжал Корчагин. — Какой вас Гитлер сюда послал?!

И голос его злосчастная поляна каким-то неимоверным образом усиливала. Слова неслись со всех сторон, точно отражались от зеленой стены леса, или вокруг поляны стояли многомощные невидимые динамики, а где-то в кустах припрятан ревербератор, потому как каждая фраза сопровождалась гулким эхом. Самого Корчагина такой эффект нисколько не смущал. Вышел, что называется, дедушка Святогор из сказочных лесов поговорить...

Ох и корил их Егор Васильевич на чем свет стоит. С абстрактной точки зрения да в лишенной нынешнего контекста ситуации могло показаться, что вышел раздосадованный батяня поунять разгулявшихся сынов. И Кобрин сам не заметил, как опустил глаза в землю.

— А нам-то каково? Нешто нам в удовольствие молодых ребят отстреливать? Сколько можно нам друг в друга стрелять на радость врагам нашим? Это ж, почитай, с семнадцатого года уняться не можем! В Москве-то вашей уже давно одни неруси правят! И вы этих нерусей слушаете?!..

Корчагинский пафос до Кобрина уже не доходил. Он вдруг подумал, что в очередной раз остался без работы. И испытал от этого осознания огромное облегчение.

— Да у нас тут работы непочатый край!.. — Словно прочитал его мысли былинный дед.

«А что теперь сделает Осинский? — думал о своем Кобрин, — Чеченов пошлет? Те, если полные дураки, согласятся, но тут им все Буденновски и Кизляры припомнят...»

Кобрин привыкал к давно забытому чувству неопределенности и пустоты, ожидающих его впереди. Он прислушивался к ним и сверял самого себя с самим собой. А не прорвется ли из какого-нибудь закутка души равнодушная злоба? Вроде, прижилась за последние годы. Нет, только пустота и усталость... Он поднес к губам рацию:

— Всем медленно подниматься, оставив оружие на земле, руки в голову...

И не было никакой обиды, что переиграли его какие-то деревенские мужики.

3

Увидев, как сдаются боевики Кобрина, Степан Рогозин не поверил своим глазам. С тех пор как Корчагин, нарушив все инструкции, пошел на врага «с открытым забралом», Степан предполагал самое худшее развитие событий. Он ждал, что вот-вот у края поляны появятся парни в камуфляжной форме, каждый из них уже давно получил на уничтожение свой сектор обстрела. Ждал, что вот-вот их командир предательски выстрелит в широкую корчагинскую грудь, а сам мгновенно упадет в высокую траву, где пули и картечь деревенских мстителей его не достанут. Но кобринские бойцы поднимались без оружия, подняв руки...

Этому отказывался верить весь предыдущий «боевой» опыт Степана. Такого просто не могло быть! Людям,