— И когда вернутся?
— Да не скоро. Через три недели. А я, как хочешь, так и кантуйся…
— А братья, сестры?
— Нет никого. Один я у матушки с батюшкой такой уродился.
Ритка взяла Хенка под руку и, морщась от вони, отвела его в сторону, где не было посторонних ушей.
— Слушай, Хенк… Денег у меня нет, но могу подсказать тему…
Хенк сделал умное лицо и кивнул.
— Валяй.
— Дельце не хочешь провернуть? Ты парень реальный. Тема верная, а работа тьфу — дверь сковырнуть.
— Погоди… Хату, что ли, бомбануть?
— Тихо ты! — Ритка бегло огляделась по сторонам. — Да, хату. Дверь дохлая, школьник справится. Завтра в час там никого не будет. За пять минут уложишься. И даже плоскостопие не помешает.
— Я, вообще-то, хаты не бомбил никогда.
— Ну и что? Пора взрослым становиться. Ты мужик или сестрица Аленушка?
— Мужик, — выбрал Хенк.
— Ну так в чем дело?
— А хата упакована? Есть что брать?
— В любой хате есть что брать, — продолжала агитацию Ритка. — На рынке барахло толкнешь, мне три штуки за наводку.
— Три?.. Может, за две договоримся?
— Ты хочешь торг устроить? Хенк, я тебе по дружбе тему предлагаю. Учитывая твое бедственное материальное положение. Поверь, желающих много. В очередь встанут. За пять.
Хенк, раздумывая, почесал грудь в районе надписи «Женщины. Счастье. Семья». Тема, конечно, заманчивая, хотя и стремная. Одно дело на пляже шмотки тырить — там всегда можно сказать, что сумку перепутал, другое — дверь сковырнуть. Правда, и навар реальный. Повезет, даже на мотик хватит. А то и на квадроцикл тюнинговый.
— Лады, договорились.
— Деньги принесешь завтра в семь вечера в «Белочку». И не вздумай скрысить. За мной вышибала ихний ухлестывает, пожалуюсь — не выживешь.
— Че я, не понимаю? — обиделся Хенк, считавший себя эталоном порядочности. — В семь так в семь.
Ритка с подозрением посмотрела на собеседника.
— Знаешь что… Ты мне адресок свой оставь. На всякий случай.
— Да принесу я! Честное слово!
— Это так… для подстраховочки. Вдруг забудешь. А я тебе памятку пришлю.
Хенк, догадавшийся, что халява не проскочит, грустно вздохнул и назвал адрес.
— Может, прогуляемся к тебе? — предложила Ритка. — А то потом окажется, что это адрес городского прокурора.
— Да ради бога! Ты уж меня совсем за поца держишь. Пошли!
— Да ладно, верю, — отмахнулась Ритка, хотя сомнения остались. — Перчатки есть?
— Зачем? Лето ведь…
— При чем здесь лето? Чтоб отпечатков не оставить!
— Ах в этом смысле?.. Матушкины возьму. У нее рука широкая, она всю жизнь на стройке кирпичи клала. И сейчас кладет.
— Хорошо. Запоминай. Записывать нельзя.
Ритка назвала адрес, который Хенк запомнил с четвертого раза. Не компьютер же…
Вернувшись домой, она позвонила в дверь соседу. Боб открыл только после второго звонка — он тренировался на балконе, готовясь поставить очередной мировой рекорд по плеванию на скорость.
— О, привет! — улыбнулся рекордсмен, словно увидел Ритку сегодня впервые. — Как дела?
— В стране кризис… Можно?
— Заходи.
Ритка зашла, прикрыв за собой дверь.
— Я тебе наколку нашла.
— Ну?! Класс! Спасибо, Ритка.
— Спасибо много, а три штуки в самый раз.
— Ого… А поменьше никак?
У дураков мысли схожи, еще раз убедилась Маргарита.
— За «поменьше» сам ищи. Я, между прочим, тоже рискую.
— Хорошо, договорились… Нормальная хата?
— Не пожалеешь. Хозяйка богатая, всю жизнь в строительном бизнесе. А он сейчас самый прибыльный после нефти и газа.
— Супер! — восхищенно потер пухлые ладони Боб.
— Завтра в час дня там никого не будет. Двери ты ломать умеешь, сам сказал. Вечером я зайду, отдашь долю. И не проболтайся никому.
— Что я, больной?
«Неизлечимый», — подумала про себя Ритка, но вслух произнесла:
— Запоминай адрес…
На дело Боб отправился пешком, хотя дом бизнесменши-строительницы находился на противоположном конце города. Но денег на автобус все равно не было, приходилось терпеть временные неудобства. В детстве он катался зайцем, но сейчас в автобусы посадили злых кондукторов, вооруженных травматическими пистолетами и электрошокерами. Ничего, их Великобельск не Москва, за час дойдет. За спиной, словно парашют, висел старый брезентовый рюкзак, в котором мирно соседствовали топор, бабкины вязаные варежки и матушкины колготки, которые Боб решил использовать в качестве маски.
Пригревало солнышко, щебетали птички, летали воздушные шарики, пестрела реклама, пела душа. И даже вереница въехавших друг в друга машин и несколько прикрытых простынями тел, лежащих на газоне, не испортили Бобу настроения. Чуть в стороне от машин под охраной мента понуро сидел на поребрике боец в тельняшке и голубом берете. Кажется, он спал. Вчера отмечался день десантника, не выспался ветеран.
Дом оказался такой же пятиэтажной «хрущевкой», что и у Боба. Это добавило уверенности — не заблудишься в комнатах. Да и вообще, Боб не особо мандражировал, словно это было не первое дело в его жизни, а, скажем, восемьдесят восьмое. Да и чего мандражировать? Наколка есть, топор тоже. Песня!
В подъезде он сразу разбил потолочную лампочку — так учили в сериалах. Хотя она и не горела, а свет проникал через лестничные окна. Но правила есть правила, сериалы не дураки сочиняют.
Поднялся на третий этаж — именно здесь находилась заветная дверца. О, как и обещала Ритка, — так себе, говно. Дерево и дерматин. Положив на пол рюкзак, он извлек из него варежки и топор. Натянул колготки, сделавшись похожим на толстого зайчика, и затем позвонил в дверь. Вдруг кто-то все-таки есть дома. Глазок прикрывать не стал, чтобы люди не заподозрили нехорошего. А так скажет, что ошибся дверью.
Никто не отозвался. Офигенно! Спасибо, Ритка! Можно бомбить!
Боб сунул лезвие топора в шелку между дверью и косяком. Сунуть-то сунул, но сим-сим не открылся. Он ладонью саданул по обуху, чтобы загнать инструмент поглубже. Это не принесло результата, нужно было что-то тяжелое. Боб огляделся, ничего подходящего не нашел, после чего снял кед и стал подметкой колотить по обуху. Кед, конечно, не молоток, но и дверь не бронированная. Примерно после десятого удара топор зашел в щель сантиметра на три. Боб ни минуты не сомневался, что оставалось его раскачать, а затем давануть плечом или задницей в дверь. Хоть это и был его первый подвиг, Боб действовал довольно
