1) Ныне день воскресный; мне же предлежит говорить вам о смерти. Видите, как часто братия и отцы, один за другим, отходят от нас. Для нас это ничто иное есть, как напоминание, что и мы скоро перейдем отсюда, прейдем же не в какие–либо земные и тленные места, но в невещественные и вечные обиталища, из которых нет уже возврата тому, кто однажды туда зашел. — Воистину страшна смерть, когда слышишь о ней; но несравненно страшнее она, когда видишь ее очами, как за шесть дней пред сим испытали мы при смерти Халкитского Игумена. Мы застали его при последнем издыхании, и изумлены были случившимся, как он с нами был и в одно мгновение отшел от нас, предан будучи смерти. Страшное во истину слышание и трепетное видение! Еще дыша, блаженный издал такой глас: «упрежден я» (захвачен врасплох); и с словом сим, потрясши мало головою и рукою, замолк, не успев сказать, что такое было). — Но мы чувствовали, что значило сие изумительное событие. — Сие сказал я вам не с тем, чтоб тень некую навести на почившего; да не будет! — но чтоб себя устрашить, и вас воодушевить — позаботиться о том, как бы и нас не застал врасплох последний час, и из гортани нашей не исторглось такое же воззвание в момент исхода; но да будем всегда готовы на час сей, и не смущенно сретим его. Ибо написано: уготовихся и не смутихся (Пс. 118:60). Но этого мы не достигнем, если не будем всегда внимать себе, и если не будем крепко хранить то, что делаем доброго, и исправлять покаянием того, в чем погрешаем, всегда так благоустрояя себя, как бы имели тотчас взяты быть на небо. — Ибо кому там должны мы предстать? Не Судии ли всех и Богу, Ему же поклонится всяко колено небесных, земных и преисподних, и всяк язык исповестся? (Фил. 2:10). А в чем ответ имеем мы дать? Не во всем ли, что совершено нами в жизни делом, словом и помышлением?

2) Во мне это всякий раз, как вспоминается, производит ужас, и едва не лишает чувства. Вам же можно помышлять о сем и без страха, вам, говорю, благопослушным, и все попечение возложившим на силу послушания: ибо такова действительно жизнь в истинном послушании. Но какое оправдание пред страшным Престолом Христовым уготовят себе те, кои отвращаются от послушания и живут в одиночку, кружатся туда и сюда и не находят, где твердо стать ногами своими? Увы, какая горесть! Как зло увлекательно! Как обратились вспять право шествовавшие путем монашеского жития? Лучше бо бе им не познати пути правды, нежели познавшым возвратитися вспять от преданныя им святыя заповеди. Случися бо им истинная притча, пес возвращся на свою блевотину, и свиния омывшися, в кал тинный (2 Петр. 2:21,22). Что ты, друже, что ты? Ярмо раба тянешь?! Так оправдываются, оставляющие обитель, чтобы жить в одиночку, говоря, что в обители рабство. Ты, сбросивший иго мира, бежавший от него и освободившийся от всех обычаев плотских? Уж не взять ли тебе и жену!! ибо эти две вещи неразлучные суть принадлежности мира и того, что в мире. — Для тех же, кои ведут крестоносную жизнь, чуждо то и другое. — Но причина сему, как обычно, грех. Поелику мы страстолюбивы и сребролюбивы; то само собою прилагается к нам и женолюбие. За тем, чтоб не было свидетеля и обличителя того, что бывает отай, брата иметь сожителем не хотим, а избираем одиночество, или прямее, рабство любостяжательности, как совсем уже продавшие себя греху и ставшие рабами плоти и крови. Отсюда разложение внутреннего строя; отсюда соблазны; отсюда падения. Мне же отсюда плач и сетования. Обличаю, запрещаю; но не слушают. Да внемлют однако ж таковые, что говорит Господь: аще не бых пришел и глаголал им, греха не быша имели: ныне же извинения не имут о гресе своем (Ин. 15:22). Чист я от крови таковых. Можно бы совсем отсечь их от нашего общества, по заповеди (буди тебе, яко язычник); но, так как теперь гонение, то отлагаю; еда како возникнуть от диавольския сети, живи уловлени от него в свою его волю (2 Тим. 2:26). Вы же благословенны от Господа, — живущие друг с другом вместе вдвоем или втроем, и что еще более достойно похвалы,