случайности наткнулись на полный архив с характеристиками всех членов нацистской партии, причем не где-нибудь, а на фабрике по вторичной переработке бумаги неподалеку от Мюнхена. Судя по всему, туда их привезли, чтобы уничтожить, но не успели. Руководство Центра приступило к созданию наиболее исчерпывающего архива, с помощью материалов которого можно было бы совершенно точно установить, был ли тот или иной человек нацистом. Наряду с личными делами руководителей нацистской партии, архивные фонды Центра содержали и списки рядовых членов НСРПГ, переписку партии, служебные характеристики сотрудников СС, документы службы контрразведки, данные СС о расовой принадлежности, отчеты о заседаниях Верховного суда нацистской партии и Народного суда и много чего еще, начиная с досье на членов Национал-социалистической учительской организации и кончая бумагами с подробным описанием юности Гитлера.

Когда, покинув библиотеку, я шел к станции метро, в голову пришла мысль: никогда бы не поверил, что нацисты могли быть настолько глупы, что описывали в документах свою деятельность столь исчерпывающе и с компрометирующими подробностями.

Я вышел из метро, как оказалось, на остановку раньше, чем было нужно, – на станции в американском секторе, которая по каким-то неведомым мне причинам, похоже не имеющим ничего общего с оккупацией города, называлась «Хижина дяди Тома», и пошел вниз по Аргентинишеалле.

Берлинский Архивный центр располагался на хорошо охраняемой территории в конце Вассеркэферштайг – в вымощенном булыжником тупике. Кругом высокие ветвистые деревья, неподалеку – небольшое озерцо. За проволочным ограждением виднелась череда зданий. К главному двухэтажному корпусу, окрашенному в белый цвет, с зелеными ставнями на окнах, вела взбегающая вверх тропинка. На вид – идиллическое место. Вскоре я вспомнил, что здесь прежде располагался штаб форшунгсамта – нацистского телеграфного и телефонного центра.

Солдат в будке у ворот – громадный негр с редкими зубами – подозрительно уставился на меня, когда я остановился перед его контрольно-пропускным пунктом. Вероятно, он привык иметь дело с людьми в автомобилях или с военным транспортом, а не с одиноким прохожим.

– Что тебе нужно, фриц? – спросил он, прихлопывая руками, обтянутыми шерстяными перчатками, и переминаясь с ноги на ногу, чтобы согреться.

– Я был другом капитана Линдена, – сказал я на ломаном английском. – Недавно узнал ужасную новость и пришел высказать наше с женой искреннее огорчение. Капитан был так добр к нам, знаете, он даже отдавал нам свой паек. – Я достал из кармана короткую записку, предусмотрительно написанную мною заранее. – Не будете ли вы так добры передать это полковнику Гельму?

Интонация солдата сразу же изменилась.

– Да, конечно, непременно отдам. – Он взял записку и принялся смущенно вертеть ее в руках. – Очень хорошо, что вы не забыли Линдена.

– А это несколько марок на цветы, – сказал я, сокрушенно качая головой. – И визитная карточка. Мы с женой хотели бы сами положить цветы на его могилу, пришли бы на похороны, будь они в Берлине, но полагаем, что родные заберут его тело на родину.

– Да нет, сэр, – сказал часовой. – Похороны состоятся в Вене, утром в эту пятницу. Так пожелала семья: куда меньше хлопот, чем везти тело через океан домой, как я полагаю.

Я пожал плечами:

– Для берлинца Вена так же далеко, как Америка. В наши дни путешествовать нелегко. – Я вздохнул и взглянул на часы. – Ну, мне пора, до дому путь неблизкий. – Повернувшись, чтобы уйти, я застонал и, схватившись за колено, с искаженным лицом опустился на дорогу напротив шлагбаума; моя трость со стуком упала на мостовую. Хитрость удалась: солдат покинул свой пост.

– С вами все в порядке? – спросил он, подбирая трость и помогая мне встать.

– Русская шрапнель. Время от времени она дает о себе знать. Все пройдет через минуту-другую.

– Эй, идите-ка сюда в будку и передохните пару минут. – Негр проводил меня за шлагбаум и, отворив маленькую дверь, пропустил внутрь.

– Спасибо. Очень любезно с вашей стороны.

– Любезно? Да о чем речь, вы же друг капитана Линдена...

Я с трудом сел, потер почти не болевшее колено и спросил:

– А вы хорошо его знали?

– Я? Я же рядовой. Нет, не могу сказать, что хорошо знал его время от времени мне приходилось возить капитана.

Я улыбнулся и покачал головой.

– Пожалуйста, говорите помедленнее. Я плохо знаю английский.

– Я возил его время от времени, – повторил солдат погромче и изобразил руками, будто крутит баранку. – Вы говорите, он отдавал вам свой паек?

– Да, капитан был очень добр.

– Это похоже на Линдена. Он раздавал много пайков. – Солдат помолчал, вспоминая что-то. – Есть тут одна пара, капитан заботился о них прямо как сын. Всегда возил им продукты. Может, вы знаете их: Дрекслеры.

Я вздохнул и задумчиво потер подбородок.

– Это не те ли супруги, что живут в... – я щелкнул пальцами, как будто вспоминал название улицы, вертящееся у меня на языке, – ну, как же это...

– В Штеглице, – сказал он, подсказывая мне. – На Хандьериштрассе.

Я отрицательно покачал головой.

– Нет, я подумал о других. Извините.

– Нет, ничего.

– Полиция, наверное, вас много расспрашивала после убийства капитана Линдена?

– Нет. Они ничего не спрашивали. Ведь того парня, который сделал это, уже поймали.

– Поймали? Отлично. И кто же он?

– Какой-то австриец.

– Но почему он это сделал, неизвестно?

– Кто знает? Наверное, сумасшедший. А как вы познакомились с капитаном?

– В ночном клубе «Веселый остров».

– А, знаю такой. Правда, я там никогда не был. По мне, лучше местечки на Кудам: бар «Ренни» и клуб «Ройяль». А Линден часто ходил в «Веселый остров». У него было много друзей-немцев, и они любили ходить туда.

– Еще бы! Он так хорошо говорил по-немецки.

– Это точно, сэр. Как на своем родном языке.

– Мы с женой удивлялись, почему у него нет невесты, даже предлагали познакомить его с несколькими прекрасными девушками из хороших семей.

Солдат пожал плечами.

– Полагаю, ему было не до того: очень занят, – он хихикнул, – с девицами другого сорта. Он любил тесные контакты.

Через мгновение я понял, что он имеет в виду, говоря о «тесных контактах», – то, чем занимался с моей женой тот, другой американский офицер. Я нажал на колено, как бы испытывая его на прочность, и встал.

– Вам действительно лучше? – участливо спросил солдат.

– Да, благодарю. Вы так любезны.

– Бросьте, вы же друг капитана Линдена...

Я расспросил о Дрекслерах в местном почтовом отделении Штеглица на Синтенисплац – тихой площади, прежде поросшей травой, а теперь распаханной под огороды.

Начальница почтового отделения – кокетливая женщина с копной локонов на затылке – любезно сообщила мне о том, что Дрекслеры, как и большинство проживающих поблизости горожан, берут письма на почте. Поэтому, объяснила она, номера их дома и квартиры на Хандьериштрассе ей неизвестны. И добавила, что в последнее время они не утруждают себя визитами на почту, накопилось много корреспонденции для