общества. Другие глубокие по смыслу слова, пожалуй, в первую очередь относятся к римлянам. После того как Иисус на тайной вечере предсказал, что один из учеников предаст его, среди учеников, согласно Луке, возник спор: кто будет у них — вместо Иисуса — главой. Лука пишет: «Между ними разгорелся спор, кто из них должен считаться старшим. Он сказал им: Народами правят цари и властители носят прозвище „Благодетель'. У вас же пусть будет не так! Пусть старший из вас держится как самый младший, и господин пусть будет подобен слуге. Кто главнее: тот, кто возлежит за столом, или тот, кто ему прислуживает? Разве не тот, кто возлежит за столом? Но я здесь среди вас как слуга» (Лк 22:24–27)[76].

Чтобы до конца понять эту речь Иисуса, нужно вникнуть в смысл лежащего в ее основе еврейского слова. В данном эпизоде ученики пытаются между собой решить: кто из них впоследствии станет руководителем {рае = старший, главный) общины. В речи Иисуса содержится аллюзия на Быт 25:23, где сказано, что старший (рае) Исав будет слугой младшего Иакова. Этот текст — пророчество о том, что старший из братьев Исав, потеряв свое главенствующее положение перед возвышающимся младшим братом, Иаковом, должен будет подчиниться последнему. Во времена Иисуса это пророчество неоднократно истолковывалось в том смысле, что великий и могущественный Рим (Исав) будет в конце концов служить ныне маленькому и слабому Иакову, т. е. Израилю.

Подобного рода толкования текста Быт 25:23 Иисус ставит под вопрос в самой их основе. Да, в них господин и подчиненный должны поменяться местами, но речь по- прежнему идет об отношениях господства и подчинения. Верно, что римские цезари господствуют над народами, но у вас пусть будет не так! Иисус выступает вообще против отношений господства и подчинения между людьми — отношений, которые властителями народов считаются нормой. Одновременно Иисус исключает всякий повод для оправдания националистического империализма. Для него этот библейский стих означает, что больший, т. е. глава {рае), должен служить меньшим. Иисус выразил это, собственноручно прислуживая на последней вечере возлежащим за столом ученикам[77].

Из сказанного становится понятно, какими мотивами руководствовался Иисус, давая Двенадцати следующий наказ: На дороги, что ведут к народам, не выходите и самаритянских городов сторонитесь, а идите к потерянным овцам дома Израилева (Мф 10:5–6)[78]. Эти слова Иисуса относятся, по-видимому, не только к проповеди, но и к исцелениям, которые также входили в круг обязанностей учеников. Во всяком случае, сам Иисус, как правило, не исцелял неевреев. Однажды его просила ханаанеянка вылечить свою больную дочь, и он тогда ответил то, что уже однажды говорил ученикам: Я послан только к потерянным овцам дома Израиля. Но женщина, бросившись ему в ноги, взмолилась: «Господин мой, помоги!» Он сказал: Нехорошо отбирать хлеб у детей и бросать его собакам. Она настаивала: «Да, господин мой, но ведь и собакам достаются крохи со стола хозяев». Слова женщины произвели впечатление на Иисуса, и ее дочь с того момента стала здоровой (Мф 15:21–28).

В евангелиях упоминается еще лишь один случай, когда Иисус вылечил нееврея. Это — исцеление слуги Центуриона, римского офицера из Капернаума (Мф 8:5-13;

Лк 7:1-10). Из евангелия по Луке мы узнаем, что центурион не был язычником, но принадлежал к категории «боящихся Господа»[2]. Этот центурион сказал Иисусу: «Господин мой, я недостоин принять тебя под своим кровом. Скажи только слово, и мой слуга выздоровеет». Благочестивый римлянин, вероятно, заботился, чтобы Иисус прикосновением к нееврею не нарушил ритуальной чистоты, и поэтому просил его совершить исцеление на расстоянии. По его разумению, для такого необыкновенного рабби, каким был Иисус, это не составит труда. Он рассуждал, привлекая сравнение с собой: «Сам я человек подчиненный, но и у меня есть под началом воины, и одному я говорю: „Ступай' — и он идет, а другому: „Иди сюда' — и он приходит; слуге говорю: „Сделай то-то' — и он делает». Услышав это, Иисус удивился и, обернувшись к сопровождавшей его толпе, сказал: Такой веры я не видел даже в Израиле… В тот же миг слуга выздоровел.

Этими двумя историями и ограничиваются случаи исцеления неевреев в евангелиях. В обеих историях решающие слова произносят «язычники», а не Иисус, слова, которые глубоко трогают Иисуса. Заметим, между прочим, что в раввинистических источниках вовсе не представлена точка зрения, согласно которой нельзя было бы исцелять неевреев.

Итак, образ, который сохранили три первых евангелия, предельно ясен: еврей Иисус действует среди евреев и только среди них и желает действовать. Это подтверждает и апостол язычников Павел: Иисус «был подвластен Закону» (Гал 4:4); он «стал слугой обрезанных, чтобы показать верность Божью и подтвердить, что Бог исполнил свое обещание праотцам» (Рим 15:8).

Стало быть, то, что Иисус действовал только среди детей Израилевых, не было признаком национальной ограниченности; это вытекало из миссии, которую поручил ему Небесный Отец. Он послал его только к потерянным овцам дома Израилева (Мф 15:24). Так же начинается и посланническая речь к ученикам: На дороги, что ведут к язычникам, не выходите и самаритянских городов сторонитесь… (Мф 10:5–6). Сначала нужно собрать тех, кто был рассеян, из народа Израилева. Затем все народы точно так же, как и евреи, должны услышать весть о Царстве Божьем и каждый будет поставлен перед выбором — принять или не принять божественное спасение (ср. Рим 1:16). Только апостол Павел в Послании к Римлянам (11:25–26) пришел к выводу, исходя из своих соображений, что в божественном плане спасения еврейский народ стоит в конце этой последовательности.

Впрочем, у отдельных представителей народов Иисус встречал и такую веру, какой он не видел даже в Израиле. Иисус — и не он один в Израиле[79] — знал, что язычники, возможно, более готовы к покаянию, т. е. возвращению к Богу, чем дети Израилевы: Горе тебе, Хоразин! Горе тебе, Вифсаида! (Мф 11:20–24; Лк 10:13–15).

В плаче о Иерусалиме (Лк 13:34–35 и 19:41–44) вместе с глубокой озабоченностью Иисуса будущей участью своего народа выразилась и его нерасторжимая с ним связь: О если бы ты хоть сегодня понял, что могло принести тебе мир! Но это от тебя остается сокрытым (Лк 19:42). И когда он изрекал пророчества о разрушении Иерусалима и Храма (Лк 19:43, 44 и 21:20, 24, 28), на краю сознания у него оставалась мысль об освобождении собственного народа — когда кончится срок, отведенный язычникам (Лк 21:24). Имеется в виду период угнетения евреев другими народами. (Подробно об этом см. мои исследования «Prophetische Aussagen Jesu iiber Jerusalem» и «Jiidische Heilsgestalten und das Neue Testament».)

Представители различных иудео-христианских сект считали, что только они сберегли наследие своего учителя и что никто, кроме них, не постиг истинный смысл иудаизма. Как синагога, так и церковь заклеймили этих людей как заблуждающихся. История прошла мимо них. Они жили в строгом соответствии с еврейским законом. Евангелие Иисуса постепенно превратилось у них в пустую апологетику и жалкую карикатуру на свой оригинал. Еще в X в. их можно было встретить где-нибудь возле Моссула[80], страшно одиноких в своей нечеловеческой верности.

Революционное, если угодно, начало в проповеди Иисуса не основывалось на критике еврейского Закона как такового; оно проистекало из критики отношения к этому Закону. В ней Иисус мог вполне опираться на уже существовавшую традицию. Позиция Иисуса наиболее ярко выразилась в радикальном истолковании заповеди о любви, призыве к новой нравственной установке и идее Царства Небесного.

Примерно за 175 лет до рождения Иисуса один еврейский книжник с греческим именем Антигон (Антигон из Сохо) имел обыкновение говорить: «Не будьте как рабы, работающие на господина ради награды, но будьте как рабы, служащие господину без корысти. И да будет страх небесный с вами!»[81][1]. Это изречение[82] характеризует изменение интеллектуального и морального климата в еврейском обществе, которое произошло со времен библейской древности. Оно свидетельствует об углублении и утончении нравственного сознания в иудаизме, которое было важным предварительным условием появления учения Иисуса.

Религия Израиля провозглашает единственного, справедливого Бога. Ее иконоборческая нетерпимость