получающим 4 доллара в час: высокая или низкая? Все зависит от обменного курса. А чем определяется обменный курс? Необходимостью балансировать платежи, то есть делать так, чтобы мы могли продать японцам примерно столько же, сколько они могут продать нам.

Представим себе для простоты картины, что торговлей занимаются только две страны — Япония и США — и что при каком-то валютном курсе, скажем, 1000 йен за доллар, японцы оказались в состоянии произвести все товары, годные для внешней торговли, дешевле, чем американцы. При таком валютном курсе японцы смогли бы продать нам многое, а мы им — ничего. Предположим, что мы платим бумажными долларами. Куда девать доллары японским экспортерам? Есть они их не могут, хранить тоже, и жить в них нельзя. Если бы им захотелось просто хранить их, то печатание долларовых купюр сделалось бы у нас великолепной статьей экспорта и позволило бы нам получать от японцев все радости жизни почти бесплатно.

Но японские экспортеры, конечно, не захотят просто хранить у себя доллары. Они захотят продать их за йены. При нашей исходной посылке за один доллар они не могут купить ничего, что нельзя было бы купить меньше, чем за тысячу йен, которую при нашей посылке дают при обмене за доллар. Это относится и к другим японцам. Зачем же тогда обладателю йен давать до тысячи йен за доллар, если на доллар можно купить меньше, чем за тысячу йен? Никто и не даст. Чтобы японский экспортер обменял свои доллары на йены, ему придется согласиться на меньшее количество йен: цена доллара в йенах должна будет упасть ниже тысячи йен, или, что то же самое, цена йены в долларах должна будет превысить одну тысячную доллара. Но при 500 йенах за доллар японские товары станут для американцев вдвое дороже, чем раньше, а американские товары сделаются для японцев вдвое дешевле. Японцы больше не смогут продавать все товары дешевле, чем американские производители.

Где же остановится цена на йену в долларах? На том уровне, который гарантирует, что все экспортеры смогут при желании продать доллары, полученные ими за экспортируемые в Америку товары, импортерам, которые используют их для закупки товаров в Америке. Грубо говоря, на том уровне, который необходим для того, чтобы стоимость американского экспорта (в долларах) равнялась стоимости американского импорта (тоже в долларах). «Грубо говоря», потому что точная формулировка потребовала бы учесть капитальные операции, подарки и т. д. Но главного принципа все это не меняет.

Следует заметить, что в нашем изложении ничего не говорится об уровне жизни японского и американского рабочего. Просто это не имеет отношения к делу. Если у японского рабочего уровень жизни ниже, чем у американского, то это из-за того, что он в среднем менее производителен, чем американец (с учетом его квалификации, объема капитала, количества земли и прочих вещей, играющих роль в трудовом процессе). Если американец, скажем, в среднем в четыре раза продуктивнее японского рабочего, невыгодно использовать его на производстве товаров, при изготовлении которых его производительность менее чем в четыре раза превышает японскую. Лучше производить товары, при изготовлении которых он работает продуктивнее, и обменивать их на товары, при изготовлении которых он работает менее продуктивно. Таможенные пошлины не способствуют подъему уровня жизни японского рабочего и не защищают высокого уровня жизни рабочего американского. Они, напротив, понижают уровень жизни в Японии и мешают расти уровню жизни в США.

Установив, что следует переходить к свободной торговле, остается выяснить, как это сделать. Метод, который мы использовали в прошлом, состоял в заключении с другими странами договоров о взаимном сокращении таможенных пошлин. Этот подход кажется мне неверным. Во-первых, замедляется ход дела. Быстрее идет тот, кто идет в одиночку. Во-вторых, складывается ложный взгляд на проблему. Возникает впечатление, что таможенные пошлины помогают стране, которая их вводит, но вредят другим странам и что если мы понижаем таможенные пошлины, то отказываемся от какой-то выгоды и должны поэтому получить что-то взамен в форме снижения таможенных пошлин, введенных другими странами. В действительности дело обстоит совсем не так. Наши таможенные пошлины вредят нам точно так же, как другим странам. Отказавшись от таможенных пошлин, мы оказались бы в выигрыше, даже если бы другие страны не последовали за нами^{14}. Разумеется, мы выгадаем еще больше, если они понизят таможенные пошлины у себя, но мы выгадаем и без этого. Наш личный интерес и их личный интерес не конфликтуют, а совпадают.

По моему мнению, было бы куда лучше, если бы мы начали переходить к свободной торговле в одностороннем порядке, как сделала в XIX веке Англия, отменив Хлебные законы. Наше политическое и экономическое могущество вырастет безмерно, как это про изошло тогда с Англией. Мы великая страна, и нам не пристало требовать от Люксембурга взаимных послаблений, чтобы понизить таможенные пошлины на люксембургские товары, или одним махом выбрасывать с работы тысячи китайских беженцев, вводя импортную квоту на гонконгский текстиль. Будем верны своему предназначению и будем задавать шаг, вместо того чтобы нехотя плестись позади.

Для простоты дела я рассуждал здесь о таможенных пошлинах, однако, как уже отмечалось, другие виды ограничений могут создавать торговле еще большие препятствия, чем таможенные пошлины. Мы должны избавиться от всех ограничений. Быстро реализуемая, но в то же время пошаговая программа будет заключаться в принятии законов, согласно которым все импортные квоты и прочие количественные ограничения, независимо от того, введены ли они нами или приняты другими странами в «добровольном» порядке, будут подниматься на 20 % в год, пока не поднимутся на столько высоко, что потеряют всякий смысл и будут отменены вообще, а все таможенные пошлины будут понижаться на одну десятую их нынешнего уровня каждый год в течение десяти лет.

Мало какие меры смогут лучше послужить делу свободы у нас в стране и за рубежом, чем эти. Вместо того чтобы давать субсидии иностранным государствам в виде экономической помощи (и тем самым поддерживать социализм), налагая в то же время ограничения на товары, которые они сумели произвести (и препятствуя тем самым свободному предпринимательству), мы можем занять последовательную и принципиальную позицию. Мы можем заявить остальному миру: «Мы верим в свободу и намерены жить со гласно этому убеждению. Никто не может навязать вам свободу. Это ваше личное дело. Но мы можем предложить вам равноправное сотрудничество. Наш рынок для вас открыт. Продавайте на нем, что хотите и что можете. Покупайте на вырученные деньги все, что пожелаете. Так сотрудничество между людьми охватит весь мир и останется свободным».

Начиная с Нового курса, расширение государственной деятельности на федеральном уровне оправдывалось главным образом «необходимостью государственных расходов для ликвидации безработицы». Оправдание это прошло через несколько стадий. Поначалу государственные расходы были нужны для того, чтобы «стимулировать экономическую активность». Временные затраты дадут разгон экономике, после чего государство выйдет из игры.

Первоначальные расходы не смогли ликвидировать безработицу, за ними в 1937–1938 годах последовало значительное сокращение экономической активности, и появилась теория «долговременной стагнации», оправдывавшая перманентно высокий уровень государственных расходов. Доказывали, что экономика достигла стадии зрелости. Инвестиционные возможности по большей части уже использованы, а значительных новых возможностей, вероятно, уже не будет. И тем не менее люди все равно будут стремиться откладывать деньги. В связи с этим важно, чтобы государство расходовало средства и вечно сводило бюджет с дефицитом. Ценные бумаги, выпущенные для финансирования дефицита, послужат для того, чтобы люди сделали сбережения, в то время как государственные расходы обеспечат занятость. Эта точка зрения была полностью дискредитирована теоретическим анализом и еще более того — практикой, в том числе появлением совершенно новых сфер приложения частных инвестиций, которые и не снились проповедникам теории «долговременной стагнации». И тем не менее теория эта возымела свое действие. Саму идею, возможно, не принимает никто, однако затеянные ради ее реализации государственные программы типа государственных дотаций для «подкачивания» экономической активности все еще существуют и даже забирают все растущую часть государственных расходов.

В последнее время стали делать упор не на том, что нужно не «подкачивать» с помощью