уже больше полугода фашисты почти каждый день загоняли сюда заключенных группами и поодиночке, причем группы нередко достигали нескольких десятков, а то и сотен обреченных, а обратно не выпустили ни одного. Зато с территории изолирблока регулярно вывозили на тележках и повозках обезображенные трупы людей. Турханов попал на эту фабрику смерти морозным январским утром 1945 года. Когда эсэсовцы втолкнули его в двойные железные двери, перед ним возникла почти фантастическая картина: сотни людей в полосатой одежде, согнув колени и держась на носках, круг за кругом медленно и молча обходили мрачное серое здание барака. За ними бдительно следили эсэсовцы. Стоило кому-нибудь из заключенных встать на всю ступню или немного выпрямить уставшие ноги, как тут же на него обрушивался град ударов резиновой дубинки. Несчастный падал на землю, а остальные молча проходили мимо.

Новую группу заключенных привел один из помощников коменданта концлагеря. Такое случается редко. Поэтому блокфюрер – молодой эсэсовский унтер в звании ротенфюрера – поспешно прекратил занятия, подал команду «смирно», окинул взглядом всех присутствующих, чтобы убедиться, как они выполнили его команду, после чего, печатая шаг, подошел к помощнику коменданта и доложил, что все заключенные, способные самостоятельно Передвигаться, Делают физзарядку, а больные выведены из барака и дышат свежим воздухом, лежа на земле. Помощник коменданта поблагодарил его за усердную службу и передал пакет с предложением сейчас же ознакомиться с его содержимым. Тот распечатал пакет, извлек какую-то бумажку, прочитал ее несколько раз, но, очевидно, никак не мог уловить смысла, ибо, вместо того чтобы приступить к исполнению этого распоряжения, тупо уставился на старшего офицера.

– Вызовите его из строя, покажите всем своим под чиненным,- шепнул тот, отводя блокфюрера в сторону. – Пусть они обращаются с ним так же, как и с другими хефтлингами, но он должен жить не меньше двух недель. Вы головой отвечаете за точное исполнение этого распоряжения. Приступайте!

Ротенфюрер стукнул каблуком, повернулся к вновь прибывшим, смерил их презрительным взглядом и крикнул:

– Номер 68290, три шага вперед!

Толмач перевел эту команду сначала на русский, потом на польский языки, но никто не вышел из строя. Блокфюрер вынужден был повторить команду. Заключенные посмотрели друг на друга.

– Тебя вызывают,- шепнул сосед Турханову.

В гестапо полковник числился под номером 78901 и не знал, что в концлагере он значился под другим номером. Теперь посмотрел на свою куртку и понял свою оплошность. Но было уже поздно. Блокфюрер подошел к нему и, приговаривая: «Надо быть внимательным!», трижды ударил стеком по лицу. Полковник поднял руку и прикрыл ладонью рассеченную бровь, откуда потекла кровь.

– Как ты стоишь перед начальством? Руки по швам, презренный кретин! – заорал эсэсовец и начал бить Турханова по руке.

Несправедливость всегда вызывает ответную реакцию. Владимир Александрович, не чувствуя за собой никакой вины, страшно возмутился и готов был наброситься на наглеца, но сосед схватил его и дернул за рукав.

– Не глупи! – прошептал он. – Кулаками многого не добьешься, а только накличешь беды на себя и на нас.

Эти слова удержали полковника от необдуманного поступка. Да, он прав,- подумал Турханов. – Фашистов надо бить не кулаками. Наша сила не в отчаянных поступках одиночек, а в организованном сопротивлении масс».

Зарядка обычно преследует цель укрепления здоровья людей. Совсем противоположные цели преследовала зарядка в изолирблоке. Совокупность гимнастических упражнений, включенных в обязательный комплекс фашистской «зарядки», был рассчитан на полное истощение силы человека. Она продолжалась весь день. Турханову вместе с другими заключенными пришлось обойти кругом барака гусиным шагом двадцать раз, ползком на животе пять раз, воробьиными прыжками четыре раза, прыжками на одной ноге шесть раз. Кроме того, форсированным маршем обошли не меньше полсотни раз. Все это в общей сложности составило не меньше двенадцати километров. Такую нагрузку нелегко было бы выдержать не только изнуренным голодом, холодом, всевозможными болезнями и постоянными побоями заключенным, но и обыкновенным здоровым людям. К исходу дня люди дошли до полного отупения и передвигались уже только механически, не сознавая, что они делают. В шесть часов вечера эсэсовцы ушли на отдых, передав хефтлингов в руки старосты блока и его помощников, подобранных среди самих заключенных. Это были профессиональные преступники, готовые ради спасения своей шкуры сотрудничать с кем угодно. Команда эта была предназначена для поддержания порядка в помещениях и по-немецки называлась «штубендист» – «служба помещений», а узники на русский лад прозвали помощников старосты штубендистами, а старосту – блоковым или, из-за поразительного внешнего сходства с человекообразной обезьяной,- Гориллой. Никто из заключенных не знал ни имени, на фамилии этого изверга, но говорили, что за неоднократные убийства фашисты осудили его на смерть, но обещали выпустить на свободу, если он заслужит их милость жестоким обращением с узниками блока смерти. И он старался изо всех сил. Из штубендистов особой жестокостью отличался Михаил Иханов. Если Горилла убивал свои жертвы ударом дубины по голове или сбрасывал в канализационный колодец, находящийся перед бараком, где несчастные узники умирали, захлебываясь экскрементами, то Иханов свои жертвы предварительно подвергал изощренному истязанию и, только насладившись видом нечеловеческих мучений, лишал их жизни.

Барак, куда загнали заключенных, был разделен на три части. Помещение, куда попал Турманов, называлось штубе А. Штубе Б считалось карантином, и туда штубендисты волоком притащили тех, которые не могли передвигаться самостоятельно. Пролежав весь день на снегу, некоторые заключенные замерзли насмерть. Таких набралось два десятка. Всех их сложили штабелем вдоль стены у самого выхода в общий лагерь.

Что делалось в штубе Б, Турханов не знал, а в штубе А заключенных набилось до отказа. Всем хотелось как можно скорее повалиться на пол и забыться, но блоковой продержал их на ногах еще четверть часа, после чего всем приказал ложиться спать. В бараке не было ни коек, ни нар, и люди спали прямо на мокром цементном полу. Из-за нехватки свободных мест опоздавшие повалились на тех, которые успели уже лечь На языке узников это называлось «ложиться сардинами». Убедившись, что «сардины» перестали разговаривать, блоковой прошел по ним, наступая своими коваными сапогами кому на голову, кому на руки и ноги, кому на грудь Там, куда опускались его каблуки, нередко слышался характерный звук сломанных ребер или раздробленных челюстей. Искалечив таким образом еще несколько человек, Горилла скрылся в дверях среднего помещения, где находились его спальня – единственная отапливаемая комната в бараке, умывальная, или «вашциммер» по-немецки, а также закуток, в котором жили штубендисты.

Претерпев за день все мыслимые и немыслимые невзгоды, узники наконец погрузились в сои, если только такое состояние, при котором у человека отключается сознание, а мучительное чувство голода, холода и боли сохраняется, можно назвать сном. К несчастью Турханова, на сей раз природа лишила его и этой милости. Зная о том, что в его положении сон является единственным средством восстановления сил, он старался уснуть поскорее, закрывал глаза, лежал неподвижно, пытался ни о чем не думать, даже затыкал уши, но ничего не помогало – сон не шел к нему Так прошел час, другой

– Тем временем неотапливаемое помещение штубе А наполнилось спертым воздухом. Дышать стало трудно. Люди начали чихать, кашлять, стонать Некоторые плакали во сне, другие ругались, даже вскрикивали. Больные туберкулезом (этим недугом было поражено больше половины узников изолирблока) отхаркивали сгустки крови, астматики (их тоже было не мало) корчились в приступах удушья. Отдельные выкрики и стоны постепенно превратились в сплошной шум и гул. Прекратите шум! – крикнул дежурный штубендисг.

– А вы бы открыли форточку. Ведь дышать нечем,- крикнул Турханов.

– Немножко потерпите. Скоро должны прийти эсэсовцы. Они проветрят помещение,- ответил штубендист.

Действительно, минут через десять появились эсэсовцы. Впереди шел сам блокфюрер. С отвращением