Кульминация «спектакля» наступила, когда составленный протокол подписывал осведомленный о даче ложных показаний свидетель. Верзила вдруг смягчился лицом, с явным сочувствием посмотрел на Илью Семеновича и дрогнувшим «от душевных переживаний» баском обратился к Марине Лямкиной:

- Слышь, девах, может, пожалеешь мужика? Сумки-то при тебе. Что ему теперь, за шмотки твои последние годы по зонам мотаться? Умрет ведь, блин... - Но самая существенная часть речи защитника прозвучала уже более весело: - А он тебе моральную компенсации оплатит? Правда, мужик?

- Это, конечно, ваше дело, гражданка Лямкина, - подыграл лейтенант, - хотя нам раскрытое преступление не помешало бы. Премии, награды.

Сержант ехидно хохотнул. А Марина с хорошо отыгранной ненавистью глянула на сидевшего на скамейке Илью Семеновича.

- Сколько? - дошло до Ильи Семеновича. Как сразу-то не догадался.

- А сколько у него там есть? - как бы без интереса полюбопытствовала гражданка Лямкина.

Это были деньги за дом и сад и добрая половина отпускных. Лейтенант назвал сумму так, будто он ежедневно получает такую в качестве административного штрафа с граждан, нарушающих общественный порядок. Таким же тоном Марина Лямкина запросила почти все, любезно оставляя Илье Семеновичу рублей триста на обратную дорогу.

- Дешево отделается, - решил лейтенант, - но дело ваше.

Прежде чем Савельеву дали уйти, лейтенант прочитал ему назидательную лекцию, завершавшуюся логичным предупреждением:

- Лучше тебе, дядя, больше к нам не попадать.

- Да я бы ему!.. - сержант, похоже, настолько поверил, что стоявший перед ним мужчина настоящий преступник, что готов был повторить в отношении него задержание бессчетное количество раз и даже применить пытки для установления справедливости.

Илья Семенович поспешно вышел в кишащее суетой чрево вокзала и двинулся в сторону перрона. За дверью, которую он только что захлопнул, раздался звонкий хохот Марины Лямкиной, да еще прокомментировал что-то лейтенант. Илья Семенович подумал вдруг пойти к окну выдачи багажа: может, тот бритоголовый парень подтвердит, что багаж они получали вместе с девушкой. Но горько усмехнулся над очередной своей наивностью. Никого там не найти, кроме очередного свидетеля его преступления. Да и вообще, мысли о мести очень быстро уступили желанию поскорее уйти, а обида почему-то была не на конкретных людей, а на всю матушку-Москву. Он и раньше-то считал, что Москва жрет чужие деньги. Нет, она слезам никогда не верила и не поверит, она верит деньгам.

За всю свою жизнь Илья Семенович никогда не жаловался на сердце. Да и другими недугами болел только пару раз. И поэтому, когда сердце заболело, он, не знающий, каким образом это выражается в человеческом организме, даже не обратил внимания. Он просто шел в сторону перрона, с ужасом осознавая, что, ко всем бедам, - его поезд ушел. И когда уставшее кричать о своей невыносимой боли сердце вдруг треснуло по швам, если они у него есть, ноги у Ильи Семеновича перестали идти, а глаза видеть. Нет, это не было похоже на киношные падения с ахами и охами и хватанием за грудь, с медленным оседанием на пол. Это больше походило на падение оловянного солдатика, сбитого щелчком играющего ребенка...

Кроме «Склифосовского», в Москве Илья Семенович ничего не знал, поэтому, очнувшись, он решил, что находится именно там. Глаза медленно привыкали и к свету, и к новой обстановке. Правда, ничего, кроме бледно-серого потолка, проводов и капельниц, опутавших его кровать, увидеть ему не удалось. Зато услышал почти сразу:

- Доктор! Алексей Иванович! Больной из семнадцатой в себя пришел!

И уже через минуту увидел над собой лицо молодого, но по-профессорски бородатого мужчины. Он познавательно заглядывал ему в глаза и щупал пульс.

- Как себя чувствуете? Говорить можете?

- Никак, - ответил на все его вопросы Илья Семенович. Очень тихо ответил, потому что в горле стоял сухой ком.

- Воды! - сообразил доктор.

- У вас инфаркт. Еще нельзя сказать, но опасность миновала.

- Ясно. - Савельев с огромным удовольствием выпил полстакана воды.