На допрос его вызвали только раз, да и говорили с ним, будто он не американский шпион, а обычный уличный хулиган, разбивший по-пьяне витрину и матерно обругавший участкового. И такой подход к его персоне несколько беспокоил Майкла. Как беспокоил его и глазок в дверях, где частенько, прерывая его раздумия, появлялось «всевидящее око», а, может, и несколько посторонних глаз пытались заглянуть ему в душу. Именно в душу, которая вместе с немой буквой витала где-то под сероватым потолком, пытаясь критически взглянуть на бренное и расслабленное тело Майкла сверху.

Между тем, двумя этажами выше, над судьбой этого тела и этой души висел дамоклов меч в образе лысого генерала в штатском. Листая досье Кляйна, он поминутно вытирал платком выступающий на бледно-розовом затылке пот, шмыгал носом-картошкой и бросал молнии-взгляды на стоящего перед столом секретаря.

— Осинский про него звонил? — спросил хриплым простуженным голосом генерал.

— Так точно! — выстрелил секретарь.

— Гу-гу... А, казалось бы, так себе — шестерка. Пятое колесо в телеге. И зачем он просил торсионник на него включить? Мы бы и так его в порошок стерли? Как думаешь, Сарычев?

Секретарь сделал порыв пожать плечами, но неожиданно для самого себя засветился пришедшей мыслью:

— Наверное, нужен он ему еще...

— Правильно думаешь, Сарычев, а если ему нужен, значит, он стоит дороже, чем мы о нем знаем. И с каких это пор вонючие банкиры знают больше нас?

— С девяносто первого года, — нашелся Сарычев.

— И это правильно, — буркнул генерал, не отрывая взгляда от досье.

Раздутая от простуды и мокроты в носоглотке голова генерала Стуцаренко отказывалась работать в нужном режиме. А ему очень хотелось почитать в этой папке между строк, так хотелось, что он изо всех сил напрягал глаза, пытаясь обозначить связь между ними и разбухшим мозгом, дабы проскочила по ней искорка озарения. И от этого в голове гудело, как в топке, а на затылке, покрытом испариной, можно было жарить яишницу. Надо же было простудиться в июне! Осопливел, как подросток!

— Слышь, Сарычев, а из Москвы ничего не поступало?

— Никак нет, товарищ генерал. Разрешите высказать предположение?

— Валяй.

— Я думаю, в Москве не хотят делиться игрой, или, по крайней мере, там есть кто-то, кто играет на одну руку с Осинским.

— Тоже верно. Но на одну руку с Осинским там куча народу играет. Рука-то у него мохнатая и денежная. Он же половину наших спецов перекупил да в свои службы нанял.

— Я бы не пошел! — полыхнул честолюбием секретарь.

— Жрать захотел бы — пошел, — вяло отмахнулся генерал. — А уж охрана нашего всенародноизбранного у него вся в кармане. Оттуда мне тоже звонили.

Стуцаренко еще раз пробежался по скупым строчкам кляйновского досье и закрыл папку. Красными слезящимися глазами внимательно посмотрел на лейтенанта Сарычева.

— Не пошел бы, говоришь?

— Не пошел бы, — опустил глаза лейтенант.

— Ну-ну... А торсионник, Олег, все же придется включить. Мы пока свою колоду придержим. Чужая игра — потемки. А в темную надо играть, зная расклад.

— Мы ж его, с тех пор как получили, еще не разу не включали?!

— Вот и попробуем. Шесть лет пылится, государственные деньги в него вложены. Посмотрим, что этим комбайном накосить можно. Иди, Олег, давай команду.

3

И кто сказал, что на этих островах буйная дикая природа? Так себе — есть лианы, пальмы, песочек специально для богатых туристов подзолотили и разровняли, горы в центре... Вот только там, где океан сливается с небом, образуя клубящуюся по вечерам