состояний: в твердом, жидком или газообразном, и что все эти три состояния зависят исключительно от тепла, проливаемого солнцем на земную поверхность. Внутренний жар земного шара оказывает лишь незаметное действие на эту поверхность. Меньшее количество солнечного тепла обратило бы газы в жидкости, а жидкости — в твердые тела. Большее количество его растопило бы твердые тела и выпарило бы жидкости. Достаточно предположить большее или меньшее количество тепла, чтобы сделать воздух жидким (воздух, понимаешь?) и мрамор газообразным. Если бы вследствие какой-нибудь причины земная планета покатилась бы по касательной к своей орбите и удалилась бы в ледяную тьму пространства — ты увидел бы, что вся вода на земле сделалась бы твердой, а газы сделались бы жидкими, а потом тоже твердыми… Ты увидел бы… нет, ты не увидел бы этого, оставаясь на земле, но из глубины пространства ты мог бы присутствовать при этом довольно любопытном зрелище, если бы когда-нибудь вашему шару удалось пойти по касательной. И кроме того, заметь, что если бы наступление этого колоссального холода произошло внезапно, живые существа мгновенно замерзли бы на месте, и шар унес бы в пространство удивительную панораму всех человеческих и животных рас, застывших для вечности в тех разнообразных позах, какие каждое существо имело в момент катастрофы. Есть миры в таком положении. Это известные эксцентрические планеты, на которых живые существа, незаметно остановленные в своей жизни, вследствие быстрого удаления планеты от солнца, представляют из себя миллионы статуй. Большинство из них лежит, так как это глубокое изменение температуры совершается в несколько дней. Миллионы их лежат мертвые, или, лучше сказать, заснувшие в летаргическом сне. Холод сохраняет их от разложения. Через три или четыре тысячи лет, когда планета возвратится из своего темного ледяного афелия к блестящему перигелию к солнцу, плодотворная теплота согреет эту поверхность своими лучами; она быстро начнет увеличиваться и когда дойдет до того градуса, который присущ естественной температуре этих существ, — они воскреснут в том возрасте, в каком они были в тот момент, когда заснули, и примутся за свои прежние дела, не зная никоим образом, что они спали целые века. Есть даже такие, которые станут продолжать начатую игру, оканчивать фразу, первые слова которой были произнесены четыре тысячи лет тому назад. Мы видели, что в действительности времени не существует. Тут происходит в большом виде то, что в маленьком совершается на земле с вашими инфузориями, воскресающими под дождем после нескольких лет кажущейся смерти.
Но возвратимся к миру Андромеды. Розовая, полужидкая атмосфера, покрывающая ее целиком, подобно океану без островов, составляет местопребывание живых существ этого шара. Никогда не отдыхая на дне этого океана, до которого никто никогда не касался — они непрестанно носятся среди подвижного элемента. От самого своего рождения и до смерти они не знают ни минуты покоя. Беспрестанное движение есть условие самого их существования. Если бы они остановились, то погибли бы. Чтобы дышать, т. е. чтобы заставить проникнуть себе в грудь жидкое вещество, они должны беспрестанно двигать своими щупальцами и держать свои легкие (беру это слово, чтобы быть понятым) всегда открытыми. Наружный вид этой человеческой расы напоминает несколько древних сирен, но менее элегантных и приближающихся к наружности тюленя. Видишь ли ты существенную разницу, отличающую строение этих людей от строения земных людей? Она заключается в том, что на земле мы дышим, не замечая того, не производя никакой работы для получения кислорода, достигая без труда превращения венозной крови в артериальную путем поглощения кислорода. В том мире, наоборот, — это пища, которую получают только ценою труда, ценою беспрерывных усилий.
Quaerens. — Значит, этот мир ниже нашего в смысле ступени развития?
Lumen. — Без всякого сомнения, раз если я жил в нем раньше, чем придти на землю. Но не думай, чтобы земля была много выше, потому что мы дышим во сне. Конечно, для нас очень выгодно быть снабженными пневматическим механизмом, который раскрывается сам собою из секунды в секунду каждый раз, как только нашему организму нужен сильнейший глоток воздуха, и который действует автоматически день и ночь. Но человек живет не одним воздухом; земному организму нужно еще более солидное дополнение, и это дополнение не приходит к нему само собой. Что из этого происходит? Взгляни на минуту на землю. Что за грустное, тяжелое зрелище! Что за мир нищеты и озверения! Все эти толпы народа, — согнувшегося над землей, которую они скребут изо всех сил, чтобы получить от нее хлеб! Все эти головы, склоненные к земле, вместо того, чтобы быть поднятыми для созерцания природы! Все эти усилия и труды, влекущие за собою болезни и слабость! Вся эта торговля, чтобы добыть немножко золота за счет других! Эксплуатация человека человеком! Словом,
Quaerens. — Ты говоришь так, учитель, точно думаешь, что можно существовать без пищи.
Lumen. — Неужели ты думаешь, что на всех мирах в пространстве люди обречены на такую смешную операцию? По счастью, в большинстве миров разум не подчинен подобному поношению.
Поверить в возможность существования питательных атмосфер совсем не так трудно, как кажется сначала. Поддержка жизни и у человека, и у животных зависит от двух причин: дыхания и питания. Первое заключается, конечно, в атмосфере, второе — в пище. Из пищи образуется кровь; из крови происходят ткани, мускулы, кости, связки, мясо, мозг, нервы, словом, органический состав тела. Кислород, который мы вдыхаем, сам может быть рассматриваем как пищевая субстанция, потому что, комбинируясь с питательными веществами, поглощенными желудком, он производит кровообращение и развитие тканей.
Теперь, чтобы представить себе питание, перенесенное целиком в область атмосферы, достаточно припомнить, что в сумме полное питание составляется из альбуина, сахара, жира и солей, и представить себе, что атмосфера, вместо того, чтобы состоять из кислорода и азота, будет состоять из различных субстанций в газообразном виде. Эти пищевые элементы заключаются в твердых телах, которые вы поглощаете, и на пищеварении лежит обязанность выделить их и ассимилировать организму. Когда вы съедаете кусок хлеба, вы вводите в свой желудок крахмал — вещество нерастворимое в воде и которого не находят в крови. Слюна и сок из поджелудочной железы превращают нерастворимый крахмал в растворимый сахар. Желчь, поджелудочный сок и отделения кишечника превращают сахар в жир. В крови находят и сахар, и жир, и таким образом, путем процесса питания, питательные вещества разложились и ассимилировались вашему телу. Ты удивляешься, мой друг, что я, будучи уже пять земных лет в небесном мире, помню еще все эти материальные термины и что я опускаюсь до такого разговора. Воспоминания, унесенные мною с земли, далеко еще не изгладились, и так как нам случайно пришлось коснуться вопроса органической физиологии, то я называю вещи их именами, не чувствуя никакого ложного стыда.
Если мы предположим, что пищевые элементы, вместо того, чтобы соединяться и смешиваться в твердом и жидком виде внутри самого тела, будут находиться в газообразном виде в составе атмосферы, то мы этим самым создадим питательную атмосферу, которая уничтожит пищеварение со всеми его смешными и грубыми функциями.
То, что человек может представить себе в узкой сфере, где совершаются его наблюдения, то природа сумела осуществить более, чем в одном месте всемирного творения. И уверяю тебя, что когда отвыкнешь от этой животной операции введения пищи в пищеварительный канал, нельзя бывает не поражаться ее грубостью. Еще несколько дней тому назад я думал об этом, когда, блуждая глазами по одному из самых роскошных пейзажей вашей планеты, я был поражен ангельской красотой одной молодой девушки; она полулежала в гондоле, тихо плывшей по голубым водам Босфора, около Константинополя. Красные бархатные подушки, вышитые яркими шелками, представляли собою диван, на котором она лежала; перед ней, на коленях, маленький черный невольник играл на каком-то струнном инструменте. Тело ее было так юно и грациозно, рука, на которую она опиралась, была так изящна, ее глаза были так чисты и наивны и слегка задумчивый лоб так спокоен, что я на минуту остановился в восхищении перед этим мастерским произведением живой природы. И вот, в то время, как эта чистота пробуждающейся юности, эта сочность цветка, раскрывающегося первым лучам существования, держали меня под властью минутного очарования, лодка пристала к пристани у берега, и молодая девушка, поддерживаемая невольником, села на софу перед роскошно уставленным столом, вокруг которого уже собрались другие. И она начала есть! Да,
