с прямого направления. Именно по нему лупят гаубицы. Батальон должен рассредоточиться по флангам и выйти к колхозу двумя группами.

— Все нормально… — Отто приходит в себя, поправляет пулемет и снова удобнее перехватывает носилки. — Вперед, Ганс. Мы движемся правильно…

Они буквально бегом проходят еще несколько шагов.

— Черт, я не могу различить ничего перед носом… — с опаской бросает Отто назад. — Почему такая непроглядная темень?…

Ганс Ульман не успевает ответить. Отто даже не успел понять, что произошло. После очередного шага, оттолкнув ногу, он не нашел для нее опоры впереди. Весь он оборвался в пустоту. Единственное, что успел сделать Отто, это каким-то чудом изворотливости отбросить назад носилки и левой рукой перехватить ствол пулемета.

Он упал вниз. Его приняло что-то мягкое. Склон! Он катился по рыхлой, сыпучей земле, став одним целым со своим оружием. Пулеметные ленты принимали на себя тычки камней и грунтовых выступов.

Несколько секунд спустя, после того как низвержение Отто кончилось, он еще лежал ничком. Сознание, ошарашенное, сбитое с толку жестким кульбитом, приходило в себя постепенно. Отто боялся пошевелиться. Шея вроде цела. А руки, ноги?… Черт его знает… Все болит. Особенно сильно — левое колено. Похоже, во время этого гигантского слалома он двинул по колену прикладом пулемета. Не хватало еще переломать себе кости. Резких болей вроде не ощущалось. Какой-то шум, по нарастающей, возник над головой.

Отто только-только успел отползти в сторону, как на его место сверху съехал Ульман. Отто различил в темноте силуэт какой-то бесформенной кучи у Ганса над плечами.

— Ульман, где лейтенант? — Отто попытался подняться на ноги. Ему мешали пулемет и ленты с патронами.

— Лейтенант со мной… — коротко прохрипел солдат. Он наклонился, аккуратно сняв со своей шеи и плеч тело Паульберга. Герр лейтенант застонал. Только теперь Отто понял, что Ульман попросту взвалил его на плечи и так спустился следом.

— Что это за место? — почему-то шепотом спросил Отто, пытаясь оглядеться вокруг. Звезды над головой стали как будто крупнее. Темные силуэты склонов устрашающе выделялись на чуть более светлом фоне звездного неба. Но разглядеть что-либо дальше десяти шагов не удавалось.

— Не знаю… — ответил Ульман. Он как всегда был немногословен.

Долго гадать им не пришлось. Они даже пригнулись от неожиданно резкого, гулкого звука. Та-та-та- та… Сразу несколько пунктирных линий трассеров прошили ночной воздух высоко над их головами. Затем, без малейшей заминки, волна стрельбы стремительно расширилась. Похоже, что целое подразделение открыло огонь из всех видов стрелкового оружия.

Огонь пальбы, будто светом тусклой ночной лампы, осветил пространство вокруг. Они находились на дне широкого карьера. Они с лейтенантом находились у самого подножия почти отвесного склона высотой около четырех метров. До противоположного склона было не менее метров пятидесяти. Оттуда, с его вершины, и вели огонь. Судя по направлению очередей, они поливали свинцом батальон. Как раз тот сектор обстрела, где несколько минут назад находились Отто и Ульман с носилками.

— Кто это? — шепотом спросил Ульман.

— Это могут быть только русские… — предположил Отто. — Наверняка они вышли на фланговые позиции. Как раз тогда, когда батальон накрыли наши же гаубицы. Они бы давно окружили нас. Но, видишь, им помешал этот чертов карьер…

— Да, карьер… — словно эхо повторил Ульман.

Первым движением Отто было ударить из пулемета по огневым точкам, вспыхивавшим там, на вершине противоположного склона. Но в карьере они оказались, как в западне. Если их засекут, то спрятаться будет негде.

Ульман словно читал его мысли.

— Нам надо спасти лейтенанта… — веско сказал он. — Если мы откроем огонь, нас тут же накроют огнем. Мы тут как в консервной банке.

— Да, из двух штрафных свиней быстро сделают свиную тушенку… — со злым сарказмом проговорил Отто. Он не имел ничего против предложенной Ульманом идеи отсидеться. Более того, хитроватая деревенская логика Ганса находила в его лице всяческую поддержку. В конце концов, действительно, их главный приказ, полученный лично из уст самого герра майора, — спасать лейтенанта Паульберга. Этим они и будут заниматься, не жалея себя.

Теперь главное, чтобы их в этой консервной банке никто не засек. В самом деле, найти тут укрытие еще сложнее, чем сюда спуститься. Хотя и первое у них получилось каким-то чудом.

— А шеи мы тут чудом не переломали… — заметил Отто тихим-тихим шепотом. Ганс согласно кивнул.

Они старались не шевелиться. Пока идет стрельба и их можно увидеть тут, на дне карьера, лучше хорошенько подумать, прежде чем действовать. К тому же с их стороны ударила встречная волна очередей. Не иначе, батальон пришел в себя и решил всерьез огрызнуться.

Отто спешно старался найти какой-то выход из ситуации. Становилось ясно, что отсидеться им тут, да еще с бредящим лейтенантом, никто не даст. Надо что-то предпринимать…

Ну вот… Эти русские тоже будто улавливали мысли на расстоянии. Сразу несколько осветительных ракет взмыли в воздух со стороны русских. После густой темноты эти несколько зависших в почерневшем небе светильников показались Отто яркими, как лагерные прожекторы.

Взобраться обратно наверх не было никакой возможности.

— Надо уходить, — на ходу бросил Отто, резко поднимаясь. — Берем лейтенанта.

— Я сам, — остановил его Ульман. Кто знает, может, он надеялся, что ему потом зачтется особое рвение при спасении командира. Но до этого момента еще предстояло дожить.

Несколько пуль вошли в песок прямо над их головами. Земля осыпалась на Паульберга.

— Скорее, скорее, Ганс! — Отто бросился вперед.

Похоже, что их местонахождение на дне карьера перестало быть для русских тайной. Что ж, пора предъявить свои козыри. Хаген на ходу вскинул пулемет. Его палец предусмотрительно нажал на кнопку предохранителя. Его указательный палец на спусковой гашетке вел себя хладнокровно, как будто бы действовал сам по себе. Вот он нажимает крючок — плавно, постепенно. Как будто в кинематографе замедлилось движение пленки. Пулемет вздрагивает — будто просыпается. В стальном конусе ствола, как в маленькой вазочке, вспыхивает огненная роза. Ствол начинает двигаться взад-вперед, и затвор выплевывает первые стреляные гильзы. Раз… два… три… четыре… пять… Они, как окурки, дымясь, падают в песок. Первая порция смерти ушла на противоположный край карьера.

Этот пулемет не может стрелять одиночными. «Что ж, обеспечим автоматический ход стрельбы на должном уровне» — так, почему-то во втором лице, рассуждает Отто. Все очень просто: в этот момент он не отделяет себя от своего пулемета. В этот момент он и его МГ — одно целое. Поэтому «мы», и никак иначе. Отто Хаген знает, как вести себя с такой игрушкой. Если вести обстрел длинными очередями, пулемет начинает скакать и брыкаться в руках. Это только лишняя трата патронов — кучности никакой, пули летят вразлет и мимо цели. Другое дело — плавная прицельная стрельба короткими очередями. В каждое нажатие курка выпускаешь по пять-шесть патронов. Тогда пущенные очереди ложатся точно в яблочко.

Конечно, на бегу трудно обеспечить такой уровень стрельбы. Но МГ слушается. Отто понимает это