Это в свою очередь влияет на популяцию питающихся ими сов. В годы, когда полёвок относительно мало, бородатые неясыти, для которых они составляют основной корм, откладывают обычно одно-два яйца. Когда же на следующий год число полёвок вновь начинает расти, более сытые совы, располагая большими запасами материала для сотворения яиц, выводят все больше и больше птенцов. Наступает год, когда они насиживают семь, восемь, а то и девять яиц. Но тут численность полёвок стремительно падает. Увеличившейся популяции сов грозит голод, и внезапно они начинают покидать северные леса и откочевывать на юг в лихорадочных поисках корма.
Точно так же клесты, стремительно размножившиеся в год изобилия сосновых шишек, на следующий год, когда сосны принесут скудный урожай, будут вынуждены отправиться на юг, где многим предстоит верная гибель, так как там вообще почти нет их единственной пищи.
Славки, синицы и дрозды, гостящие летом на севере, — лишь часть общей их популяции на континенте. Многие родичи этих птиц остались выращивать птенцов в более приветливых лесах дальше к югу.
Там хвойные уже не задают тон. По мере того как климат становится мягче, их начинают вытеснять сначала березы, а затем и все более и более разнообразные деревья — дубы и буки, каштаны, ясени, вязы. Их листва состоит уже не из пучков темных игл, но из широких тонких пластин разной формы, расположенных ярус над ярусом, чтобы лучше ловить солнечный свет. Поверхность этих листьев испещрена мириадами устьиц — до 20 тысяч на один квадратный сантиметр. С их помощью деревья поглощают огромные количества углекислого газа, получая питание, необходимое им, чтобы наращивать толщину ствола и раскидывать ветки. Количество влаги, испаряющейся через открытые устьица во время этого процесса, поистине огромно. Взрослый дуб за один летний день теряет таким образом тонны воды. Но для лиственных деревьев это не создает особой угрозы: ведь в большинстве мест умеренной зоны дожди выпадают все лето и почва не страдает от отсутствия влаги.
Сочные, широкие, ярко-зеленые листья много съедобнее сосновой хвои и кормят самых разнообразных животных. Их обгрызают всевозможные гусеницы, причем каждый вид предпочитает и свой вид деревьев. Многие питаются по ночам, когда их не могут увидеть прожорливые птицы. Другие, активные днем, покрыты жесткими ядовитыми волосками, и птицы предпочитают их не трогать. Чтобы избежать гибели по недоразумению, такие гусеницы возвещают о своей несъедобности яркой окраской. Некоторые полагаются на маскировку и обретают невидимость, принимая цвет либо листа, который гложут, либо веточки, за которую держатся. Они настолько сливаются с фоном, что углядеть их очень трудно — прежде следует найти листья, которые они изуродовали. По-видимому, именно так поступают охотящиеся за ними птицы; во всяком случае, многие гусеницы тратят немало усилий, чтобы скрыть остатки своей трапезы, аккуратно перегрызая черешки полусъеденных листьев, которые падают на землю. Другие, насытившись, уползают отдохнуть на веточку подальше.
Впрочем, деревья не так уж беззащитны. Они вырабатывают в листьях химические вещества, например таннин, которые так неприятны многим гусеницам, что те к ним не прикасаются. Подобно другим защитным системам, это обходится дереву недешево и поглощает ресурсы, которые иначе были бы использованы для более конструктивных целей, например для развития добавочных побегов и листьев. А потому репелленты не вырабатываются, пока в них нет нужды или когда насекомых мало. Но при нашествии их такие деревья, как дубы, очень быстро вырабатывают таннин в листьях, подвергнувшихся нападению. Это не убивает гусениц, однако вынуждает их отправляться на поиски более вкусных листьев на других ветках. А тут они могут попасться на глаза птицам, тоже разыскивающим, чем бы подкрепиться. В результате количество гусениц, атакующих дерево, заметно уменьшается. Если же гусениц слишком много, дерево может даже предупредить соседей о надвигающейся опасности: оно выделяет особое вещество, недоступное человеческому обонянию, но воздействующее на другие деревья, которые в ответ начинают вырабатывать таннин в собственных листьях прежде, чем гусеницы до них доберутся.
Особенно хорошо приспособилось к жизни в лесах одно птичье семейство — дятлы. Их лапки изменились так, чтобы надежнее цепляться за вертикальные древесные стволы: первый и четвертый пальцы обращены назад, второй и третий — вперед. Хвостовые перья у них короткие, с толстыми жесткими стержнями, так что хвост в целом служит надежной опорой. А клювы у дятлов заострены на конце, как шило. Они сидят на стволе и прислушиваются, не раздастся ли еле различимый шорох, означающий, что под корой по своему туннелю ползет насекомое. По этому сигналу дятел продалбливает клювом вход в галерею своей добычи и молниеносно подцепляет ее на язык. На конце этого языка есть шип, а длина его просто невероятна. У некоторых видов она равна длине всего туловища, и язык помещается в специальной полости внутри черепа, которая огибает глазницу и кончается у основания надклювья.
Мощным клювом дятлы выдалбливают в древесных стволах дупла для гнезда, пробивая сначала аккуратную горизонтальную дыру, затем углубляя ее сантиметров на тридцать, а там уже расширяют этот вертикальный ход в гнездовую камеру. Часто для этой цели они выбирают сухостой — несомненно, потому что гниющая древесина податливее, чем здоровая. К тому же сухие деревья обычно заражены короедами, обеспечивающими богатый запас корма совсем рядом с гнездом.
Дробь, которую клюв дятла выбивает по стволу, — один из характернейших лесных звуков. Причем стучат дятлы клювом не только, когда кормятся или строят гнездо. Этот стук по резонирующей древесине несет ту же функцию, что и песни для других птиц: извещает о границах гнездового участка или же привлекает подругу. Для каждого вида характерен свой специфичный раскат дроби с определенными интервалами.
Разные виды дятлов специализируются на разном корме. Зеленый дятел, не удовлетворяясь только жуками-короедами, часто спускается на землю в поисках муравьев. Для вертишейки же муравьи — основная пища. Для лазанья она приспособлена довольно плохо и не имеет жесткого хвоста-опоры, как прочие дятлы, но язык у нее очень длинный и липкий: засунув его в муравейник, птица извлекает разом до полутора с лишним сотен муравьев. Другой дятел использует свое умение долбить дерево для того, чтобы в облюбованном стволе пробить аккуратные дырочки такого диаметра, что в них плотно входит желудь. Несколько сотен таких дырочек, с несколькими желудями в каждой, слагаются в весьма внушительную кладовую с запасами на зиму. Еще более специализированную группу представляют дятлы-сосуны, которые также пробивают дырочки в стволах, но совсем иной целью. Они выбирают здоровые деревья тех видов, которые дают много сока, и пробивают многочисленные маленькие квадратные дырочки. Вытекающий сок — сладкий или смолистый в зависимости от выбранного дерева — привлекает насекомых, которых сосун собирает и, смешивая с соком, превращает в эдакое кулинарное изделие, богатое сахарами и белками.
Один погожий день сменяется другим, и лиственные деревья зацветают. Они не такие высокие и не такие густые, чтобы полностью преграждать путь ветру, и у большинства именно ветер переносит пыльцу с мужских цветков на женские. Поэтому цветки их чаще всего мелкие и невзрачные — им же не надо приманивать насекомых, переносчиков пыльцы. И лето здесь настолько длиннее северного, что семена успевают созреть до его истечения. Раздуваются шарики каштанов, золотятся желуди, клены вывешивают пучки крылатых семян, лещина щеголяет орехами в твердеющей скорлупе.
Но уже близится конец лета. Дни становятся все короче, напоминая о грядущих холодах. Теперь деревья готовятся к зиме. Если бы такие тонкие и сочные листья остались на ветках, их, безусловно, сгубил бы мороз. Зимние бураны обламывали бы из-за них целые ветки. Да и в короткое светлое время зимних суток они не могли бы функционировать нормально — устьица только испаряли бы и испаряли драгоценную влагу. А потому листья облетают. Сначала зеленый хлорофилл в них химически разлагается и исчезает. Обнажаются отходы фотосинтеза и листья буреют, желтеют или даже краснеют. Сосуды, снабжавшие соком пластину листа, перекрываются в основании черешка, и там появляется полоска пробковых клеток. Вскоре даже легкий ветерок может сорвать с ветки высохший листок. Так приходит осень с листопадом.
Многие млекопитающие лиственных лесов — землеройки и полёвки, мыши и белки, ласки и барсуки — вынуждены зимовать на очень скудном рационе. Чтобы выжить, они расходуют запасы жира, накопленного за лето, а также избегают любых непроизводительных затрат энергии и большую часть времени остаются в своих норах и норках. Другие млекопитающие, по примеру деревьев, сводят свою жизнедеятельность к минимуму и впадают в зимнюю спячку, правда не у всех одинаково глубокую. Барибалы, черные медведи Северной Америки, спят не особенно крепко. В начале осени они выискивают расселины между скалами, усыпанные листьями впадины, укрытые под низкими выступами, или пещерки. Нередко они возвращаются в берлоги, которые служили им приютом уже многие зимы, но не делят их ни с кем. Примерно через месяц